Дитя Одина - Тим Северин

Я же особенно печалился об одном человеке — моем герое и наставнике, Торвалле Охотнике. В половине того времени, что мы прожили в зимовье Лейва, он ушел. Тогда распря между ярыми христианами и приверженцами исконной веры достигла такого накала, что Торвалль заявил, что не намерен большее оставаться с нами. Он решил разведать берег и найти место получше. Кто желал присоединиться к нему, был волен это сделать. Четверо решили пойти с ним, и Торфинн отдал им нашу ладью, наверное, потому, что Гудрид на том настояла. Не раз она говорила, что она не желает, чтобы Снорри рос в обществе людей, подобных Торваллю, с их языческой верой. После того как Торвалль и несколько его товарищей отплыли на север, держа вдоль берега, я долго не находил себе места. Больше мы ничего о них не слышали, и я вместе со всеми остальными решил, что Торвалля с товарищами схватили и убили скрелинги. Именно так с незваными гостями поступили бы мы, норвежцы.

ГЛАВА 9

Когда мы вернулись в Гренландию, в Браттахлиде нас встретили довольно холодно. Все посчитали, что поход наш оказался лишней тратой сил и лучше было бы нам сидеть дома. Такой прием не понравился Торфинну и он сказал, что пробудет в Гренландии всего несколько месяцев, а потом вернется в Исландию, к своей семье в Скагафборде, и поселится там с Гудрид и их двухлетним сыном. На этот раз меня с собой не брали.

Гудрид меня бросила — во всяком случае, так мне казалось, — и из моих наставников остался один иссохший морщинистый Тюркир, и сам я стал угрюм и неуживчив. Нелюдимость моя еще усилилась, когда, вернувшись из Винланда в Браттахлид, я обнаружил, что за три минувших года растерял друзей детства. Эйвинд, Храфн и остальные росли вместе, а меня с ними не было. Поначалу им были любопытны мои рассказы о жизни в Винланде, но вскоре их интерес к тому, что я видел или делал там, угас. Они всегда считали меня странноватым, а теперь решили, что от одинокой жизни в Винланде, где у меня вовсе не было сверстников, я вовсе одичал. Между нами осталось слишком мало общего.

В итоге я сам начал пестовать свою потаенную тоску по Винланду. Опыт, приобретенный на чужой земле, помог мне понять самого себя. И мне очень хотелось вернуться туда.

Самым удивительным образом возможность вновь побывать в Винланде предоставил мне человек, от которого я меньше всего ожидал этого, — моя тетка Фрейдис. За время нашего отсутствия она из девятнадцатилетней пройдохи превратилась в женщину властную как внешне, так и по уму. Она заматерела, стала статной, пышной, полногрудой, с мощными руками и мясистым лицом, скорее мужским, чем женским. У нее даже появились тонкие светлые усики. Столь отталкивающая внешность не помешала ей выйти замуж — за бесхребетного болтуна по имени Торвальд, владельца маленького хутора, располагавшегося в месте, называемом Гарда. Как и большинство тамошних жителей, он страшился норова Фрейдис, ее бешеной переменчивости и приступов темного гнева.

Фрейдис, никогда не упускавшая возможности напомнить людям, что она дочь первого гренландского поселенца, забрала в голову, что Торфинн и Гудрид по собственному их неумению не смогли обосноваться в Винланде, и что у нее, Фрейдис, это получится лучше. Она столь страстно толковала об этом, что к ней стали прислушиваться. Зимовье Лейва, говорила Фрейдис, пока еще принадлежит ее сводному брату, а стало быть, род Эйрикссонов, твердила она, должен вновь использовать это владение и преумножить его, и ни один человек, кроме нее, этого сделать не сможет. Она приступила к моему отцу с просьбами позволить ей снова занять эти дома. Лейв отвечал уклончиво. Он уже решил, что не станет тратить ни людей, ни припасов на Винланд после столь неудачного вложения их в предприятие Торфинна. Поэтому он отделался от Фрейдис обещанием, что одолжит ей эти постройки и даже семейный кнорр, но на том условии, что она сама наберет команду. Однако никто и ничто не могло остановить Фрейдис, коль скоро она принималась за дело.

К общему удивлению, Фрейдис обзавелась не одной командой, но тремя, да еще и вторым кораблем. Вот как это случилось: весной после нашего возвращения из Винланда в Браттахлид из-за моря пришел корабль, принадлежавший совместно двум братьям-исландцам, Хельги и Финнбоги. Это был самый большой кнорр, какой мы только видели, такой большой, что мог нести на борту шестьдесят человек. Хельги и Финнбоги решили перебраться в Гренландию и привезли с собой всех своих домочадцев, добро, скот и домашнюю утварь. Разумеется, оба брата пришли к Лейву, чтобы испросить у него совета, где им поселиться. Однако Лейв не очень-то обрадовался новоприбывшим, ибо слишком хорошо понимал, что эти исландцы — люди буйные. Как в свое время Эйрик Рыжий, они бежали из Исландии от ярости кровной вражды, приведшей к нескольким смертям. Троих из них уже обвинили в убийстве. Лейв прекрасно представлял себе, какие ссоры и распри пойдут, когда вновь прибывшие после безуспешных попыток осесть на пограничных землях начнут потихоньку подвигаться к лучшим землям, поближе к воде. По сему случаю мой отец, приняв обоих братьев по видимости гостеприимно, весьма тревожился, как бы они не задержались надолго. Он посоветовал им плыть вдоль берега на север и подыскать там новую землю — и чем дальше от Браттахлида, тем лучше, думал он про себя.

В этом опасном деле, пока Лейв пытался как-то избавимся от незваных гостей, а исландцы стали проявлять недовольство, Фрейдис, прирожденная интриганка, нашла свою пользу. Они примчалась из своего дома в Гарде и явилась к Хельги и Финнбоги.

— Я собираю людей для походи в Винланд и займу там зимовье Лейва, — сказала она им, — Почему бы вам не присоединиться ко мне? Там полно хорошей земли, которую я смогу дать вам, как только мы устроимся.

— А опасность от скрелингов? — спросил Финнбоги. — Мы слышали, что Торфинн Карлсефни считает, что ни один норвежец не сможет удержаться в Винланде по причине враждебности скрелингов.

Фрейдис отмахнулась.

— Карлссфки оказался трусом, — сказала она. — Все его разговоры об опасности со стороны скрелингов и о том, что их слишком много, — просто предлог для сокрытия того, что и он, и его люди ни на что не годятся. Если вы присоединитесь ко мне, нас будет достаточно много, чтобы скрелинги остереглись нападать.

Она предложила Хельги и Финнбоги взять с собой три десятка поселенцев. Столько же возьмет и она. А вместе их силы будут скрелингам не по зубам. У нее уже был список охотников на это дело из Браттахлида и Гарды — в основном ее закадычные друзья, парочка недовольных и несколько неудачливых хуторян, которые нечего не теряли, присоединившись к Фрейдис. Мне же она по-прежнему была не по душе, а доверял я ей еще меньше прежнего, но мое имя тоже значилось в списке. Противу всякого здравого смысла, будучи недоволен и тоскуя по Винланду, я вызвался отправиться со своей теткой. Ни я, ни мой отец Лейв никак не думали, что Фрейдис удастся организовать настоящий поход, а когда она преуспела в этом, я побоялся сказаться трусом, отступив в последний момент. В этом решении сказалась и моя незрелость. В двенадцать лет я был переменчив и упрям. Уйти с ней в поход представлялось мне единственным способом сбежать от тревоги, терзавшей меня с тех пор, как Гудрид с Торфинном уплыли в Исландию, а мне осталось, как я полагал, прожить всю жизнь в тесных пределах Браттахлида. Вновь во мне ожила жажда странствий, которую вложил в меня Один.