Книга мертвых-3. Кладбища - Эдуард Лимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умер он в августе 2013 года от сердечного приступа в замке своей второй жены (с Бухиред он развелся) Marie Christine de Solages. Этот блестящий во всех отношениях тип умудрился умереть в той же комнате, где встретил смерть великий Вольтер.
Шикарно! Высший пилотаж как красиво. Ему было не то 87, не то 88 лет, потому что год его рождения, вероятнее всего, все же 1924‑й, а не 1925‑й.
Оставив после себя 600 тысяч евро долгов, он оставил также и 33 книги, написанные им. Среди них есть книга стихов, называется «Nocturne» — «Ночное».
На его отпевании в церкви Святого Фомы Аквинского, в двух шагах от бульвара Сен — Жермен:
Белые розы с лаконичной надписью на ленте «Мэтру», красные розы с надписью «Дружески, Жорж Ибрахим Абдалла», среди пришедших проводить Вержеса — алжирский министр культуры, африканцы, целое море народа. Первой жены нет, присутствуют сын и дочь, присутствует Мари Кристин де Солаж, присутствует бывший министр юстиции Франции Ролан Дюма, адвокаты пришли в своих тогах, венок из тюрьмы Ланнемезан от лидера революционной партии Ливана, прилетел с острова Реюньен брат–близнец Вержеса Поль, он лидер компартии острова. Сын Жака Вержеса Лиесс очень похож на него. Стоит крупный негр, генерал Бозизэ, бывший президент Центрально — Африканской Республики.
Из церкви гроб выносят белые, смуглые и черные.
Похожий на кота
Мой первый издатель Jean Jacques Pauvert прожил 74 года в двадцатом веке и еще 14 лет в двадцать первом.
Я с ним познакомился в мае 1980 года, следовательно, он, родившийся в 1926 году, был тогда крепким пятидесятичетырехлетним мужиком, высоким и вполне таким мускулистым. Негустые усы делали его похожим на кота. К тому же у него были круглые глаза под очками.
Манера разговора у него была податливая, то есть он казался, может быть, даже безвольным. Однако безволие было обманчивым, несмотря на то, что когда он сердился, в голосе у него появлялись плачущие мяукающие ноты. На самом деле он был тверд, неуступчив и непреклонен.
Встретились мы, тут я вынужден пересказать уже достаточно известный из моих других книг эпизод, мы встретились по адресу 27, Rue de Florus, улице, которая ведет от задних ворот Люксембургского сада к бульвару Raspay. Дело в том, что по этому адресу помещалось тогда издательство Ramsay. При встрече Повэру ассистировал издатель Jean Pierre Ramsay или они друг другу ассистировали. Я прошел через двор, поднялся по лестнице, и два эти человека пожали мне руку.
Почему их было двое, издателей? Тут нужно вернуться в 1979 год, когда русский эмигрант, впоследствии писатель Николай Боков, мой приятель еще по Москве, умудрился от моего имени подписать с Повэром контракт на издание моей первой книги «Это я, Эдичка». Я давно потерял в странствиях тот блеклый французский контракт, исторический документ, по которому Боков выступал как мой агент, a Editions Pauvert обязывалось издать мою книгу, я бы с удовольствием поностальгировал над этим документом. Сумма там стоит незначительная, не то 12, не то 18 тысяч франков. Хотя Боков утверждал, что для первой книги это замечательно.
Далее я сидел в Нью — Йорке и с нетерпением ждал выхода книги. В феврале я получил сообщение, приведшее меня в крайнее смятение духа. Боков написал мне, что Jean Jacques Pauvert имел огромные финансовые неприятности и издательство обанкротилось. Я побродил по улицам и решил ехать в Париж, устраивать каким–то образом издание моей книги. В Нью — Йорке от «Это я, Эдичка» отказались 35 издательств.
И вот я переступаю порог издательства Ramsay. Дело в том, что Повэр за эти месяцы стал руководителем коллекции в издательстве своего друга Жан — Пьера Рамсэя.
Адрес 27, Rue de Florus — это не просто адрес, но именно здесь (меня пригласили в библиотеку издательства, она же, видимо, была кабинетом Жан — Пьера) жила и работала американская писательница Гертруда Стайн. И сюда к ней приходили Эрнест Хэмингуэй, Шервуд Андерсон, Скотт Фицджеральд с женою Зельдой… и другие великие.
Я волнуюсь, но я хорошо подготовился. Я говорю им, что я талантлив, амбициозен, что у меня есть рукопись второй книги, что здоровье у меня отменное, и я хочу стать и стану великим писателем. Для русского уха, возможно, это звучит чрезмерно, но вот для французского, оказалось, я попал в точку. Я сказал именно то, что интересует издателя, а стоит ли вкладывать деньги, пусть и небольшие, в этого русского, ведь нужно еще заплатить за перевод его книги.
Повэр читал несколько глав «Это я, Эдичка». Я не помню деталей, читал ли он английский перевод Билла Чалзмы, за который я заплатил трудовыми деньгами хаузкипера нью–йоркского миллионера (я работал мажордомом у Питера Спрэга, владельца Austin‑Martin), или же уже читал французский перевод Изабель Давидов (псевдоним), который в конце концов и был опубликован. Но он читал несколько глав, потому и купил книгу в 1979‑м.
Теперь перед ним стоял автор, сильный, мускулистый молодой мужчина в очках и, широко улыбаясь, доказывал свою писательскую состоятельность.
Мы там же, в библиотеке мисс Стайн, подписали контракт. Я вытащил из них дополнительные 10 тысяч франков!
— Эдуард, — сказал мне Повэр, — мы платим американским писателям меньшие деньги.
— У американских писателей есть в Америке американские мамы, которые их поддерживают, или папы, или они читают лекции в университетах. Я одинок, мне неоткуда ждать средств.
— Ты научился блестяще торговаться, вести бизнес, пожив в Америке, — сказал Повэр. Они рассмеялись оба и вписали в контракт эти дополнительные 10 тысяч франков.
С французским названием книги вышла некоторая заминка. Точнее, большая, поскольку минут сорок мы все трое ничего путного не могли придумать, сколько ни ходили по библиотеке, ни звенели ледышками в стаканах виски, а я и Повэр протирали очки.
Повэр стоял у большого окна, я подошел к книгам и внезапно остановился глазами на большом coffee–table–издании биографии Мэрилин Монро под названием «Джентльмены предпочитают блондинок».
— О, — сказал я, — можно назвать книгу «Я предпочитаю негров!» — и расхохотался, хотя название звучало разнузданно и принесло в будущем мне массу неприятностей.
— А что, хорошо, — сказал Рамсэй.
— Нужно уточнить, кто «я», — сказал Повэр.
— Как кто, протагонист книги.
— Читатель должен сразу знать, кто этот протагонист. Например, к примеру «Русский поэт предпочитает негров».
— Ну, это звучит как название статьи, — возразил я.
Через некоторое время мы сошлись на том, что книга будет называться «Русский поэт предпочитает больших негров».
Я был тогда настолько легкомысленен, да и аморален, конечно же, у меня и в мыслях не было, что судьба занесет меня когда–либо еще в пуританскую Россию, что я стану заниматься политикой. Я и ухом не повел. Да, собственно, так все и должно было быть. Стигмат на мне я нанес себе сам. «Все вокруг героя превращается в трагедию», — сообщил первым Ницше.
Уже к концу лета издательство Ramsay переехало на Rue Cherche Midi, переводится как «ищу среду» или «ищу середину». Все французские издатели жмутся к центру Парижа, это престижно. Cherche Midi — это было шикарно по тем временам. Чтобы Повэр меня не забыл, я нанес ему визит по новому адресу. И чтобы Рамсэй меня не забыл. Я пришел туда с красивой бывшей женой Еленой. Клянусь, чем там клянутся в романах — бутылкой кальвадоса, она произвела на них впечатление. И мне даже не пришлось им врать, назвав ее героиней моей книги.
В конце лета куски из книги опубликовал «Сэндвич» — приложение к газете Liberation, и обо мне заговорил весь культурный Париж. В ноябре 1980‑го вышла книга, и внизу стоял бренд Jean Jacques Pauvert chez Edition Ramsay. Книга имела оглушительный успех. С этого момента я исчисляю свою литературную судьбу.
Финансовый успех не спешил нарастать, волны не было. Убытков не отмечалось, но и скорого обогащения моя книга издательству не принесла.
Я стал торопить мой тандем издателей подписать со мной договор на рукопись «Дневника неудачника». Принято считать, что это — лучшая моя книга, но поскольку она написана не в жанре романа, то издателей она могла привлечь меньше, чем «Русский поэт». Рукопись для них прочли, рецензия была отличная. Правда, рецензент отметил сходство «Дневника» с двумя книгами: «Соколов» — произведение известного певца Сержа Гинзбурга, она в те годы как раз появилась, и с книгой американского писателя польского происхождения Джерзи Козински «The painted bird». Рецензент имел в виду сходство формы моей книги с этими произведениями. Книгу Pauvert — Ramsay брать не отказались, однако с договором просили подождать. «Эдуар, во Франции писатели публикуют одну книгу в несколько лет».
Но у меня кончались деньги, привезенные из Штатов, денег–то и было всего пять тысяч, и закончились те десять тысяч франков, которые Повэр — Рамсэй добавили мне к контракту за «Русского поэта». Ощутимый ущерб моему мизерному капиталу нанес приезд в Париж моей бывшей жены Елены в 1981‑м. Она назначила мне свидание в отеле Plaza d’Athene, кажется, так назывался отель. Явившись на свидание, я узнал, что за отель буду платить я. Кажется, стоил ее номер 530 франков в сутки. Моя студия по адресу 54, Rue de Archives, для сравнения, обходилась мне в 1.300 франков в месяц. В конце концов, я перетащил ее в мою студию, она находилась в отличном районе, недалеко от центра искусства имени Помпиду, но все же эта леди успела нанести мне финансовый ущерб. У нас опять вспыхнула любовь, а любовь может сжечь все банкноты, имеющиеся в наличии. Представляете себе, она приехала из Рима в Париж с собакой! С сеттером по имени Василий.