Шпион - Клайв Касслер

— Оснастка, которая устанавливается в последнюю очередь, собирается в самых благоприятных условиях. Со стапелей корабль сойдет с уже установленными орудиями.

— Захватывающе. — Человек, за которым она следила, остановился и вглядывался через просвет в строительных лесах в корабельную броню. — Капитан Фальконер. Сколько человек будет служить на «Мичигане»?

— Пятьдесят офицеров. Восемьсот пятьдесят матросов.

И тут ей пришла в голову такая мрачная мысль, что она сразу отразилась на ее лице.

— Ужасно много моряков в одном месте, если случится худшее и корабль потонет.

— Современные боевые корабли — это бронированные гробы, — ответил Фальконер куда откровеннее, чем мог бы себе позволить со штатским, но вчерашний разговор установил между ними дружеские отношения и убедил его, что Марион чрезвычайно умна. — Я видел, как русские тысячами тонули в бою с японцами в Цусимском проливе. Броненосцы за минуты уходили под воду. Все, кроме марсовых на верху мачт и нескольких человек на мостиках, оказывались в ловушке на нижних палубах.

— Могу ли я предположить, что наша цель — построить корабль, который будет тонуть не так быстро и даст людям возможность спастись?

— Цель боевого корабля — продолжать сражение. То есть защищать людей, механизмы и орудия в бронированной крепости, в то же время удерживая корабль на плаву. В живых остаются те моряки, которые побеждают.

— Сегодня хороший день, мы спускаем на воду современный корабль.

Капитан Фальконер взглянул на Марион из-под насупленных бровей.

— Между нами, мисс, из-за конгресса, ограничившего его водоизмещение шестнадцатью тысячами тонн, высота надводного борта у «Мичигана» на восемь футов меньше, чем у старого «Коннектикута». Он будет мокрее кита, и, если в волнение сумеет давать восемнадцать узлов, я съем свою шляпу.

— Устарел еще до спуска?

— Обречен сопровождать тихоходные конвои. А если когда-нибудь встретится с настоящим дредноутом, пусть лучше это произойдет на спокойной воде. Дьявольщина! — фыркнул он. — Мы поставим его на якорь в Сан-Франциско, чтобы встречать японцев.

Хорошенькая девушка в очень дорогой шляпе, пришпиленной к ее рыжим волосам булавками с надписью «Тафта в президенты», подошла к ним.

— Простите, капитан Фальконер. Я думаю, вы меня не помните, но мы прекрасно провели время на пикнике на вашей яхте.

Фальконер взял неуверенно протянутую ему руку.

— Я вас помню, мисс Ди, — улыбнулся он. — Если бы на нашем пикнике не светило солнце, его заменила бы ваша улыбка. Марион, эту молодую даму зовут Кэтрин Ди. Кэтрин, познакомьтесь с моим добрым другом Марион Морган.

Голубые глаза Кэтрин Ди стали еще больше.

— Вы кинорежиссер? — спросила она восторженно.

— Да.

— Мне так нравится «Сегодня вечером в старом городе будет жарко». Видела его уже четыре раза.

— Большое спасибо.

— А вы сами снимаетесь в своих фильмах?

Марион рассмеялась.

— Милостивый боже, нет!

— Почему? — вмешался капитан Фальконер. — Вы прекрасно выглядите.

— Спасибо, капитан, — сказала Марион, бросив быстрый взгляд на Кэтрин Ди. — Но хорошая внешность не всегда видна на пленке. У камеры есть свои стандарты. Она предпочитает определенные черты.

«Как у Кэтрин Ди», — подумала она. По какой-то волшебной причине камера и освещение предпочитали именно таких женщин, как Кэтрин, с изящной фигурой, большой головой и большими глазами.

Словно умея читать мысли, Кэтрин сказала:

— Ах, как мне хотелось бы посмотреть на съемки фильма!

Марион Морган посмотрела на нее внимательнее. Кажется физически сильной для такой миниатюрной фигуры. Очень странно. За восторженностью маленькой девочки Марион чувствовала в Кэтрин что-то необычное. Но разве камера часто не преобразует такие странности в черты, чарующие публику? Ее так и подмывало проверить, действительно ли у этой девушки есть свойства, которые понравятся камере, и приглашение уже вертелось на кончике ее языка. Но что-то еще в Кэтрин заставляло Марион ощущать неловкость.

К тому же Марион чувствовала, что Лоуэлл Фальконер начинает распускать хвост, как всегда в присутствии красивых женщин. Потому что к ним приблизилась высокая брюнетка, которая до того строила глазки Исааку.

Лоуэлл шагнул вперед и протянул руку.

Марион подумала, что Дороти Ленгнер еще очаровательнее, чем описания, которые она слышала. Она вспомнила словечко давно овдовевшего отца, который наконец решил выйти из затянувшегося среднего возраста, — «красотка».

— Дороти, я рад, что вы пришли, — сказал Фальконер. — Ваш отец гордился бы, если бы видел вас здесь.

— А я горжусь тем, что вижу его орудия. Уже установленные. Великолепная верфь. Помните Теда Уитмарка?

— Конечно, — ответил Фальконер, пожимая Уитмарку руку. — Думаю, вы будете очень заняты, когда флот придет в Сан-Франциско. Дороти, разрешите представить вам, мисс Марион Морган.

Они поздоровались, и Марион почувствовала, что ее тщательно оценивают.

— И, конечно, вы знакомы с Кэтрин, — завершил представления Фальконер.

— Мы вместе приехали на поезде, — сказал Уитмарк. — Я нанял частный вагон.

Марион сказала:

— Прошу прощения, капитан Фальконер. Я вижу человека, с которым меня просил встретиться Исаак. Рада знакомству, мисс Ленгнер, мистер Уитмарк, мисс Ди.

Удары по клиньям неожиданно прекратились. Корабль держался только на стапеле. Исаак Белл направился к лестнице, чтобы в последний раз посмотреть, что внизу.

На верху лестницы его остановила Дороти Ленгнер.

— Мистер Белл, я надеялась с вами встретиться.

Она протянула руку в перчатке, и Белл вежливо пожал ее.

— Как поживаете, мисс Ленгнер?

— После нашего разговора гораздо лучше. Оправдание не вернет отца, но все равно это утешение, и я очень вам благодарна.

— Я надеюсь вскоре получить неопровержимые доказательства, но повторю — сам я не сомневаюсь, что ваш отец был убит, и мы найдем убийцу и отдадим его в руки правосудия.

— Кого вы подозреваете?

— Я не готов обсуждать это. Мистер Ван Дорн будет держать вас в курсе.

— Исаак… Можно называть вас Исааком?

— Конечно, если хотите.

— Я уже сказала вам однажды. И хотела бы, чтобы это было ясно.

— Если вы о мистере Уитмарке, — улыбнулся Белл, — то имейте в виду, что он идет сюда.

— Повторяю, — спокойно сказала она. — Я не принимаю поспешных решений. А он уезжает в Сан-Франциско.

Беллу пришло в голову, что главное различие между Марион и Дороти — в их отношении к мужчинам. Дороти думает, сможет ли добавить еще одного в список своих побед. А Марион Морган не сомневается в своей способности завоевывать и потому даже не старается. Это видно в их улыбке. Улыбка Марион манит, как объятие. В улыбке Дороти — вызов. Но Белл не мог не обращать на нее внимания, несмотря на ее отчаянную хрупкость и смелые манеры. Она словно отдается ему, просит спасти от потери отца. А он не верил, что Тед Уитмарк способен это сделать.

— Белл, не так ли? — громко спросил Уитмарк подходя.

— Исаак Белл.

Он видел, что на реке появились буксиры, которые примут корпус, когда он попадет в воду.

— Прошу прошения. Меня ждут на стапеле.

Чтобы выбрать костюм, Ямамото Кента внимательно изучал снимки спуска на воду американских кораблей. Он не может скрыть, что он японец. Но чем менее странным будет его наряд, тем глубже Кента проникнет на верфь и тем легче смешается с почетными гостями. Наблюдая за попутчиками в поезде из Вашингтона, он гордился своим выбором: самый подходящий для такого случая светлый сине-белый полосатый костюм и зеленый широкий галстук под цвет ленты на соломенной шляпе-канотье.

На верфи в Камдене он то и дело снимал шляпу, вежливо приветствуя дам, важных гостей и престарелых джентльменов. Первым, кого он встретил на удивительно современной верфи, оказался капитан Лоуэлл Фальконер, герой Сантьяго. Они познакомились прошлой осенью на открытии бронзовой мемориальной доски в честь командора Томаса Тинджи, первого коменданта Вашингтонской военной верфи. Ямамото создал у Фальконера впечатление, что ушел в отставку из японского флота в звании лейтенанта, чтобы вернуться к своей первой любви — японскому искусству. Капитан Фальконер провел его по арсеналу, за исключением — что было очень заметно — оружейного завода.

Этим утром, когда Ямамото поздравил Фальконера со спуском на воду первого американского дредноута, тот ответил сухим «почти дредноута», предполагая, что как старые морские волки они поймут друг друга: бывший офицер японского флота увидит недостатки.

Ямамото снова прикоснулся к шляпе, на этот раз здороваясь с высокой светловолосой женщиной.