Обещаю, больно не будет (СИ) - Коэн Даша

Да, я выкрутил ей руки, заперев рядом с собой в одном периметре, но чудовищем быть не хотел.

— Бывают в жизни огорчения.

Вздыхаю, закатываю глаза и тихо матерюсь заковыристо, но всё-таки пытаюсь вновь штурмовать её неприступные стены.

— Я буду молчать. Слово даю, Вероника. Поешь, пожалуйста. Я старался, готовил для тебя.

И я уж было приготовился к долгой осаде и длинным речам, как неожиданно в полнейшем шоке услышал звук проворачиваемой завёртки замка. Дверь открылась и передо мной предстала равнодушная и безмятежная Истомина.

Вот так — меня колошматит от её близости и желания вновь прикоснуться. Хотя бы кончиками пальцев. А у неё покерфейс.

— Назло трамваю пешком ходить не собираюсь. Но на слове тебя поймала, Басов.

Высказалась и горделиво побрела к столу, за который тут же уселась и принялась есть. Ну а я к ней припустил. Вина подлил, малодушно надеясь, что она чуть подобреет от выпитого. Наивный лапоть, ни дать ни взять.

А у самого миллионы вопросов в голове крутится. Конечно, на многие из них я уже знал ответы: где и на кого она учится, подрабатывает, что делает в свободное время. Но мне отчего-то было нужно знать намного больше. Например, всё. И не раскалёнными щипцами из неё информацию выковыривать, а чтобы она сама мне всё рассказала, как тогда на маяке.

А я бы лежал, смотрел на неё, слушал тихое повествование и пёрся оттого, что она рядом.

Ментальную отрезвляющую оплеуху я втащил себе сразу же после этой финальной мысли. Ужаснулся! На минуту до чёрных мушек перед глазами захотел выкинуть отсюда эту девчонку, которая в кратчайшие сроки смешала мои мозги в крутую пену, как в блендере. И куда меня вообще понесло?

Но время шло, а я, как сидел, таращась на Веронику во все глаза, так и остался. А она просто ела, без жеманства и кокетства, технично орудуя приборами, а я весь вскипал. Везде!

Ибо Истомина превратилась в ходячий секс, чёрт бы её побрал.

Доедает рыбу, кивает в знак того, что вкус она оценила по достоинству. Допивает бокал вина. Откидывается на спинку стула и смотрит в бесконечные сумерки. Думает о чём-то, едва хмурясь. Красивая настолько, что глаза слепнут.

Психую. Встаю и принимаюсь убирать со стола. Складываю тарелки в посудомойку, доливаю вина и когда уже достаю из морозилки мороженое, вижу, что Вероника вновь спешит укрыться с моих глаз.

— Останься, — кидаю я ей уже в спину, чувствуя, как у меня самого тарахтит в груди.

Не хочу, чтобы она уходила. Категорически!

— Зачем? — чуть поворачивается в мою сторону, но на меня не смотрит. Закрыта полностью, руки прячет в карманах своей юбки. И губы по-прежнему поджимает недовольно.

— Можем посидеть на террасе. Допьём вино, поговорим на нейтральные темы.

— Прости, но я не хочу говорить с тобой ни на какие темы, Ярослав, — чуть ведёт плечом, и я с защемлением всех нервов в организме понимаю, что она не лукавит. Все так и есть.

Внутри меня вспыхивает иррациональная паника. Та самая, которую я уже испытывал дважды в своей жизни: первый — когда умер отец, второй — когда умерла мать. И я остался совсем один, никому не нужный пацан, которого футболили все кому не лень.

Это потом я внушил себе, что мне на всё и всех насрать. А тогда мне было тупо больно.

Вот и сейчас я чувствовал то же самое и сам себя за это ненавидел. Потому что Истомина была моим прошлым уже давным-давно, и я не планировал что-либо менять на этот счёт.

— Кино? — зачем-то бросаю я новое предложение особо уже и не рассчитывая на положительный ответ. Но она и здесь умудряется меня удивить.

— Кино давай. Но молча, Яр.

— Ладно.

Она возвращается и усаживается на диван. Спустя минут пять я передаю ей на подносе мороженое со свежими ягодами и ещё бокал охлаждённого вина.

— Есть пожелания? — уточняю я.

— Не про любовь.

Врубаю ужасы. Махровые такие, зубодробительные. С прицелом на то, что Истомина изойдёт на измену и всё-таки кинется искать защиты у меня. Но я ошибся. Все два часа Вероника с незамутнённым спокойствием взирала на то, как демон из зазеркалья пытался свести с ума простого охранника сгоревшего супермаркета.

Помнится, мы ещё в школе впервые смотрели этот фильм на пару с Аммо и реально так понервничали. А Серяк и Тимофеев так вообще месяц от зеркал шарахались как прокажённые. И это парни, здоровые лбы.

А тут сидела девчонка — жалкий камышик, полтора метра ростом и даже не дрогнула. И тут я вспомнил, как увидел на её теле синяки, которые ей понаставила мать, и понял — в её жизни хватало демонов и похуже, чем эти экранные пугалки.

Почему-то стало стыдно. И сидеть с ней рядом было невмоготу. Романтический настрой пропал совершенно. Только нервы гудели, как высоковольтные провода, да сердце как-то натужно качало кровь за рёбрами. Не выдержал этого разболтанного состояния. Встал и двинул в ванную, где ещё раз проверил, что у Истоминой всё есть: новая зубная щётка, фруктовый гель для душа, шампунь и кондиционер для её роскошных густых волос.

— Вот чёрт, — услышал я шум из гостиной и тут же кинулся туда, отчаянно переживая, что же произошло.

— Я вазочку с мороженым перевернула, — прошептала Вероника и через мгновение добавила, хмуря брови, — не вздумай меня стебать, я нечаянно.

— Даже в мыслях не было, — перевёл я взгляд на её испачканную футболку, кивнул и направился в гардеробную, где достал ей, во что переодеться. — На вот, это чистая. А я пока твою в машинку закину.

Несколько секунд длилась схватка двух упрямых взглядов, и всё-таки Истомина кивает, а затем скрывается в ванной комнате. Слышу, как шумит вода, как работает электрическая зубная щётка, как топают босые ноги по полу в мою сторону, где я уже постелил ей постель и прихватил для себя подушку с одеялом, чтобы разместиться в гостиной на диване.

— Зачем я здесь, Ярослав?

Поворачиваюсь к ней. Улыбаюсь, видя, что именно написано на той футболке, что я ей выдал. Вероника тоже переводит свой взгляд на буквы, читает надпись «Просто целуй меня. Поговорить мы можем позже», хмурится и закатывает глаза, кидая предупреждающе:

— Не смей!

— Ложись спать, Истома.

— Хватит называть меня так. И ты не ответил на мой вопрос.

— Ты здесь, потому что между нами ничего не умерло. И ты сама это знаешь, — отвечаю я и покидаю комнату, плотно притворяя за собой дверь и пытаясь доказать самому себе, что я сказал всё это лишь для красного словца, а не потому, что это чистая правда.

Ни хрена подобного!

Я давно к ней остыл! Я долбанный айсберг! А взорвало меня только потому, что я мужик, я молод и меня штырит на любую более или менее привлекательную тёлку. Именно так! И никак иначе!

Чёрт!

Вот только два часа прошло с тех пор, как свет в квартире погас и все звуки стихли, а я уснуть так и не смог. Тело конкретно вело. Отчаянно тянуло в сторону спальни, а мягкий диван казался набитым острыми камнями. Покрутился ещё с минут сорок, а потом не выдержал и всё-таки поднялся на ноги.

Осторожно шагнул в ту сторону, где давным-давно спала Истомина.

Открыл дверь.

Бесшумно шагнул за порог. Подошёл ближе и замер, рассматривая, как она свернулась в позу эмбриона, подложив обе ладошки под щеку. Жрал её образ ещё где-то четверть часа, а потом плюнул на все можно и нельзя. И лёг с ней рядом.

Не обнимал, нет.

Только прижался носом к её затылку, вздохнул полными лёгкими, ловя какой-то дикий, первобытный кайф. И тут же отрубился.

Проснулся как от толчка — это Вероника во сне перевернулась, и теперь её волосы разметались по моей груди, а маленькие пальчики чуть касались моего бока, прожигая меня до костей этим невинным прикосновением. И мне бы спать дальше, но не могу.

Весь дрожу, вдыхая её аромат и откровенно наслаждаясь этой украденной близостью. А самому дышать страшно — лишь бы и дальше так лежала. Рядом. Близко. Ещё ближе!

Не могу себя пересилить — веду носом, касаясь её виска, накачиваю всего себя ею, дотрагиваюсь подушечками пальцев до нижней губы и почти схожу с ума оттого, что мне сейчас так хорошо, как не было, наверное, никогда в жизни.