Колдовство - Чарльз Уолтер Уильямс

При «сильнейшем» подозрении, даже если обвиняемая дала признательные показания и отреклась, она признается виновной. «Не отрекающиеся передаются светскому суду и сжигаются».

Далее перечисляются пятнадцать форм произнесения приговора от наложения простого отречения до окончательного заключения о передаче в светский суд, при этом «мы нарочито просим светский суд так умерить свой приговор, чтобы тебе не угрожало ни кровопролитие, ни опасность смерти». Предусматривался даже такой маловероятный случай, когда свидетели раскаются и признаются, что действовали злонамеренно. Такая коллизия предусматривает освобождение обвиняемой, а свидетели напротив приговариваются к пожизненному заключению на хлебе и воде, а также к другим покаяниям; хотя епископы, как и во всех случаях, кроме передачи в светский суд, могут впоследствии смягчить или усилить наказание. Обвиняемым должна быть предоставлена возможность примириться с Церковью и быть оправданными, даже если их уже сожгли.

В самом конце читатель находит две главы, которые, после огромного объема юридических и богословских сведений, кажутся почти жалкими, особенно последний абзац. Инквизиторы осуждают светских властителей, защищающих и поддерживающих колдунов, особенно знаменитых колдунов-лучников. Они грозят им отлучением от церкви, осуждением и вечным проклятием. «Все эти укрыватели, покровители и т. д. в некоторых случаях более достойны проклятия, чем все ведьмы». Покровители, несомненно, существовали, усложняя, обременяя и сводя на нет работу судов — препятствуя судебным процессам, освобождая из тюрем и помогая осужденным. В конце упоминается папский суд в Риме. Ведь иногда обвиняемый подает апелляцию (авторы «Молота» допускают такую возможность), апелляция может быть удовлетворена, тогда вопрос передается для решения Святому Апостольскому Престолу. Обвиняемый должен быть отправлен в Рим. Последний грустный абзац всей огромной работы можно процитировать полностью.

«Судьям следует принять к сведению, что если они, по требованию жалобщика, лично вызываются в римский суд, то они должны остерегаться давать по этому делу клятвенные заверения. Они должны заботиться о том, чтобы процесс был разобран и передан им, первоначальным судьям, для окончательного приговора. Они должны также заботиться о скорейшем возвращении на места своей обычной деятельности, чтобы уныние, неприятности, заботы и расходы не отразились вредно на их здоровье. Ведь это все вредит Церкви, еретики начинают чувствовать себя сильнее, а судьи не найдут должного почитания и уважения и не будут вызывать страха при своем появлении. Когда другие еретики видят, что судьи утомлены долгой работой при римской курии, они поднимают голову, начинают презирать судей, становятся злостными и дерзновеннее начинают сеять свою ересь. Когда же против них начинается процесс, они подают свои апелляции. И другие судьи становятся слабее при исполнении своих служебных обязанностей по искоренению еретиков, так как начинают бояться усталости, как следствия уныния и неприятностей. Все это весьма вредно отзывается на вере и святой Церкви Господней. От сей напасти да защитит Церковь Жених ее».

Глава седьмая. Магическое искусство живо

Чем же в те времена являлось магическое искусство? Неужто оно существовало только в воображении? Но может ли воображаемая идея занимать столько умов? Самые недоверчивые на протяжении веков все же не дошли до полного отрицали магии; самые доверчивые, поскольку их силком оттаскивали от веры в магию, помогали ей выживать. Все доказательства не вызывают доверия, но когда из-за слабости доказательств явление отвергается совершенно, то в одном, то в другом эпизоде как, например, с участием Жиля де Ре или мадам де Монтеспан, неожиданно обнаруживается несомненное существование традиции и действий самого извращенного рода. И во всех классах общества живет неистребимое представление об аде. Разговоры о том, что кто-то там и здесь видел дьявола, вызывают явное сомнение, а вот в том, что дьявол существует, не сомневается практически никто.

Магическое искусство того или иного рода давно стало признанным фактом. Магические способности вполне могут быть наследуемыми. Магия не скрывалась, наоборот, она всячески пропагандировалась. Магическая идея стремилась к тому же, что и Церковь: привлечь к себе как можно больше сторонников, а особенно — детей, в основном, через своих родителей, адептов магии. Если бы дети были предоставлены самим себе, они росли бы и воспитывались естественным образом, но, похоже, в жизни некоторых из них наступал момент, когда им приходилось приносить темные обеты. Мадам де Буриньон[86], построившая между 1650 и 1660 годами дом в Лилле для девочек-сирот, рассказывала, что многие из ее подопечных, «не знающих о спасении и живущих как звери», были тайными ведьмами[87] — это те, которые были пожертвованы силам зла в детстве или дали клятвы дьяволу по достижении разумного возраста.

Но все же большинство детей с детства не посвящалось в темные тайны; они выросли, и неизбежно услышали рассказы о колдовстве, случившемся где-то неподалеку, а во многих городах и деревнях — и вовсе по-соседству. Некоторые из этих молодых людей оказывались мечтателями. Это вообще свойственно детям — фантазировать и получать удовольствие от своих фантазий. Зачастую фантазии непременно должны быть тайными. Например, ребенок, выросший в трудных условиях, будет думать, что его родители — приемные, а на самом деле в его жилах течет голубая кровь, что ему на роду написано достичь величия и занять высокое положение — такое случается сплошь и рядом. Протест в нашей природе должен найти свой способ реализации, даже если для его развития совершенно нет условий. Религия направляет протест в определенное русло — она дает возможность человеку ощутить себя Божиим творением и наследником Царства Небесного, придает разуму исключительную важность, что не безопасно, даже если разум действительно наделяет человека особыми дарованиями. Но если для человека религиозный путь по каким-то причинам неприемлем, если разум его противится пути, предписанному Церковью, если человек обуреваем жадностью или любопытством, то в сердце его вполне может поселиться любая другая фантазия, сколь угодно нелепая. Главное, чтобы она удовлетворяла его стремления и мечты, чтобы человек обретал чувство оправданности собственного существования.

И вот в какой-то момент такой человек может ощутить, что он не один, что за ним постоянно наблюдают и сопровождают его незримые высшие силы, они хотят общаться с ним, сулят ему победы и постепенно овладевают его сознанием, обещая взамен власть над миром. Само подобное стремление есть безумие, поскольку противоречит разуму, оно приводит к тому, что человек постоянно терпит неудачи от столкновении с реальной жизнью. Он все дальше отходит от абсолютной ценности — быть самим собой. Больше того, сама такая ценность становится для них ненавистна, причем, подчас даже больше, чем мы можем себе представить. Они хотят иного. Стремятся сделать шаг навстречу тому шансу в жизни, который был им обещан их собственной фантазией.