Мир на краю бездны - Александр Шубин

В 1925–1926 гг. между двумя лидерами разгорелся открытый конфликт. Штрассер, как представитель партии в парламенте, поддержал инициативу социал-демократов и коммунистов о конфискации княжеских угодий. Для Гитлера это был тройной удар: Штрассер принимал решения самостоятельно, явно претендуя на лидерство; партия таким образом выстроилась в хвост левым, становясь их националистическим флангом, «антиимпериалистическим движением», а Гитлер лишался надежд получить от финансовых тузов финансирование под создание мощного «заслона от коммунистов». 22 ноября 1925 г. Штрассер собрал конференцию в Ганновере и потребовал пересмотреть «устаревшую» программу 1920 г. и добавить требования конфискации не только помещичьих угодий, но и крупной промышленности. Собравшиеся в Ганновере северяне хотели также заимствовать у Муссолини идею корпораций. Фюрер решил дать решительный бой зарвавшемуся левому крылу партии. 14 февраля 1926 г. в Бамберге, на юге Германии, Гитлер собрал общегерманскую конференцию так, чтобы с севера смогли приехать немногие. Штрассер и его сторонник Геббельс попались на эту удочку и явились почти в одиночестве. Гитлер устроил им унижающую выволочку за левацкую «самодеятельность». Геббельс записал в дневнике: «Гитлер говорил два часа. Чувствую себя так, словно меня избили. Что за человек этот Гитлер? Реакционер? Крайне несуразен и непостоянен. Совершенно не прав в русском вопросе. Италия и Англия — наши естественные союзники! Ужас!.. Мы должны уничтожить Россию!.. Проблемы собственности дворянской знати нельзя даже касаться! Ну и ну, не нахожу слов»[185].

Партия прекратила свой недолгий дрейф в сторону социализма, чего Штрассер и Геббельс еще не поняли. Геббельс писал: «Долгая беседа со Штрассером. Итог: не надо завидовать пирровой победе мюнхенской группы. Будем продолжать борьбу за социализм»[186]. Гитлер решил перетянуть идеолога левого движения Геббельса на свою сторону. Фюрер оказал ему «королевский прием», уговаривал много часов, доказывая, что после прихода к власти можно делать что угодно, а пока — скрывать свои истинные взгляды. Геббельс держался не долго. Фюрер казался мудрее Штрассера. Но он оказался честнее в отношениях с миром, чем с наивными соратниками. Придя к власти, Гитлер не станет «левее».

В 1927 г. Гитлер познакомился с Э. Кирдорфом, руководителем концерна «Бергверкс АГ». Кирдорф даже вступил в НСДАП. Отношения складывались неровно. Он то рекламировал Гитлера в кругах финансово-промышленных олигархов, то выходил из партии. «Кирдорф своим выходом из НСДАП хотел содействовать оттеснению в ней на задний план подозрительных ему своей „революционностью“ элементов»[187]. Этот способ регулирования курса партии себя оправдал. Гитлер заверял финансировавших его предпринимателей, что его экономическая политика будет определяться специалистами, т. е. предпринимателями.

Растущее влияние крупного капитала на политику Гитлера вызвало полемику среди историков-марксистов по поводу классового содержания нацизма. С одной стороны, массы нацистов относились к мещанству, так называемой мелкой буржуазии. Однако Коминтерн довольно быстро определил фашизм как диктатуру буржуазии, и это определило мнение советских специалистов. «Без финансового капитала фашизм не обрел бы своей природы, политической сущности и содержания… Не имеет значения то обстоятельство, что фашизм начинается как бунт средних слоев, мелкой буржуазии против чудовищного движения социального кризиса, безработицы, инфляции, непомерный налогов и т. п., не имеет значения и то, что многочисленная масса вступает в фашистское движение вовсе не для того, чтобы служить финансовому капиталу, выполнять роль его агента и охранника»[188]. Удивительна способность марксистских авторов прозорливо отделять то, что «не имеет значение», от того, что изобличает политическое движение в качестве «агента и охранника». Но, поскольку убедительные аргументы в таких случаях приводятся не часто, между марксистами нет согласия. К. Брахер, живущий в Германии, был в меньшей степени связан указаниями Коминтерна, и настаивал на мелкобуржуазном характере нацизма. Возражая германскому марксисту, Л. И. Гинцбург писал: «Но даже тем из них, кто настроен безусловно антифашистски, как, например, К. Брахер, перу которого принадлежат наиболее значительные труды на данную тему, чужд подлинно научный подход к вопросу о классовом содержании фашизма. Это видно уже из признания Брахером установления гитлеровской диктатуры — революцией; фашизм он рассматривает как мелкобуржуазное по своей социальной природе явление. Опровергая эту излюбленную буржуазной и реформисткой историографией версию, автор диссертации показывает, что мелкая буржуазия была социальной базой фашизма, но она никогда не была и не могла быть силой, направлявшей его»[189]. Но и подход советских марксистов в этом смысле не вполне научен. Перечисляя финансировавших Гитлера олигархов и показывая, как тот уступает их требованиям, советские авторы записали Гитлера в представителя интересов именно буржуазии. Между тем как в ситуации с давлением средних слоев, так и в случае с давлением крупной буржуазии нацистская элита оказывается объектом давления этих сил, а не представителем их интересов. Социальная сущность нацизма не может сводиться к одной из сил, оказывавших на него влияние. Это — что-то третье. Что? Вернемся к этому вопросу, рассматривая реальную политику нацизма.

В то же время явным перегибом палки в другую сторону является требование либералов снять с буржуазии ответственность за приход нацистов к власти: «искать причину возвышения Гитлера в помощи промышленников нельзя: Эрих Нольте справедливо писал, что НННП получала денег гораздо больше нацистов, и осталась слабой»[190]. Аргумент Нольте ничего не доказывает — лидер националистов из НННП А. Гугенберг заключил с Гитлером в 1931 Гарцбургский блок и предоставил в его распоряжение свой медиаконцерн. Это позволило фюреру получить беспрецедентные возможности для «раскрутки». Таким образом, финансирование НННП также помогало Гитлеру. Раз платили — несут ответственность за то, что получилось. И одновременное финансирование разных сил не оправдывает неразборчивости.

Буржуазия вообще редко кладет яйца в одну корзину. Так, концерн Флика в 1932 г. заплатил сторонникам Брюнинга 100 тысяч марок, сторонникам Шлейхера 120 тысяч, Гугенбергу — 30 тысяч, Папену — 100 тысяч, НСДАП — около 50 тысяч, демократам и социал-демократам — 100 тысяч. Что же, теперь и социал-демократов считать буржуазной партией? Но с этим согласятся разве что коммунисты. Просто таково устройство власти в многопартийной системе, что реально участвовать в политической жизни могут только партии, проплачиваемые капиталом. Однако, придя к власти, они могут проводить не только пробуржуазную политику.

Несомненно, что одна из важнейших причин победы нацизма — поддержка старой германской финансово-промышленной, аристократической и бюрократической элит. После того, как леваки были разбиты, в партийную кассу пошли большие деньги — от главы стального концерна «Ферайнигте штальверке» Ф. Тиссена, от рурских угольных баронов. Потом Тиссен будет очень жалеть об этом. Но пока воротилам капитала нужна была своя фашистская партия, которая сможет отманивать у левых рабочие и мещанские массы, которую можно натравить на рабочие демонстрации.

Началось превращение НСДАП в массовую партию. Агитация нацистов была основана на ненависти к торговцам, евреям, коммунистам, демократам — всем, кто так или иначе разделял германское общество на группы. С началом Великой депрессии эти простые шовинистические взгляды стали находить массовую поддержку, особенно среди малоопытной молодежи и разоряющихся средних слоев. Миллионы обнищавших и потому раздраженных людей задавались вопросом: кто виноват в их бедах. Они не были склонны искать глубинные причины невзгод. Нацистские агитаторы во главе с Йозефом Геббельсом предлагали простые ответы — виноваты евреи, банкиры, социалисты и т. д. Использовалось и униженное положение Германии после поражения в мировой войне. «Издерганный, озлобленный обыватель, искавший на ком бы выместить свои обиды, получал в этой партии множество объектов для ненависти»[191]. Численность партии неуклонно росла — с 27 тысяч членов в 1925 г. до 178 тысяч в 1929 г.

Из своих сторонников нацисты создали «штурмовые отряды» (СА). «Штурмовики» избивали политических противников нацизма, нападали на их митинги, подавляли забастовки. В 1930 г. штурмовые отряды по численности превысили рейхсвер, но по боеспособности, конечно, заметно уступали армии. Полиция все чаще сотрудничала с боевиками в коричневых рубашках из СА. Несколько позднее Гитлер создал свою личную отборную гвардию — «охранные отряды» (СС) во главе с Генрихом Гиммлером.