Гоблины в России (СИ) - Алексей Молокин

— А это еще что такое? — подозрительно спросил Данила-мастер. — Насколько мне известно, эта штуковина в стандартную комплектацию не входит.

— Эфирная антенна, — несколько туманно пояснил Бугивуг и добавил: — Очень трудно объяснить по-русски, можно я на сербский перейду?

— Валяй, — согласился Даниил. — Если тебе от этого легче станет.

Бугивуг покосился на приятеля и вдохновенно заговорил на непонятном языке. Впрочем, отдельные слова все-таки угадывались и имели явно славянское происхождение. Так что Даниил все равно ничего не понял, кроме, разве что последних фраз:

«Коло коло наша дика, пушка пуца цика цика» и «Вина амо пуне чаше, нека живи што зе наше».

Фразы, конечно, тоже были не совсем понятными, но ясно, что речь шла о выпивке. И на том, как говорится, спасибо!

— Ну, как, понял, о чем речь?

— Понял, что в магазин бежать надо, — ответил Даниил. — А больше ничего.

— Эх, — гремлин махнул жесткой лапкой с зажатым в ней гаечным ключом. — А я-то думал, что вы, славяне, друг друга всегда поймете!

— А с чего это ты вдруг по-сербски чирикать взялся? — подозрительно спросил Даниил. — Ты же вроде коренной американец?

— Во-первых, коренных американцев почти не осталось, — назидательно произнес гремлин. — А во-вторых, я очень долго работал с одним славянином, Николай Тесла его звали. Он, кстати и присобачил к грузовику эту самую эфирную антенну. А потом сгинул. Я так и жил в этом «Студебеккере», пока меня, вместе с грузовиком не мобилизовали и к вам в качестве военной помощи не отправили.

— Так грузовичок-то по всему видно, еще довоенный, — сказал Даниил. — Как же он в Россию попал?

— А мы вам всегда старались всякую заваль подсунуть, — честно признался Бугивуг. — Ты уж не обижайся, политика, ничего личного…

— Н-да, — протянул Даниил. — Обидно все-таки.

— Я еще по-сербски ругаться умею! — похвастался гремлин. — Хочешь, покажу?

— Ругаться я и сам умею, — возразил Даниил. — Скажи лучше, а эта штука работает?

— Наверное, работает, — ответил гремлин, немного обиженный тем, что мистер Дан, как он называл мастера, не восхитился его умением ругаться по-сербски. — Вон, лопух шевелится, эфир загребает. Через полчасика можно заводить.

— Ну ладно, разберемся, — несколько туманно изрек мистер Дан, — вот что, сгоняй-ка ты в магазин, купи чего-нибудь эдакого, мозги, понимаешь, надо прочистить. С прочищенными мозгами думается легче, правда ведь? Андестенд?

— Still! — коротко ответил Бугивуг, подсмыкнул комбинезон, взял с полки сторублевку, оставшуюся от размена стобаксовой купюры, и бодро направился к выходу, насвистывая старинную песенку «Told My Captain».

Пока гремлин бегал в магазин, где, кстати, никто не обращал внимания на его внешность, а напротив, предлагали выпить на троих и скоротать времечко за душевным разговором, Даниил, вооружившись универсальным мультиметром, приступил к осмотру возрожденного из ржи и пепла «студебеккера». Приступил, надо сказать, с опаской. Сначала выключил рубильник, чтобы самому ненароком не попасть под омолаживающее действие темпорального электролиза, потом послюнил указательный палец, осторожно коснулся хитро скрученных прядей обмотки бутылки Клейна — и сразу же отдернул руку. Не потому что обжегся или током стукнуло, а просто так, инстинктивно. Потом, по-прежнему с опаской сунул руку в обмотку — ничего не произошло. Да ведь ничего и не должно было произойти, подумал Даниил, бутылка-то односторонняя, значит, что снаружи ее трогай, что внутри — все едино. И тут его аж морозом продернуло! Ну, если бы они с Бугивугом оказались достаточно близко, чтобы попасть в зону темпорального электролиза, вот номер бы получился! По прикидкам Даниила, поле дальше полутора метров от обмотки не действовало, так что вполне могло выйти так, что половина мастера осталась бы такой же, как была, а другая половина — существенно омолодилась.

Даниил отошел от бутылки и принялся прикидывать график распределения омолаживания по его телу. Выходило, что кончик левого мизинца так бы и остался неомоложенным, а кончик правого перешел бы в эмбриональное состояние или даже более того. В продольном сечении мастеру было бы примерно лет восемнадцать, что почему-то успокоило экспериментатора. Но когда он всерьез задумался о том, как мог бы выглядеть левый мизинец в доэмбриональном состоянии, то опять расстроился, потом плюнул, и решительно полез в кабину грузовика.

Отворяя дверцу, он мимоходом отметил, что лопух эфирной антенны больше не шевелится, а стоит торчком и теперь похож на некий фирменный знак, вроде «Крылатого призрака» на капоте престижного лимузина «Роллс-ройс», только более мужественный, и оттого слегка неприличный. Стало быть, преобразователь Тесла, встроенный в старый грузовик зарядился, и можно ехать.

Устроившись на водительском месте, Даниил поерзал немного на дерматиновом сиденье, потом решительно захлопнул дверцу и принялся изучать приборную доску.

Ничего особенного на приборной доске не наблюдалось, а из всех отличий от стандартных автомобилей отмечалось лишь отсутствие педали сцепления. Кроме того, на приборной панели имелся замок зажигания, естественно, без ключа.

— Ерунда, — подумал Даниил, и полез под панель, чтобы скрутить проводки.

Вот только никаких проводков под панелью не было, а имелась изогнутая серебристая трубочка, уходящая куда-то под капот. Трубочку мастер решил на всякий случай не трогать.

Тут в гараже послышалось пыхтенье, отворилась стальная калитка, и появился Бугивуг, отягощенный пластиковым пакетом с выпивкой.

— Эй! — заорал он с порога, — зря ты туда залез, командир. Без меня ничего не трогай, а не то шандарахнет так, что мало не покажется.

— Не шандарахнет, с чего бы ему шандарахнуть… — проворчал Даниил, довольный тем, что импровизировать, скорее всего, не придется, и, стараясь сохранять достоинство, полез наружу. Благо, повод был подходящий. Гремлин деловито выставил на верстак бутылку водки.

— С мировым эфиром, знаешь ли, шутки плохи, — назидательно сказал гремлин, вылавливая из банки соленый огурец. — Некоторые шутили-шутили и дошутились-таки. Мой старый хозяин, например… Ну, ладно, не будем о грустном. Давай сначала выпьем. И вообще, в эту тачку сначала надо душу вселить, а уж потом на ней ехать.

— А где мы эту самую душу возьмем? — спросил удивленный Даниил. — Мы же железяку восстановили, и все.

— Как откуда, из эфира, конечно, — Гремлин откусил огурец, — Души, они все в мировом эфире роятся. На манер пчелок, я, по крайней мере, так себе это представляю. Во всяком случае, машинные, насчет человеческих — врать не стану, не знаю. Ну, вина амо пуне чаше, нека живи што зе наше!

— Амо! — подтвердил человек. — И живи!

Когда в бутылке осталось чуть меньше трети содержимого, Бугивуг решительно встал, отряхнул крошки с комбинезона и заявил:

— Ну вот, немного расслабились, и будет. Остальное — для души.

— Так ведь все для души, — не понял мастер. — Ежели пить не для души, то не впрок пойдет.

— Не для твоей, для его, — гремлин махнул волосатой лапкой в сторону бездушного пока «студебеккера». Душу из эфира приманивать будем. Понял?

— Не понял, — честно признался Даниил. — Но все равно, валяй!

Вдвоем они выкатили «студебеккер» из обмотки. Потом Бугивуг приступил к процессу уловления автомобильной души из эфира, а Даниил тихонько присел в уголке гаража на древний венский стул и принялся наблюдать.

Для начала гремлин забрался в грузовик и засунул в отверстие для ключа зажигания палец. Внутри машины что-то тихо загудело. Бугивуг выбрался из кабины и принялся ходить вокруг автомобиля, время от времени прикладывая волосатое ухо к разным его частям. Потом удовлетворенно хмыкнул и извлек из кармана замасленную тряпицу, в которой что-то тихонько брякнуло.

Гремлин развернул тряпицу, в которой оказалось десять пятигранных автомобильных свечей с полудюймовой резьбой. Похмыкивая и побуркивая что-то рэгтаймовое, Бугивуг аккуратно расположил гайки на капоте «студебеккера» в виде пятилучевой звезды, поставил в центр откупоренную бутылку с остатками водки и отошел в сторону, весьма довольный содеянным. Полюбовавшись немного бутылочно-свечной композицией, он снова подошел к машине, взял бутылку, отхлебнул из горлышка, потом взболтал остатки содержимого, посмотрел на свет, и допил остатки.

Даниил даже несколько опешил от такой наглости.

Гремлин же, нисколько не смущаясь, направился к канистре с бензином, наполнил из нее бутылку и опять водрузил ее в центр конструкции. После чего сел на корточки и негромко запел, вернее сказать, зажужжал и даже, кажется, залязгал. Слова и музыка были совершенно невнятными, так американский дурачок мог бы изображать звук автомобильного мотора, потому что интонации были явно нерусскими. Только звуки, издаваемые гремлином, были не в пример внушительней скворчания дворового дурачка, пусть даже и американского, от них даже в животе забурчало. Запахло электричеством, словно при включении электроопохмела, после чего из свечей посыпались крупные искры.