А жизнь была совсем хорошая (сборник) - Мария Метлицкая

Он спокойно кивнул.

– И зачем приходил? – удивилась она.

Он пожал плечами и глупо ответил:

– Поздравить.

– Спасибо, – усмехнулась хозяйка, и глаза ее наполнились слезами. – Поздравил!

Марина выскользнула за дверь и сбежала по шаткой деревянной лестнице. На улице она задохнулась от злости и возмущения.

– Зачем? Зачем ты притащил меня сюда? Это же твоя бывшая любовница! Я что, идиотка? Не вижу и не понимаю? А тебе же на все наплевать! И на нее – в том числе. В день ее рождения, между прочим.

Андрей равнодушно пожал плечами.

– Тебе-то что? И чего завелась? Какая любовница? Бред, ей-богу. Ну, ладно, любовница… А какая, в сущности, разница?

Марина быстро пошла к метро, а он семенил за ней, бурча себе под нос:

– Любовница! Бред какой-то. Да и вообще – когда это было.

В тот день они крепко поссорились.

Зима была нестерпимо морозной, снежной и какой-то бесконечной. Казалось, там, наверху, весну отменили. Ну, или забыли назначить – даже в начале апреля мели метели и совсем не показывалось солнце, которого все так ждали.

Марина вбежала в метро, отряхивая с варежек и воротника снег. И тут ее окликнули. Она подняла глаза и увидела Дениса.

– Встретились, – мрачно констатировал он.

Она рассмеялась.

– Ты, я вижу, страшно этому рад.

– Ну, могла бы и объявиться, – проговорил он. – Так, между прочим. Не один пуд соли вместе съели, матушка.

– А ты? – удивилась она.

– Телефон потерял, – признался Денис. – Да и не до того было. Отец долго болел, а потом… – он помолчал, – а потом умер.

– Прости – сказала Марина.

Денис усмехнулся:

– За что?

Они доехали до центра и зашли в кафе. Погрелись горячим кофе. Потом долго болтали о жизни. Марине было с ним легко и просто – никакого напряга. Видела, что он здорово изменился – повзрослел, что ли. Он рассказал ей, что мать его в себя не пришла, совсем ничего не хочет, почти не встает с дивана и в дальнейшей жизни не видит ровно никакого смысла. С отцом они были так счастливы, что, казалось, так не бывает.

Денис провожать ее не стал – торопился домой. Объяснил, что не хочет оставлять мать надолго. Да и покормить ее надо – одна точно не поест.

– Давай я тебя провожу, – предложила она. Домой идти почему-то совсем расхотелось.

Они доехали до его дома, и он, смущаясь, извинился:

– Прости, что не приглашаю. Ну, не до гостей маме – надеюсь, ты понимаешь.

Марина чмокнула его в щеку.

– Держись! – И сунула ему в руку бумажку со своим телефоном. – Надеюсь, теперь не потеряешь.

Он внимательно посмотрел на нее:

– Теперь – точно нет.

А она подумала: «Какой надежный! Чтобы так к матери… а отношение к матери, как известно…»

Денис очень нравился Марининой маме. Воспитан, хорош собой, приличная семья. Перспективное образование, замечательный вуз – Архитектурный. Там дураков не держат. И пахать надо – будь здоров! Даже будучи студентом.

– Хороший мальчик, – говорила мать. – Очень хороший мальчик.

– И что? – взрывалась Марина. – Что ты хочешь этим сказать?

– А ничего, – пожимала плечами мать, – только то, что уже сказала. Присмотрись просто – такие парни на дороге не валяются. Перспективный и приличный человек. Ответственный. С таким по жизни не страшно.

– Мы друзья, мам! Если ты этого еще не поняла, – кипятилась дочь. – И как мужчина он меня совершенно не привлекает. Несмотря на его ответственность и перспективность, чувств я к нему никаких не испытываю. Понимаешь? Просто приятель. Попутчик! И замуж я, кстати, тоже пока не собираюсь. Рановато еще. Тебе не кажется?

– Ну, насчет рановато… это как сказать. Я тебя родила в девятнадцать. А насчет чувств… Кто его знает… По сердцу надо выходить замуж или по голове? И попутчик, кстати, это синоним спутника. А спутник – это не так уж плохо. – Мать села за стол и продолжила: – Вот подруги мои… Саша и Лера. Ты все про них знаешь. Сашка, как и я, замуж выскочила очертя голову и по любви. Итог – я одна, и она тоже. Любовь закончилась, как не было. У меня хоть от этой любви дочка осталась. А у нее – пять абортов. То рано, то надо встать на ноги. То кооператив выплачивать, то машину для Юры. А потом оказалось, что у Юры растет сын. Правда, от другой женщины. Той, для которой оказалось «не рано» и не поздно, а в самый раз. И Лерочка. Любила одногруппника. Севка такой был – красавец, глаз не оторвешь. Она по нему сохла три года. И даже почти иссохла. А он… И любил вроде… Но ни в чем себе не отказывал. Она тогда в психушку даже загремела… Говорила, он дотрагивался до меня, и я теряла сознание. В буквальном смысле. А после психушки сказала – все, хорош. С любовью этой… После психушки следующая остановка – кладбище. И от Севки ушла. А потом вышла замуж. Сергей заурядный был, обычный такой… И внешне, и огня в нем никакого. Куда ему до Севки, с его гитарой и остроумием! С его плечами, ростом и синими очами. Мелкий мужичок, сухощавый. Очки на носу. Правда, теперь уже он сознание терял – от Лерочки. Ну, здесь в переносном, разумеется, смысле. Цветы каждый вечер, пирожное «картошка» – две штуки. На большее денег не было. А Лерочка эту «картошку» обожала. Заболела однажды – так он всю ночь ей компрессы менял. И она вспомнила, как Севка ни разу в больницу не пришел. Говорил, больничный дух на него тоску нагоняет. А когда Сережа сварил ей куриный бульон… Тут у нее в голове и перевернулось. И через месяц она за Сережу замуж и вышла. Ну, а как они живут – ты знаешь. И дом полная чаша, и Лерочка по-прежнему королева на троне. Даже еще больше, чем в молодости. Оттого, что он в себя до сих пор прийти не может, что такая царица, как Лерочка, за него вышла. И еще дочку родила. Вот и подумаешь тут… про сердце и голову…

– Мам! – жалобно сказала дочь. – А ты и сама в это веришь? И сама бы так могла, как Лерочка?

Мать ничего не ответила. Только посмотрела на дочку так, что у той зашлось сердце. От любви и… от жалости.

Андрей

В жизни Андрея ничего не менялось. Совсем ничего. Его сценарии по-прежнему возвращались со студий. Рукописи, отосланные в журналы – крупные и не очень, – не возвращались вообще. Там было не принято возвращать забракованные послания.

Он подвизался в детском журнале и рабочей газете при крупном машиностроительном заводе – на это и жил. Скудновато, но уж точно не голодно. На картошку с селедкой и бутылку «Столичной» всегда хватало, равно как на чай, печенье и хлеб с маслом. Варенье поставляла мама. По воскресеньям он ездил к ней обедать. Тогда она пыталась его откормить, а он шутил, что на неделю не хватит. Вместе с пакетом с пирожками и котлетами мать пыталась засунуть ему червонец или пятерку. Он, немея от стыда, начинал кричать, швырял пакет с провизией и хлопал входной дверью.

Господи! Какой бред и стыд! Я, здоровый, почти сорокалетний мужик, еду к матери подхарчиться, и она мне сует мятую пятерку! Вместо того чтобы я привез ей цветы, конфеты, хорошего сыру. Купил ей путевку в Кисловодск, который ей просто необходим. Справил новое зимнее пальто и сапоги. Переклеил наконец драные обои в комнате.

К Ксюше и Ольге он по-прежнему ездил раз в неделю. Видел, что Ольга этим тяготится. И ее добродушный муженек, радостно улыбаясь и протягивая руку для пожатия, видимо, тоже.

Ксюша, абсолютная его копия, росла славной девочкой – послушной, умненькой и спокойной. К нему она относилась доброжелательно, но… Естественно, равнодушно. Впрочем, чему удивляться?

С восторгом рассказывала ему, как «с мамой и папой» ездили кататься на санках.

Уловила, что он поморщился, и, покраснев, взяла его за руку.

«Тонкий ребенок. – подумал он – есть в кого. И жизнь ей это точно не облегчит».

А тут объявилась Жанка. Тараторила в трубку, что собирается сваливать. Всей семьей, разумеется. Жанка, Санька, Жанкин муж-стоматолог и маленькая дочка от этого самого стоматолога.

Звонок, Жанкина торопливость и сбивчивость были понятны – нужно было разрешение на вывоз Саньки. Он, не подумав, сразу сказал:

– Нет. Не может быть и речи. Даже думать не хочу, что я, скорее всего, никогда не увижу своего сына!

Жанка, естественно, взбеленилась.

– А часто ли ты его видишь? И уж на те ли копейки, что ты высылаешь, Санька жрет и снашивает портки?

Тут же вставила про Фиму, нового мужа, который Саньке и то, и се… Лучше родного папаши.

– И вообще, сволочь, не ломай мою жизнь! И Санькину, кстати, тоже. И какое ты имеешь право, черт подери! Знала, что ты гад, но чтобы настолько!..

Жанка в горячке шваркнула трубку – кипела кровь вместе с гневом, хотя понимала отчетливо: от бывшего муженька никуда не деться. А вот выдержки не хватило. Ведь такая сволочь, прости господи! Чтоб ему…

Какие проклятия были в тот вечер посланы на его голову, даже он, отлично знавший бывшую жену, предположить не мог.

А рассудительный стоматолог уговаривал Жанночку «таки помириться».

– Что поделаешь? Все мы от кого-нибудь зависим, мамочка! – журчал он, уплетая третью по счету котлету.