Добролюбов - Владимир Жданов

— Я хотел увидеть, достаточно ли подходят ваши понятия к направлению «Современника»; теперь вижу, что вполне подходят. Я скажу Некрасову, что вы будете постоянным сотрудником журнала.

Добролюбов давно уже понял, почему ему задано так много вопросов. И он рассказал Чернышевскому о своих домашних делах, о смерти родителей, о тяжелом положении сирот. Потом он дошел до института, описал свое положение там, вражду с Давыдовым, упомянул и об обыске, во время которого были найдены и крамольные стихи и запретные заграничные издания.

— Так это были вы, Николай Александрович, вот оно что! — воскликнул Чернышевский, сразу вспомнив рассказ Срезневского. — Тогда ничего не выйдет сейчас из вашей журнальной работы, хотя я и очень нуждаюсь в помощнике. Эту статью мы, конечно, поместим — постараемся утаить ее от Давыдова. Но больше не годится вам ничего печатать в «Современнике», пока не кончите курса. Беда вам будет, если Давыдов узнает, что вы сотрудничаете в нашем журнале…

Чернышевский хорошо знал, что представляет собой директор Педагогического института. Еще совсем недавно академик Давыдов и реакционная профессура хлопотали о том, чтобы ему не было присуждено звание магистра. Вот почему Чернышевский сразу понял, что участие в «Современнике» может погубить студента, и без того уже испортившего свою политическую репутацию в глазах начальства.

Они просидели до глубокой ночи, до третьего часа, и расстались друзьями. Счастливый и взволнованный возвращался Добролюбов тихими ночными улицами к себе на Васильевский. Наверное, он не спал в ту ночь совсем: ведь было ясно, что в его жизни открылась новая страница…

Чернышевский тоже был под впечатлением нового знакомства. Несмотря на молодость Добролюбова. Он понял, какую силу приобретает в его лице «Современник». И он радовался появлению союзника, единомышленника и друга.

Статья Добролюбова, положившая начало его работе в «Современнике», появилась в августовской и сентябрьской книжках журнала (1856 г.). Она была подписана псевдонимом, образованным из последние слогов имени и фамилии автора:…лай…бов. Этой подписи (Н. Лайбов, Н.-бов) вскоре суждено приобрести громкую известность в русской журналистике.

Несмотря на свою, казалось бы, академическую историко-литературную, тему — подробный анализ одного из журналов XVIII века, — статья Добролюбова отличалась публицистической, остротой и во всех своих принципиальных положениях совпадала с позицией «Современника» в литературных вопросах. В то же время в оценке литературно-общественных явлений прошлого автор резко расходился с их общепринятой трактовкой, установившейся в академической науке.

На первых же страницах Добролюбов со всей резкостью, на которую только был способен, обрушился на представителей этой схоластической «науки», оторванной от жизни и чуждой массе читателей. Он жестоко высмеял критику, которая забыла о своих прямых задачах, перестала влиять, на судьбу литературы и погрузилась в тесный мир библиографических подробностей, интересных разве лишь немногим специалистам. «…В каком доме бывал известный писатель, с кем он встречался, какой табак курил, какие носил сапоги…, на котором году написал первое стихотворение, — вот важнейшие задачи современной критики, вот любимые предметы ее исследований, споров, соображений…» — с иронией писал Добролюбов.

Высмеивая «библиографическое» направление в критике, то есть, по сути дела, выступая против ложноакадемической дворянско-буржуазной науки, он заявлял: «позвольте же мне более уважать критика, которой дает нам верную, полную, всестороннюю оценку писателя или произведения, который произносит новое слово в науке или искусстве, который распространяет в обществе светлый взгляд, истинные благородные убеждения… И долго будет в обществе отзываться звучный, ясный голос этого критика, долго будет чувствовать народ благотворное влияние его убеждений, его горячей, смелой, задушевной проповеди».

В сущности, Добролюбов рисовал здесь образ Белинского, говорил о его благородной деятельности. Это была программа и самого Добролюбова, давно намеченная им для себя.

За внешней академичностью и сухостью добролюбовского исследования мы ощущаем революционную устремленность критика; его оценки явлений далекого прошлого насыщены политическим темпераментом бойца-шестидесятника. Замечательна та последовательность, с которой он дает отпор крохоборческой «библиографической» критике, тот сарказм, с которым он рисует литературную деятельность Екатерины II, возглавлявшей «Собеседник». Портрет императрицы, кокетничающей своим знакомством с вольнодумцами Западной Европы и в то же время панически боящейся проникновения этой гибельной «заразы» в Россию; нарисован Добролюбовым яркими сатирическими красками.

Тонко маскируя смелые мысли, искусно обходя цензуру, Добролюбов в своей статье раскрывает перед читателем дворянско-помещичий характер литературы екатерининского времени; показывает беззубость тогдашней сатиры, бесплодность ее обличений, не выходящих за пределы дозволенного императрицей. Самые предметы обличения — французское воспитание, плохие стихотворцы, женское легкомыслие— говорят о том, что действительные и главные пороки крепостнического общества не пользовались вниманием сатириков. Да и можно ли искать у них настоящих обличений, спрашивает критик, если на страницах «Собеседника» «нет почти ни одного произведения, в котором бы как-нибудь, кстати или некстати — все равно, — не выразились чувства благоговения к государыне», причем именно «сатирики особенно отличались этим, и даже чем острее, чем резче была сатира, тем с большим чувством говорилось в ней о благодеяниях» изливаемых на народ императрицей».

Статья о «Собеседнике», по словам И. И. Панаева, поразила читателей «своим здравым взглядом и едкой иронией. Статья эта наделала шум. Она была прочтена всеми. «Какая умная и ловкая статья!» — восклицали люди, никогда не обращавшие никакого внимания на литературу… «Скажите, кто писал эту статью?» — слышались беспрестанные вопросы…»

Первое выступление Добролюбова немедленно вызвало отклики в лагере, враждебном «Современнику»: в ближайшем (октябрьском) номере журнала «Отечественные записки» появилась громадная статья А. Галахова, известного составителя популярных хрестоматий по литературе и педагогике, который поставил своей целью доказать «односторонность или неверность выводов» г. Лайбова, относящихся к «Былям и небылицам» Екатерины II. «Отечественные записки», руководимые буржуазным дельцом А. А. Краевским, таким образом решили дать бой «Современнику», лицемерно спрятавшись за такой вопрос, который трудно было обсуждать в печати: речь шла о значении общественно-литературной деятельности императрицы.