Щит побережья. Книга 1: Восточный Ворон - Елизавета Дворецкая

Порыв ветра рванул с такой силой, что чуть не опрокинул Хельгу. Но копье стояло нижним концом на земле так же прочно, как дерево с глубокими сильными корнями, и теперь уже копье удержало Хельгу, как она недавно удержала его. Ветер рвал и колебал воздух у нее перед глазами, колебалось море и небо, долины и горы, все дрожало, суетилось, торопилось куда-то. Сам Мировой Ясень шумел у нее над головой своими мощными ветвями, и его ствол давал ей надежную опору. В нем, объединяющем все девять миров живой связью своих корней, ствола и кроны, был залог согласия и будущей жизни.

– Я же говорил, что у тебя получится, – раздался голос Хравна. Только его самого Хельга больше не видела, и голос шел не из какой-то одной точки, а звучал вокруг, заполняя собой весь воздух. – Давать должен тот, кто сам имеет. У кого нет – с того ведь не спросишь. Имя – тоже часть судьбы. Твое имя – «посвященная богам».[24] У тебя есть дар видеть и слышать. Тебе дано горячее сердце человека и зоркие глаза альва. Никому не под силу изменить судьбу всех, но мир в твоей душе станет щитом против чужой вражды. Ты – живой ручей у корней Мирового Ясеня. А много маленьких ручьев слагают большую реку.

Хельга слушала, глядя в пространство, и уже не видела гор и лесов внизу, а видела только какое-то море голубоватого света, живого, дышащего, пронизанного тонким золотистым сиянием невидимого солнца. Чувство огромного счастья затопило ее и вызвало горячие слезы в глазах; голос отзвучал, но она все прислушивалась, ловя слухом последние отклики.

Ветер дул по-прежнему сильно, но теперь это был обыкновенный ветер. Даг тронул Хельгу за плечо.

– Пойдем отсюда, – просто сказал он. – По-моему, уже все.

Опомнившись, Хельга не нашла в своих руках копья. В ее ладони было зажато черное перо ворона. Зато никуда не ушло ощущение огромной силы, которое дало ей копье, Мировой Ясень над головой; Хельга ощущала себя легкой, как облако, и сильной, как молния. Шагая вниз по склону, она не замечала земли и камней под ногами: она парила в волнах ветра, ее несли невидимые крылья, и она чувствовала себя птицей, над которой земля не имеет полной власти, как над человеком. И она знала, что все это – подарок Хравна. Он был где-то рядом, но Хельга не оглядывалась по сторонам. Теперь она знала, что он тоже стремится к ней и она сможет увидеть его, когда захочет. Нужно только позвать его. Божество приходит только к тому, кто зовет его…

Дома Дага и Хельгу ждали любопытные новости.

– Где вы пропадали столько времени! – накинулась на них сначала Троа, потом Сольвёр, а потом и бабушка Мальгерд. – Мы уже думали, что вас сожрали духи!

– Разве мы долго ходили? – удивилась Хельга. Ей казалось, что едва миновал полдень.

– Уже темнеет! – Фру Мальгерд показала на небо. – Ваш отец успел съездить в Лаберг, все там обсудить и вернуться обратно. А вас нет как нет, как раз тогда, когда вы особенно нужны!

– Отец ездил в Лаберг! – в один голос воскликнули брат и сестра. – И что же? Они договорились? Они помирились?

– Да, да! – Фру Мальгерд закивала и потянула обоих внуков в дом. – Идемте. Отцу надо с вами поговорить.

– Я так и знала! – ликовала Хельга по пути через сени. От радостного известия ей хотелось по-детски прыгать и петь. – Мы прогнали духов, и все вернулось на свои места! Больше тролли нас не будут ссорить ни с кем!

Увидев своих детей, Хельги хёвдинг переменился в лице, но тут же овладел собой.

– Идите-ка сюда! – Он показал на скамью, но Хельга, не замечая этого, через всю гридницу устремилась вперед и пылко обняла его. – Садись. Посиди спокойно! – взмолился хёвдинг. – Ты ведь уже не маленькая.

В его словах Хельге почудилось что-то грустное. Она послушно села на скамью и сложила руки на коленях.

– Я был в Лаберге и говорил с Гудмодом и его родней, – начал Хельги, почему-то избегая взгляда двух совершенно одинаковых пар серых глаз. – Он согласился помириться со мной и жить в мире, пока не вернется конунг… Но за это он хочет, чтобы ты, Хельга, вышла замуж за Брендольва. Я согласился. Ты, наверное, знаешь, мы давно об этом думали. Гудмод готовит пир, дней через пять-шесть будет обручение. Он уже послал созывать гостей. Даже к Гельдмару хёльду послал, а это такая даль… Зато – знатный человек, ради него не трудно гесту проехаться…

Хирдманы, женщины, по одной пробиравшиеся в двери, смотрели на Хельгу с участливым любопытством: всем делалось грустно при мысли, что их маленькая йомфру уже не маленькая и скоро должна будет покинуть их. А сама она молчала. Мало какая новость поразила бы ее больше. Откуда-то всплыл нелепый, неуместный вопрос: а как же Хравн? «Давать должен тот, кто сам имеет, – сказал он ей только что. – У кого нет, с того не спросишь». Она сама говорила, что ради мира надо кое-чем поступиться. А от нее требовалось столько, что больше невозможно.

– Ох, нет! – вырвалось у Дага, едва лишь до него дошел смысл отцовской речи. Притом он понял гораздо больше, чем тот сказал.

Хельги хёвдинг ездил в усадьбу Лаберг – выждав, пока сын уйдет из дома, так как отлично знал его мнение. И наверняка сам предложил Брендольву руку дочери. Выходит, что они, как побежденные, отдают ее в залог своей покорности. А Гудмод, видите ли, будет так добр, что будет жить в мире, так и не отдав Ауднирова наследства. Позор!

– Этого не должно быть! – горячо продолжал Даг, вскочив с места и сделав несколько шагов к очагу, к середине гридницы. На скулах его загорелся румянец, кулаки сжимались, как перед дракой. – Мы отдадим им Хельгу… Никогда! Отец! Ты не можешь этого хотеть! Весь берег решит, что мы признали себя неправыми! И что хёвдинг у нас теперь – Гудмод Горячий! Мы не должны ее отдавать! – снова и снова спорил он с тем, с чем не мог смириться. – Этого не должно быть!

– Даг, перестань! – Хельга бросилась к брату и схватила его за руку, точно хотела удержать. – Ничего страшного… Даже очень хорошо. Мы помиримся, а это главное. И все будут нас уважать, когда увидят, что Гудмод и Брендольв уважают нас по-прежнему.

– Вы ведь с детства знаете друг друга, – словно оправдываясь, добавил хёвдинг, довольный, что дочь поддержала его решение. А к возражениям Дага он приготовился, хотя, конечно, от этого они не стали приятнее. – Брендольв немножко упрям, но он достойный человек. Если уметь с ним обходиться… Он все сделает для тех, к кому привязан. А ни к какой другой женщине он не привяжется больше, чем к тебе. Он затем и вернулся, чтобы жениться. Он сказал, что любит тебя.

– Что-то я сегодня в нем никакой любви не заметил! – бросил Даг и повернулся к Хельге, даже взял ее за плечи, чтобы удобнее было заглянуть в глаза. – Хельга! Но ты-то понимаешь, что они тебя требуют в заложницы! Какая уж тут любовь!

– Простая! – мягко ответила Хельга и заставила себя улыбнуться, ясным взглядом глядя в напряженные глаза брата. – Я очень рада… Очень рада, что так вышло. Я люблю его. Правда, Даг. Я люблю Брендольва и буду с ним счастлива.

Даг выпустил ее и отошел. Он не знал, верить или нет. Раньше он не замечал, чтобы его сестра испытывала к Брендольву пылкую страсть, как Брюнхильд к Сигурду. Однако чужая душа темна. А чужая любовь и подавно. Разве со стороны разберешься, кто кого и как любит, даже если речь идет о близких людях? Даг не верил, потому что не хотел верить, но не смел спорить, потому что в любви, как на поединке, каждый сам решает за себя.

И Хельга молчала. Ей нечего было добавить. Она сама себя не понимала и рвалась пополам. Она знала, что поступила правильно, согласившись на этот брак и даже солгав ради спокойствия родичей. И в то же время ее ранила мысль о Хравне, который сейчас заполнял всю ее душу. Ей вспоминалось море сияющего света, из которого звучал голос Хравна, потом его лицо со впалыми щеками, острым прямым носом и густыми черными бровями. Его глаза смотрели сегодня так живо, так ласково, как не умеют смотреть духи… Хельгу рвали на части несовместимые мысли и ощущения: она была уверена, что Хравн не человек и у них не может быть никакого общего будущего, но мысль о свадьбе с Брендольвом казалась такой ужасной, точно у нее отнимают самое дорогое. И она больше никогда не ощутит этой огромной силы, этой живой связи с миром, с каждой горой и каждой травинкой, с морем и ветрами. Но она должна… Сам Хравн сказал: давать должен тот, кто имеет. Примирение с Лабергом необходимо, с этим согласны и отец, и Даг. И если этому нужна жертва, что ж, пусть…

– А те два корабля надо потребовать в качестве свадебных даров, – говорила тем временем фру Мальгерд. – Хочешь иметь корабль, Хельга? Ты сможешь посылать своих людей в торговые поездки, а замужней женщине очень полезно иметь собственные средства.

– Мы помиримся с Лабергом, а там и конунг вернется! – добавил Хельги хёвдинг. – Ну и пир же мы устроим!

Хельга не отвечала. Ее существо раздваивалось, а из мыслей все не шел нелепый вопрос: а как же Хравн?