Синдром Клинтона. Моральный ущерб - Макс Нарышкин

— Этот дурак сказал, что задержится на совещании, — говорила ему мадам Истасова, прижимая ушко к его не покрытой растительностью груди. — Как будто я не знаю, что он трахается на Академике Варги.

— На ком он трахается?

— На Академике Варги.

— Не знал, что он возбуждается при виде образованных мужчин.

— Он возбуждается при виде глупых ссыкух. Главное, чтобы волосы были гладкими, белыми и рост не ниже ста семидесяти.

— А при чем здесь академик?

— Забудь об этом. — Она наклонилась к нему и поцеловала влажными губами. — На сколько монстр оштрафовал сегодня моего мальчика?

— На пятьсот долларов, — сказал Пусодин, понимая, что когда-то все это придется возвращать одной суммой.

— Ах он животное! — И мадам Истасова, отвернувшись к тумбочке и демонстрируя Роме не очень сексуальную спину с торчащими, покрытыми пупырышками-родинками лопатками, копалась в темноте в поисках компенсации.

Тем Рома и жил. Но месяц назад ему было предложено украсть у Истасова миллионы и уехать на острова. Рома не знал, что имеет в виду под «островами» жена Бориса Борисовича, но в данном контексте «острова» для него представлялись «участками суши, со всех сторон окруженными водой». В понимании Пусодина это было как раз то место, бежать с которого, если вдруг на островах появится обокраденный Истасов, решительно невозможно. Разве что только вплавь. Сама идея ему нравилась. Последствия — нет.

Появление в его жизни странного типа со стальным взглядом и в мятом костюме насторожило. А последние слова незнакомца: «Истасов, значит…» — заставили его и вовсе призадуматься. Первой его мыслью было рвануть куда глаза глядят. Уже догадавшись, что дело не в проститутке, а в той, к кому Борис Борисович заглядывает по четным дням месяца, Пусодин пришел к печальному заключению, что теперь побег невозможен. Во-первых, тип внимательно изучил все записи в Ромином паспорте, а после и вовсе сунул паспорт в карман. Во-вторых, он сообщил страшную новость: если Рома хочет жить, он будет ему помогать. А если Рома дернется в сторону или совершит иную глупость, тип сдаст Рому Истасову. Но больше всего Пусодину не понравились стихи, прозвучавшие за минуту до того, как они вышли из «Фольксвагена» и направились к запасному входу в «Макарену».

— Теперь слушай меня особенно внимательно, фрик, — приказал тип. — Если ты вдруг задумаешь поставить меня в офисе в неудобное положение, то уже через час твоя жизнь превратится в ад. Выглядеть это будет реально следующим образом:

Менеджер-мальчик по имени РомаПосле работы ужинал дома.Взрыв вдруг раздался на улице Жданова:Яйца — в Давыдково, жопка — в Чертаново.

Я достаточно ясно объясняю?

Поскольку в паспорте Пусодина на пятой странице было записано: «ул. Жданова, дом № 293, корп. 3, кв. 455», он понял все совершенно правильно. И повел типа к запасному входу, дабы на главном их не тормознули и не доложили куда следует, то есть начальнику СБ. «И дернул меня черт отказаться от зоопарка, — думал менеджер отдела продаж, поднимаясь по лестнице офиса впереди типа, — сейчас бы кидал говядину росомахам и детенышами приторговывал».

У входа в приемную тип приказал исчезнуть, напомнив о паспорте. Пусодин ушел в общий кабинет и стал пить кофе.

Раздумывая, с чего начать разговор, Куртеев взялся за ручку двери и вошел в приемную. За столом секретарши сидела статная брюнетка и красила ресницы, открыв рот так, будто в нем находился банан. Заговорила она лишь после того, как Тихон направился к дубовой двери с табличкой: «Истасов Борис Борисович».

— Он занят, — сказала девица, не закрывая при этом рта.

Можно было войти без приглашения и одним вопросом заставить Истасова выставить секретаршу вон. Но Куртееву не хотелось начинать нелегкий разговор, уже находясь в уязвимой позиции нервного человека.

— Скажите ему, что я по поводу одной девушки, которую мы оба знаем.

Эта фраза секретаршу заинтриговала так, как если бы Куртеев сообщил о провалившемся в квартире Истасова потолке.

Не отводя взгляда от лица странного гостя — ужасного взгляда одного накрашенного и одного ненакрашенного глаза, — она выскользнула из-за стола и скрылась в кабинете президента.

Через минуту вышла. Минута была долгой. Наверное, босс пытался выяснить у помощницы: какой девушки, как фамилия знающего ее совместно с ним гостя, где девушка живет и как выглядит. Поскольку ни одного ответа не было, а тема выглядела скользкой — на это и рассчитывал Тихон, помня историю с четными и нечетными днями, — он был приглашен к хозяину кабинета, несмотря на его занятость.

— Кто вы? — спросил Истасов.

— Это неважно. Важно, что я уже пришел. Вот, посмотрите, — и Куртеев вынул уже порядком потрепанный и перебывавший в руках многих листок. — Здесь три фамилии. Их написала за минуту до похищения одна девушка. Я хочу выяснить, где она сейчас. Это все, что мне нужно. Если я не выясню у вас, я выясню у кого-то из оставшихся двоих. Но лучше бы мне закончить свои поиски в этом кабинете.

— Так и будет, если вы не объясните, в чем дело.

Тихон не помнил, чтобы когда-то уставал так сильно. Бывало, он не спал сутками, но ни разу при этом над ним не витало ощущение того, что он не успевает. Единственная возможность отыскать Вику — листок с ее почерком — не давала шанса ее отыскать. Это противоречие давило на него и заставляло оставлять силы там, где нужно было их набирать.

Психопата Пятько было легче убить, чем заставлять называть фамилии. Вероятно, его можно было заставить говорить, но Куртеев не был ни детективом, ни сыщиком, ни садистом. Более того, Тихону показалось, что продюсер действительно не знал Вику. Только потому Куртеев и ушел. Еще там, в кинокомпании, он решил не доводить обстановку до абсурда. До той стадии, когда продюсер окажется загнанным в угол и ему нечего будет терять. Человек без шанса всегда опасен. Точно так же нельзя увольнять сотрудника, не оставив ему хоть что-то, если речь идет, разумеется, об интриге, а не законном увольнении. Человек должен чувствовать, что ему оставлено нечто, значит, ему дают понять, что он хоть в чем-то, но победил. Если же сотрудник уничтожен без остатка и знает, что несправедливо, он способен на все. А это в планы топ-менеджмента как раз не входит. То же самое с Пятько. Устав и испытывая чувство безнадежности, он мог оборвать поиски Тихона у себя в кабинете, как это теперь, еще не устав, обещает Истасов.

Окинув взглядом стены кабинета, Куртеев стал разглядывать рекламные постеры «Макарены». Медленно и напряженно, словно готовясь к прыжку, Истасов затягивался сигареткой и следил за каждым движением гостя. Больше всего, по мнению Бориса Борисовича, странного гостя заинтересовал плакат компании, на котором был изображен гомосексуального вида лох, ряженный в костюм Остапа Бендера. Лох Бендер с лицом испытывающего первый оргазм мальчика держал руки полусогнутыми, и с рук этих слетала ряженная под мадам Грицацуеву, лесбиянского вида матрена. За спиной странной парочки, то бишь на втором плане, виднелись заваленные товаром и уходящие вдаль, километра этак на три, полки, а надпись сверху гласила: БЕСПРЕЦЕДЕНТНЫЕ СКИДКИ!

Это было знакомо.

Рекламная фирма, которой была отдана на откуп акция продвижения магазинов «Улица», понимала оригинальность рекламного хода именно таким образом. Улыбку Куртеева Истасов сразу понял неправильно, впрочем, ему было наплевать на это, его интересовала причина визита молодого человека. Наглядевшись вдосталь, Тихон удовлетворенно перевел взгляд на президента.

— Трудности с поставщиками, верно?

— Причина такого предположения? — прищурился Истасов.

— Процесс бросания мужчиной полураздетой и уже готовой ко всему женщины на пол при виде полок с продуктами оставляет неоднозначное впечатление. На такой поступок способен только очень голодный мужчина. Либо сытый, но больной на голову. Либо педераст. Таким образом, ваши плакаты, развешанные по всему городу, призывают посещать ваши магазины либо голубых, либо дебилов, либо тех, кто наголодался до того, что ему уже все равно, какой магазин попался на дороге первым. А женщинам в вашем магазине делать нечего. Их там обязательно кинут.

Истасов откинулся на спинку кресла и посмотрел на Куртеева, лениво кусающего фильтр и щурящегося от дыма, уже с другим интересом.

— А при чем здесь трудности с поставщиками?

— Начнем не с поставщиков, а с фирмы, которая вас рекламирует. Это тоже ваш партнер. Они не слишком высокого мнения о вас, если вашей рекламой занимается их уборщица. О моральной стороне дела мы уже поговорили, теперь посмотрим на техническое исполнение. «Беспрецедентные скидки» — на что? На все? Тогда это не скидки, а четкое указание на жадность президента компании, который, открывая магазин, завысил цены до такого потолка, что теперь, чтобы не провалиться, вынужден идти на поводу покупателя и их опускать. Все знают, что скидки — лохотрон для клиента. Но нельзя же заявлять об этом клиенту с порога! И с какого, извините, хрена понадобилось вдруг беспрецедентно скидывать цены в продуктовом магазине? Не потому ли, что хозяин по дешевке сбывает скупленную «просрочку»? Вы платите за рекламу, чтобы обратить на себя внимание. И немалые, я понимаю, деньги. Однако PR-акция проводится так, словно рекламиста тошнит при виде вас. — Закинув ногу на ногу, Куртеев и вовсе лег в кресло. Если бы не постоянные мысли о Вике, он заснул бы на полуслове, как Жеглов, рассказывающий Шарапову пять своих правил. — Все это видят, в том числе и ваши поставщики, так почему же, спрашивается, они не будут поступать с вами так же?