Правда о Первой Мировой войне - Генри Лиддел Гарт

Фалькенгайн, назначенный после отхода от Марны на место Мольтке, в основном как будто придерживался плана Шлиффена, ища решения на Западе. Но он не последовал рекомендуемому Шлиффеном способу – ослабить свой левый фланг с целью сосредоточить на решающем правом фланге мощный кулак. Действительно, осенняя атака под Ипром была проведена главным образом сырыми, необстрелянными соединениями. Между тем закаленные уже в боях войска почти бездельничали, стоя между рекой Эн и Вогезами. Полковник Тренер, начальник полевых сообщений, правильно оценивал обстановку. Он зашел даже так далеко, что представил Фалькенгайну подробно разработанный им план переброски шести армейских корпусов на правый фланг. Но план этот был отвергнут. Если вспомнить, как близок был к гибели британский фронт под Ипром, остается только сказать, что германское главное командование вторично спасло союзников.

При подобной же конъюнктуре и Людендорф просил подкреплений близ Лодзи, чтобы придать силу своему удару, вклинившемуся во фланг русских. Но Фалькенгайн упустил и эту возможность, оттягивая высылку подкреплений, пока неудача под Ипром не сделалась фактом.

Неохотно отказавшись от новой попытки прорвать сеть окопов на западе, Фалькенгайн, видимо, колебался, что же предпринять дальше. Убеждение, что война должна быть сначала решена во Франции, привело его к недооценке и сомнениям в возможности добиться решения на Востоке. Действительно, понимая, что Восточный фронт является единственно возможным театром операций на ближайшее будущее, он до тех пор задерживал необходимое подкрепление этого фронта, пока его к этому не вынудила угрожавшая обстановка на австро-венгерском фронте. И даже тогда он подавал эти подкрепления как милостыню – неохотно и скупо – в количестве, достаточном, чтобы обеспечить успех, но недостаточном (или слишком поздно), чтобы привести к решающей победе.

Все же надо отдать должное Фалькенгайну. Он понял, что неизбежна долгая война, и в соответствии с этим принялся за работу, развивая силы и возможности Германии, чтобы выдержать стратегию измора. Техника полевых укреплений была доведена до более высокого уровня, чем в любой из других армий; была создана сеть военных железных дорог и расширена существовавшая в целях перевозки резервов в тылу фронта; пополнение огнеприпасов и добыча сырых материалов для их производства были подтолкнуты так энергично и с таким пониманием дела, что с весны 1915 года быстрый рост производства военных материалов был обеспечен. В Британии же, например, эта проблема только начала ставиться. Фалькенгайном были заложены основы той организации экономики и использования запасов, которые явились разгадкой силы, выдерживавшей гнет британской блокады Германии. Научному руководству экономической войной Германия обязана главным образом доктору Вальтеру Ратенау – крупному магнату индустрии. Германия была также пионером и в использовании для войны психологии. Еще осенью 1914 года она приступила к широкой пропаганде в Азии, чтобы подорвать престиж Британии и вызвать восстания среди подданных Британии магометан. Недостатки этой пропаганды и грубость ее приемов меньше бросались в глаза в применении ее к примитивным народам, чем к цивилизованным народам Европы или Азии.

Тот же период был ознаменован крупным успехом германской дипломатии – вступлением в войну Турции, хотя в основном к этому привело сочетание ряда довоенных причин, а также и события самой войны. С 1909 года в Турции брала верх партия младотурок, для которых старые традиции, включая и дружбу с Англией, являлись неприемлемыми. Германия, находясь во власти своей мечты – создания среднеазиатской сферы влияния, символом которой являлась Багдадская железная дорога, – искусно использовала возможность приобрести влияние над новыми правителями Турции. Лидер младотурецкой партии Энвер-паша был военным атташе в Берлине. Германские инструкторы наводнили турецкую армию, и в результате между Германией и вождями младотурок состоялось соглашение о совместных военных действиях. Соглашение это было вызвано необходимостью для обеих стран охранить себя от опасности со стороны России. Прибытие «Гебена» и «Бреслау» подкрепило моральный нажим германского посла Вангенгейма, и 29 октября турки фактически вступили в войну, атаковав в Одессе Россию, а на Синае – Британию.

Фалькенгайн видел «решающее значение вмешательства Турции в борьбу», во-первых, в том, что оно перекрывало Проливы, этим путем не могли больше притекать в Россию припасы; во-вторых, этим отвлекались военные силы Британии и России. По требованию Германии Турция уже в середине декабря повела удар на Кавказе против русских, но сверхсамонадеянный план Энвера закончился разгромом турок в сражении под Саракамышем. Неудача преследовала Турцию и при второй ее попытке – перерезать Суэцкий канал, артерию, соединяющие Британию с Востоком. Синайская пустыня являлась преградой, ограничивавшей силу вторгавшейся армии турок, а два небольших отряда, прошедших сквозь нее, были у Исмалия и Эль-Кантары легко отброшены, хотя отступление их затем совершилось в полном порядке.

Оба эти наступления в тактическом отношении были неудачны, но они имели для Германии большое стратегическое значение, сковывая крупные силы русских и британцев.

Как бы для восстановления равновесия, нарушенного присоединением Турции к Центральным державам, Италия окончательно сбросила с себя искусственные узы старого Тройственного союза и присоединилась к Антанте. 24 мая она объявила войну Австрии, своему наследственному врагу, избегая все же открытого разрыва с Германией. Хотя основным мотивом Италии являлось желание воспользоваться удобным случаем, чтобы освободить своих сородичей в Триесте и Трентино от австрийского ярма, здесь играло определенную роль и чисто духовное, отвлеченное желание восстановить свои исторические традиции. Все же с военной точки зрения помощь ее не могла иметь скорого или решающего влияния на обстановку, так как армия ее не была готова для проведения быстрого удара, а австрийская граница представляла собой сильное по природе горное препятствие.

На стороне Антанты осознание застоя позиционной войны привело к иным реакциям.

На германскую стратегию влияло стремление к захвату территории, над стратегией же французов господствовало желание вернуть себе потерянную территорию. Правда, сосредоточение сил и средств на Западном фронте, где стояли и главные силы противника, оправдывалось военными соображениями, но, не обладая решением, которое позволило бы им пройти сквозь стену окопов, преграждавшую им дорогу, они просто бились головой об эту стену.

Зимние атаки в Артуа, на реке Эн, в Шампани и Вёвре стали дорогостоящими доказательствами того, что при искусстве ведения позиционной войны германцами «покусывание» Жоффра обычно выражалось для французов в истощении их армий и постепенном сгорании их в огне обороны. Что касается новых решений, которые позволили бы найти выход из создавшегося положения, то работа мысли французов, как это ни странно, оставалась бесплодной.

Трудности Британии, напротив, заключались в излишней плодовитости мышления – или скорее в отсутствии решимости выбрать и взрастить что-либо определенное из этих плодов.

В значительной степени такая нерешительность обязана обскурантизму профессионального мышления, которое скорее становилось в оппозицию всяким новшествам, чем являлось опытным руководителем при выборе наиболее полезного.

Решения, позволявшие найти выход из этого положения, вдохновителем которых являлась Британия, выкристаллизовались в двух основных группах: одной – тактической, другой – стратегической. Первая отмыкала барьер окопов, создав боевое средство неуязвимое для пулеметов и способное преодолевать окопы. Средство это должно было восстановить равновесие, нарушенное превосходством мощи обороны над наступлением. Идея этой машины – именно для решения подобного рода задач – зародилась у полковника Суинтона еще в октябре 1914 года, затем в младенчестве она была вскормлена и взращена Уинстоном Черчиллем, тогда первым лордом Адмиралтейства, и, наконец, придушена после нескольких месяцев опытов оппозицией официальных военных кругов. Потом она созрела только в танке 1916 года.

Второе решение – стратегическое – предлагало обойти этот барьер окопов. Сторонники такого решения, известные под названием «восточной» школы мышления, в отличие от «западной» школы говорили, что союз противников надо рассматривать как одно целое и что современность настолько изменила представление о расстояниях и подвижности, что удар на каком-либо другом театре войны будет соответствовать историческому удару по стратегическому флангу противника. Далее такая операция на суше и на море соответствовала бы традиционной стратегии Британии и позволила бы ей использовать свои преимущества морской державы, которыми до сих пор пренебрегали.