Александрия-2 - Дмитрий Барчук

Хотя адвокатская практика и приносила относительно неплохой доход, но Анна Сергеевна все равно чувствовала, что это не ее призвание. Наработав пятилетний стаж, она сразу же сдала квалификационный экзамен на статус судьи и стала ждать, когда коллегия порекомендует ее на какую-нибудь вакантную должность.

Место освободилось в Мещанском районном суде.

Десять лет прошли быстро. Изо дня в день Анна Сергеевна приходила на работу в суд к восьми, а то и к семи часам утра и по вечерам засиживалась над делами допоздна. Дед мог бы по праву гордиться своей внучкой: за десять лет ее судейской практики не было ни одного пересмотра вынесенного ею приговора по уголовным делам и считанные единицы отмененных решений по гражданским. Госпожа Самойлова имела репутацию справедливого, принципиального и – главное – неподкупного судьи.

Она не щеголяла в дорогих нарядах, не носила драгоценностей, на работу ездила на трехлетней корейской легковушке Daewoo Nexia и жила с матерью и дочерью в полученной еще дедом старой трехкомнатной квартире в сталинском доме.

Поэтому, когда в их суд поступило дело банкира Журавлева, председатель вызвал Анну Сергеевну в свой кабинет и, протянув ей пухлый том, сказал очень серьезно:

– Вот, принимайте. Остальные двести томов работники прокуратуры завезут к вам в кабинет. Но учтите, коллега, дело это – очень даже не простое. На кону стоят очень большие деньги. Возможности сторон – чуть ли не безграничные. Поэтому приготовьтесь к давлению и со стороны обвинения, и со стороны защиты. Ваша задача – строго следовать букве закона. От остальных дел я вас освобождаю, занимайтесь только этим. Но вердикт должен быть безукоризненным, чтобы комар носа не подточил.

Председатель суда свое слово сдержал: от мелких и несложных дел он действительно освободил Самойлову. Зато дело банкира вскоре объединили с делом нефтяного магната и олигарха Ланского за общим составом преступления, и это огромное хозяйство взвалили на плечи Анны Сергеевны. К 200 томам прибавилось еще 420. Теперь весь кабинет судьи, как какой-то архив, был завален папками, и в нем практически не осталось свободного места. Судья Самойлова прописалась на работе.

Девять месяцев ушло на заслушивание представителей обвинения и защиты, всевозможных свидетелей и потерпевших. Принимая в производство дело олигарха, Анна Сергеевна относилась к его основному фигуранту так же, как и к предыдущим своим обвиняемым, то есть соблюдая положенную дистанцию, без какой-либо предвзятости и заинтересованности. Она специально не хотела вникать в политическую подоплеку этого громкого дела. Перед ней были только статьи уголовного и уголовно-процессуального кодексов, наличие состава преступления, доказанность обвинения и аргументы защиты.

Но, чем глубже она погружалась в процесс, чем детальнее вникала в суть дела, тем больше осознавала, что это слушание – особенное. Ни одно из ранее рассмотренных ею дел не могло даже сравниться с ним. Его заказанность сильными мира сего для судьи была очевидна с первого дня.

Ну и пусть пауки грызутся между собой. Ей-то какая разница от того, что одни жулики съедят других. Все они там наверху одним миром мазаны. У нее есть закон, вот и будет она судить по закону. В этом ее профессиональный долг. Его она и будет выполнять, чтобы там ни случилось.

Но более всего ее ставили в тупик сами подсудимые. В их поведении не было ни нарочитой заносчивости, ни показушного раскаяния. Оба обвиняемых держались на суде корректно, сдержанно и, как ей показалось, интеллигентно. Особенно Ланский.

Они чувствовали себя уверенно даже на скамье подсудимых. Ведь их семьи никогда не замерзали от холода в неотапливаемых квартирах, они не считали копейки, чтобы заплатить за жилье и умудриться при этом не умереть с голоду. Эти проблемы были чужды им. Они были детьми своего времени. Жестокими детьми периода первоначального накопления капитала.

Им повезло. Они оказались в нужное время в нужном месте. Им отдали в собственность (или в управление?) большой и лакомый кусок государственного пирога. И, надо отдать им должное, они с честью справились с возложенной на них задачей. Создали процветающий бизнес. Они должны были извлечь максимальную прибыль, они ее и получили. Да, они оптимизировали выплату налогов до такой степени, что почти ничего не платили. Но ведь все делали так в постсоветской России. А иначе откуда было взяться миллиардным состояниям за столь короткий срок? Уклонение от уплаты налогов было чуть ли не обычаем делового оборота. Почему же на скамье подсудимых сейчас сидят только эти двое и отдуваются за всех чиновников и приближенных к власти бизнесменов, сколотивших миллионы и миллиарды на разграблении страны. Эти-то, в отличие от «красных директоров», хоть не разваливали, а создавали. За что же их теперь судить?

Если бы он признал себя виновным и покаялся в содеянном, она бы со спокойной совестью приговорила его за уклонение от уплаты налогов и неисполнение решения суда на полтора года лишения свободы, которые он уже отбыл в следственном изоляторе. И освободила бы его и его товарища из-под стражи прямо в зале суда, для проформы лишив их права занимать руководящие должности в коммерческих структурах и заниматься бизнесом года на три.

Но он этого не сделал. Наоборот, его последнее слово прозвучало не как оправдание подсудимого, а как обвинение прокурора. Он не признал себя виновным ни по одному пункту, а сам обрушился с гневной критикой на своих гонителей – нечистоплотных и своекорыстных бюрократов, заказавших этот судебный процесс с единственной целью – забрать себе процветающую нефтяную компанию. И этим сжег все мосты на пути к компромиссному решению. Чем поставил судью перед нелегким нравственным выбором: с кем вы, ваша честь?

Пожилого джентльмена с благородной сединой на висках и с греческим профилем привел к ней в кабинет председатель суда.

– Анна Сергеевна, у нас к вам будет конфиденциальный разговор, поэтому, пожалуйста, удалите на время своих помощников, – настойчиво попросил он.

Самойлова оторвалась от материалов дела и, бросив на своего старшего коллегу пронзительный взгляд, все же сказала:

– Девочки, перерыв на пятнадцать минут. Можете сходить попить кофе.

Когда они остались в кабинете втроем, председатель представил своего спутника:

– Это Семен Семенович. Он, как бы точнее выразиться… представляет интересы государства в этом деле.

– Говоря проще, тех людей, которые заказали разгром холдинга и упекли моих подсудимых в тюрьму, – срезала судья.

Ей уже до такой степени надоели все эти ходатаи с обеих сторон, что она уже не могла сдерживаться.

Председатель суда даже потерял дар речи от такой отповеди, а гость, наоборот, моментально собрался и ответил, словно заранее был готов к подобному приему:

– Можно, конечно, сказать и так. Только я бы на вашем месте, уважаемая Анна Сергеевна, воздержался от столь категоричных оценок. Судья ведь должен быть беспристрастным. Не так ли?

– Это в процессе, – Самойлова не желала сдаваться. – А сейчас, извините, у нас частный разговор.

– Я вам больше не нужен? – заискивающе спросил джентльмена председатель суда. – Тогда, с вашего позволения, я удалюсь?

Представитель государства великодушно кивнул в знак согласия.

– Слушаю вас внимательно. У нас осталось еще четырнадцать минут, – напомнила судья посетителю, когда за председателем закрылась дверь.

Семен Семенович посмотрел на нее изучающим взглядом.

«Еще молодая. Чуть больше сорока. Но как плохо выглядит! Настоящий синий чулок!» – заключил он.

«Хлыщ и пижон. Но в его голосе есть нечто такое, что заставляет людей повиноваться ему», – сделала вывод о визитере судья.

Они на самом деле настолько контрастировали друг с другом, словно происходили с разных планет. Плохо покрашенные в рыжий цвет дешевой краской, когда-то пышные, но рано поредевшие локоны судьи и гладкая, уложенная волосок к волоску, отливающая благородным серебром шевелюра пожилого джентльмена. Ее неопределенного цвета турецко-китайский костюм и серая, в мелкую изящную полоску, тройка из тончайшей английской шерсти, ладно облегающая его спортивную фигуру. Роговые очки из ближайшего магазина «Оптика» и тонкая стальная оправа, настоящее произведение искусства, придающая любому лицу значительность и весомость. В свои сорок лет судья выглядела старше, чем представитель государства в шестьдесят.

– Мы заинтересованы, чтобы суд поддержал обвинение и вынес самый суровый приговор, какой только возможен, – сразу обозначил цель своего визита Семен Семенович.

– Я еще не определилась со своим решением, – огрызнулась судья, почувствовав нешуточное давление.