Жизнь на излом. Ранение навылет (СИ) - Есения Светлая

Отключив трубку, Кира, давясь слезами, невидящим взглядом уставилась в потолок. Как ей теперь с этим жить? Неужели так и придётся отмалчиваться? Когда сообщат матери о гибели сына, когда теперь найдут его тело? И найдут ли? Смогут ли предать земле или так и останется где-то там, на границе, в черных, покрытых рытвинами и грязью полях?

Кира встала через неделю. Ее шатало, ужасно тошнило, и вообще в зеркале отражался теперь совершенно другой человек.

В голове засела одна лишь мысль. Ей, где-то в глубине души, хотелось надеяться, что это чья-то злая шутка. Ведь нет в новостях никаких таких страшных новостей о боях на границе, нет. Ведь Глеб уехал работать в палаточном лагере, где были беженцы из соседней страны. Но войны там нет, нет!

Шурки не было дома, и Кира решилась на отчаянный шаг. Она привела себя в порядок и взяв с собой письмо, так безжалостно жгущее руки, и поехала в военную академию. Там точно должны знать о том, что случилось. Не могут не знать!

Но попасть к начальству она, конечно же, не смогла. Ее даже не пропустили на входе.

— Звоните начальнику, договаривайтесь о встрече, вам выпишут пропуск.

Разговор был коротким и что-то доказывать или уговаривать дежурного Кира не решилась. Расстроенная вышла из подъезда и практически ничего перед собой не видя от слез, чуть не упала на ступеньках. От падения Киру спас мужчина, проходивший рядом.

— Что де вы, девушка, так неаккуратно! Будьте осторожны! Вам может помощь нужна? — обеспокоенно спросил он, увидев, как она расстроена.

— Нужна! Очень! Мне бы внутрь попасть, к начальнику! Вы ведь тоже работаете здесь, — слабо улыбнулась она, рассматривая форму и погоны. — Помогите, пожалуйста!

— Не положено внутрь без пропуска! По какому вы вопросу, может и не обязательно сразу к начальству?

— Мне письмо пришло. Что мой любимый…он погиб на границе. Маковецкий, он из медчасти, проходил у вас ординатуру в госпитале. Письмо его друг написал, они были там вместе, понимаете. А официальных бумаг не было.

Мужчина откашлялся. Вздохнул. Посмотрел на правую руку Киры.

— Вы же не жена? Простите, но официальные бумаги, тем более такого характера приходят только родным. А вам все равно никто ничего не скажет.

— Но там ведь нет войны! Я не верю, это не правда! По телевизору в новостях…

— Девушка, послушайте. Я не знаю, что случилось с вашим любимым человеком, но обнадёживать вас не буду. В новостях одно, на границе другое. Ждите похоронки, либо пусть родные делают официальный запрос.

— Официальный запрос? — переспросила Кира, ошарашенная ответом офицера.

— Да, пусть родители приезжают, или брат, сестра там, не знаю. И делают запрос о местонахождении своего родственника. Вам никто ничего не расскажет, даже если вы попадете на прием к начальнику. Простите, что расстроил. Всего доброго, мне пора.

Он разжал Кирины пальцы, вцепившиеся в его рукав, легонько похлопал ее по плечу и ушел.

Опустившись на ступеньки, Кира вдруг отчетливо поняла, что оказалась в тупике. Что она теперь должна сделать? Прийти в больницу к Вере Николаевне, только что перенесший сердечный приступ, похоронившей пару месяцев назад мужа, и сказать ей, что Глеб, ее единственный сын, погиб?

Она обессиленно уронила голову на руки, сжала голову, больно дернув себя за волосы. Нет, это не сон. Это ужасная, невыносимая, неприемлемая для понимания реальность. Письмо в сумочке просилось в руки. Она достала измятый тетрадный лист, перечитала его вновь. Поняла, что не сможет так — прийти и заявить о гибели Глеба. Пусть мать его верит, что он жив. Пусть потом придет похоронка, но только не она, не Кира, расскажет об этом Вере Николаевне.

А если это неправда, если это ошибка, и Глеб всё-таки жив, то конечно они об этом узнают. Он сам скоро объявится, позвонит, напишет. Он не мог погибнуть. Не мог ее оставить одну. Он обещал, что вернётся.

30

Кира. Настоящее время…

Утро первого рабочего дня началось со встречи с заведующей. Распорядок дня, основные обязанности — во все это Кира вникала, но до конца не осознавала, насколько придётся нелегко.

Потом палаты с детьми, по сути такими же, как и все — желающими внимания, но все же необычными. Аутизм, детский церебральный паралич разной степени тяжести, дети-дауны — это те детки, диагноз которых Кира смогла рассмотреть во время короткой экскурсии в соответствии с ее скудными знаниями.

Были и другие с более сложными, новомодными диагнозами. И все ребятки смотрят своими умными понимающими глазенками, в самую душу, сердце на разрыв от жалости и осознания того, что они никогда не будут нормальными для понимания общества.

Накормить, умыть, отвезти в палату, затем в туалет, снова умыть, отвести на процедуры — к обеду казалось, что прошла целая вечность.

Кира не испугалась, наоборот обрадовалась, что за этой суетой не думается о другом, о жизни, о Глебе и Юрке.

Она бралась за все с энтузиазмом, которого пока было в избытке, знакомилась с ребятами, старалась запомнить имена, войти в контакт.

Пятилетних Машу и Диму, попавших в автокатастрофу, привозили с утра родители, до обеда у них были оздоравливающие процедуры, физиолечение, а в обед детей забирали дедушка и бабушка.

С ними было хлопотно: брат и сестра были оба капризными, подвижными и избалованными. От них Кира уставала больше, чем от четырех постоянных, проживающих в реабилитационном центре с понедельника по пятницу.

Две девочки, десятилетняя Мира и восьмилетняя Анастасия, инвалиды с детства, не передвигались и ничего не умели, были словно тряпичные куклы, набитые ватой. У обеих сложные формы ДЦП. Девчонки радовались любому вниманию и скромно молчали, оставшись одни.

Карина — шестилетка, со спино-мышечной атрофией, ходила с поддержкой, немного сидела и практически не разговаривала. Поздняя диагностика и растянутое лечение, на которое деньги собирали всем миром, дали возможность ей жить, но не избавиться от недуга окончательно.

У Карины бабушка работала на кухне в этом же центре и в любую свободную минуту прибегала к ней. А к десятилетнему Андрею не приходил никто и не забирал на ночь, только изредка на выходные.

— У него мать молодая, одна его воспитывает. Машины нет, на себе не утащить его. Живет где-то в пригороде. Конечно, сама приезжает и даже пару раз в месяц, бывает, забирает домой, когда свекры соизволят помочь. Но в основном он здесь.

Андрюха требует особого ухода, у него и процедур больше. Сейчас она его возила куда-то за границу на спецкурс, приехали оттуда с видимым улучшением. Его