Развал - Григорий Покровский

А что же делала власть? В политике бывают такие моменты, когда начальству выгоднее стоять в стороне. Власть спокойно созерцала, а иногда и участвовала. Четвёртая-то точно. Она предоставляла страницы и эфирное время мошенникам для оболванивания народа, а руководители этих СМИ получали баснословные барыши от рекламы. Потом власть придумает новые методы отъема денег у граждан. Это будут строительные фирмы-пирамиды. Они будут паразитировать на рынке жилья, собирать у дольщиков деньги и нагло обманывать, показывая людям фигу вместо квартир. В этой афёре будут участвовать губернаторы и мэры городов. А высшие эшелоны власти закроют на это глаза. Но это будет в двадцать первом веке, а сейчас в разгулявшейся смуте особой хваткой отличится молодежь. Многие из них, как правило, члены спортивных секций силовых видов спорта, поняли, что пришло их время, где нужны мускулы, а не ум, пошли в откровенные банды. Они занялись рэкетом на рынках, выколачивая из торговцев-мешочников последние гроши. Особенно успешной была молодежь, что готовила себя в партийные функционеры, Это бывшие комсомольские вожаки. Они ближе всех оказались у того пирога, где отрывались лакомые куски. Комсомольские вожаки когда-то подкладывали комсомолок своим боссам, и теперь, когда боссы побросали партийные билеты и стали демократами, молодые ребята со своими комсомолками им снова понадобились. Их допустили к корыту. Жадная энергичная молодая гвардия мускулистыми плечами стала расталкивать всех жующих рядом. Они становились банкирами, владельцами крупных торговых фирм и нефтяных кампаний. Заработали мускулы, затрещали кости от бейсбольных бит бравых молодчиков. В городах стали раздаваться автоматные очереди. Мужикам, прошедшим войну в Афганистане появилась работа. В результате эта молодёжь, до девяностого года не имеющая и тысячи рублей на сберкнижках, а некоторые из них даже не представляли, как выглядит доллар, за каких-то два года заимела в иностранных банках счета на миллионы долларов. Деньги из России в иностранные банки текли рекой. Во второй раз на этом веку, в начале его и в конце, Россия была ограблена до нитки. Когда-то Наполеон, изучая деятельность конвента, сказал великолепные слова: «Коллективные преступления ни на кого не возлагают

ответственности».

Разграбленная и разодранная на национальные лоскутки Россия, как в семнадцатом, так и сейчас, содрогалась в конвульсиях. Шахты закрывались. Шахтёры приезжали с глубинок в столицу и стучали касками на Горбатом мосту. Заводы стояли на коленях или лежали на боку. Власть их умышленно банкротила, а затем своим близким людям продавала по дешёвке. Заводы из государственных превращались в частные владения. Многие из них такие, как московский АЗЛК, не поднимутся больше никогда. Миллионы людей России оказались вмиг безработными. Непобедимая пришлыми врагами страна оказывается беспомощна и уязвима изнутри вследствие смут, организованных элитами этой страны. Почему это с периодичностью происходит в России? И какой же урок надо извлечь из этого? Могу ответить банально — не знаю. На мой чисто субъективный взгляд, вся причина в том, что правящие круги держат народ за быдло, в нищете, и повальном воровстве и коррупции в эшелонах власти. И как только народ начинает подниматься, его бьют по рукам, не давая встать с колен. Плюс господствующая азиатская ментальность с присущим ей обожествлением персоны царя (не важно — «белого» «красного» или «коричневого») с массовым холуйством и призрением к свободе личности. Там, наверху, преобладает один закон: «баранами легче управлять». Пока будет такое положение дел, Россия будет уменьшаться, как шагреневая кожа. Для этого всегда найдётся крикун и увлечёт за собой толпу, которая потеряла всякую надежду выжить. А за толпой, по принципу, «все пошли и я за ними», поднимается весь униженный люд. А дальше — «нет страшнее и бессмысленней, чем русский бунт». Пока будет нищета, Россия будет слаба изнутри. Нищета — это почва для мошенников, крикунов и бандитов. И надо помнить одно: если Россия распадётся на удельные княжества, их поглотит другое государство, с более сильным народом. Об этом научно доказал Лев Гумилёв. Да и сама Россия трёхсотлетнее монгольское иго проходила. А крикунам скажу так. Не хотите подчиняться своему московскому князю, будете подчиняться чужому пекинскому.

Бурцев сидел у себя в кабинете и размышлял над одним вопросом.

— Почему всё так произошло? Почему некогда сильная армия, державшая в страхе всю Европу, в миг оказалась не боеспособной. А может, и страх-то был понапрасну? Может, это пугало было набито соломой?

Василий ходил в Трептов парк, и видел высеченное на камне у подножья воину освободителю изречение Сталина и его имя. Бурцеву тогда показалось странным. Там, на родине, после развенчания культа личности не осталось и упоминания о нем. А тут в центре Европы, которую Сталин покорил и оставил жупел, уважали. Боялись и уважали. Странное, все-таки, существо человек: чем страшнее идол, тем больше он ему поклоняется и приносит жертвы. В России его тоже боялись и уважали. Ведь встретились после смерти Сталина две России. Россия сидевшая и Россия сажавшая. Встретились и не подрались. Выпили, пожали друг другу руки и разошлись с миром. Видать, уже накричались вдоволь. Многие чувствовали вину. Вину за пролитую невинную кровушку. За то, что участвовали в разграблении матушки Родины. За то, что молчали, видя, как другие грабят. За то, что строчили доносы на своих сограждан. Видать знали, за что пришло возмездие, поэтому и не подрались и не стали мстить друг другу. Но кто же заставит каяться этих грабителей девяностых? Откуда придет возмездие им, за эту нищету, которую создали они своим необузданным аппетитом? За нищету, которая привела людей к разорению семей, суицидам, замерзанию стариков в своих домах, пьянству и наркотикам, и вымиранию России. Около миллиона в год Россия теряет населения в результате повальной нищеты и пьянства. Ведь пьянство — это социальная болезнь и причины её появления — безысходность. Воруете вы, господа властители, воруйте?! Ну, стройте вы дворцы у себя на родине. Давайте хоть как-то своему народу зарабатывать и кормить свои семьи. Но нет же, крадут и вывозят капитал за рубеж. Дают жить и процветать народу другой страны, а свой народ обрекают на вымирание. И не надо этим государствам тратить огромные средства на армию, если рядом слабая и бездонная дыра; не надо завоёвывать чужие территории и подвергать свой народ риску, пока будут такие, сосущие Россию изнутри. Эти страны и дальше будут развиваться.

— Так чем же Соснин со своим демократическим окружением лучше коммунистов? — думал Бурцев. Чем же правые лучше левых? А ничем. Пожалуй, и разница между ними только в том, что одни душили людей в ГУЛАГе и в психушках, а при этих отстреливают людей прямо на улице, взрывают в домах, на рынках, в электричках. Да множество банд, разгуливает в городах, и на дорогах, зачастую руководимые депутатами и мэрами.

Воинское звание полковник Бурцеву присвоили почти перед самым выводом полка. Торжеств особых решил не устраивать, а отметить в немецком баре. Пригласил только своих заместителей. Гаштет выбрали маленький, уютный. Он стоял на краю деревни, почти в лесу. Рядом живописное озеро и впадающая в него речушка с плотиной и старинной мельницей. Вдоль берега озера стояли вековые сосны. Между ними петляла неширокая пешеходная дорожка со скамейками по бокам. Сам гаштет размещался в старом особняке, что придавало ему особый уют. Пока зампотылу Эрик Айдман разговаривал с хозяином бара, Бурцев с замами разместились на скамейке и любовались природой.

— А всё таки хорошо, что имеем человека, говорящего на немецком, — сказал Черняк. Айдман был немец из Поволжья, в полк приехал совсем недавно.

— Молодец он — сказал Бурцев — и года ещё нет, как он сменил Сергей Сергеевича, а быстро врос в коллектив. Порядок в тылу навёл, не в обиду сказано старому. Сергей Сергеевича надо было постоянно толкать, а этот всё сам без толкача работает. В столовой загляденье, порядок, чистота. Казалось бы, те же люди, те же повара, а всё по-другому.

— Да, — сказал Черняк, — немцы умеют. Вот поглядите, — Черняк указал рукой на деревню, — всего каких-то тридцать домов, а как всё устроено, позавидуешь. Дома кирпичные, заборчики маленькие, ровненькие, возле домов клумбы с цветами. Улица мощёная, тротуар. Возле озера аллея. Вроде бы не деревня, а маленький городок. У нас не во всяком районном центре такое есть. А если есть, то только на улице, где живёт районное начальство. А в деревнях покосившиеся заборы, да наспех сколоченные туалеты; посреди улицы колея в метр и туда жители мусор валят. А тут гляди, бачки для мусора возле каждого дома, фонари горят, и никто их не бьёт. Будка телефонная стоит: в ней свет горит, и телефонный справочник лежит на полочке, карандашик весит на ниточке. И никто их не крадёт. Маленькая деревушка, но есть пивбар, магазин. Зачем этому немчику в город ехать. Он тут дышит свежим воздухом и живёт в таких же условиях, как горожанин. А у наших деревнях не то, чтобы гаштет, магазин не всегда есть.