И дай умереть другим - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А на самом деле, вы, как бы это сказать, подхватили из слабеющих рук и гордо понесли, вернее, повели?
– Пачему нет? Ребята меня любят, все довольны. Разрастаемся, тренировочную базу построили, ведем переговоры, будем новых игроков покупать, играть стали лучше. В полуфинал европейского кубка вышли.
– А деньги откуда берете?
– Кито ищет, тот всегда… Спорт – это ба-альшой бизнес, умные люди это понимают.
– А кто-нибудь из игроков, тренеров, ничего такого о Рыбаке после его побега не говорил, не упоминал? Может, даже не о встрече, о звонке, письме, записке.
– Не знаю, нет. Поедем, сами спросим?
– В смысле?
– Сейчас как раз тренировка заканчивается, падъедем, пагаварым.
В раздевалке пахло потом, кожей и еще чем-то медицинским – спиртово-ментоловым; два десятка игроков, массажисты, тренеры сидели, стояли, прислонясь к шкафчикам, мяли в руках потные футболки и полотенца. Они только закончили тренировку, явно устали, естественно, хотели помыться и отдохнуть и потому смотрели на Турецкого невесело, и только присутствие Резо не позволяло им разойтись по своим делам. В конце концов, они не обязаны торчать тут и выслушивать какого-то следователя. Хотя бы и из Генпрокуратуры. И если поначалу хоть кто-то проявлял какую-то заинтересованность, то, как только Турецкий объяснил цель этой беседы, всякий интерес тут же пропал.
«Важняк» кратко обрисовал сложившуюся ситуацию и по тому, как никто не отреагировал на известие о побеге и розыске Рыбака, понял, что это для них не новость.
Обстановка, конечно, не располагала к задушевной беседе и откровенности, но это, в конце концов, не намного хуже, чем говорить с каждым из них в отдельности. Когда человек один на один со следователем и ему есть что скрывать, он концентрируется, замыкается, взвешивает каждое слово и каждое движение, и к каждому нужно искать свой ключ, если этот ключ вообще есть. В группе, в команде, люди чувствуют себя куда увереннее, ведь есть вероятность спрятаться, раствориться, остаться незамеченным, и, может быть, что-то: реплика, жест, вздох, взгляд – вылезет-таки наружу.
– Каждый из вас относится к Рыбаку по-своему, кто-то, возможно, считает, что он невиновен и приговор, вынесенный ему, был несправедлив, но это не повод, чтобы укрывать его. Во время его побега погибли люди, потом он убил еще как минимум одного человека и, возможно, будет продолжать убивать. Подумайте, он может прийти к любому из вас, и никто не знает, чем закончится эта встреча.
Футболисты молчали и только переглядывались, недоуменно пожимая плечами, никто не испугался, но и не возмутился.
– Если кто-то из вас что-то видел, слышал, о чем-то знает или догадывается, нам нужно это знать.
– А с чего вы вообще решили, что мы что-то знаем? – спросил массажист, в ситуации вынужденного простоя быстро-быстро перебиравший собственные икроножные мышцы. Ну прямо пианист. Турецкий на секунду даже засмотрелся и подумал, не взять ли телефончик. Нет, не взять.
– Я никого ни в чем не обвиняю, но у Рыбака нет родственников в Москве, нет квартиры, нет денег, а он должен где-то жить, что-то есть, и при этом он еще хочет доказать свою «невиновность», а значит, должен найти какого-то «настоящего» убийцу своей жены…
– Так он все-таки невиновен? – снова спросил массажист.
Футболисты вообще рта не открывали. Может, он у них капитан команды, мелькнула у Турецкого идиотская мысль.
– Я не буду сейчас оспаривать решение суда, потому что у меня лично нет оснований для этого, то есть нет никаких новых улик по этому делу. Со многими из вас он проработал не один год, возможно, вам он верит и думает, что вы верите ему, потому он и придет, а возможно, уже приходил. Если совесть не позволяет вам выдать его милиции, хотя бы объясните ему, что он уже заявил о себе. Достаточно трупов. Если он придет с повинной, его дело обязательно будет направлено на доследование. Невозможно скрываться всю жизнь.
– Что он, идиот, сдаваться – так и так стенка.
Турецкий не стал отвечать.
– Я не требую немедленного ответа и не прошу поднять руки тех, кто встречался с ним после побега, я оставляю вам мой телефон, и вы можете позвонить, не называя имени. Меня интересует все: малейшие подробности, самые незначительные детали. Никаких последствий для заявителя, даже если он укрывал Рыбака, не будет, я обещаю. Мне нужен только сам Рыбак.
Все молчали. На номер, который Турецкий размашисто начертал маркером на дверце чьего-то шкафчика, демонстративно никто не смотрел, зато на «важняка» смотрели тяжело, практически с презрением. Обещаниям они, конечно, не поверили, как едва ли поверили и тому, что Рыбак стал маньяком-убийцей.
Кто– то спросил нетерпеливо у Резо:
– Все? Можно идти?
Турецкому стало ясно, что дальнейшие увещевания ни к чему не приведут.
– У меня все, – сказал он.
Президент кивнул, и они с явным облегчением зашевелились, переговариваясь, потянулись в душ.
Разумеется, чего и следовало ожидать.
Оставшиеся в раздевалке тренеры и массажисты косились на «важняка», ожидая, когда же он наконец оставит их в покое.
– Что дальше? – спросил Резо.
– Ничего.
Президент, улыбаясь, сказал:
– Тогда я поехал работать. Трудиться! Если вам что-то понадобится…
– Спасибо.
Собравшись уже уходить, Турецкий вдруг передумал и подошел к массажисту, который единственный за всю «лекцию» сказал хоть слово.
– Пойдемте покурим на воздухе.
– Не курю и вам не советую, – демонстративно огрызнулся массажист.
– Тогда просто подышим.
Крыть было нечем. Он нехотя поднялся и вышел за следователем. Тоскливо глянул на сигарету в руке Турецкого, отравлявшую местную экологию.
– Что вам от меня нужно, не знаю я ничего. Не знаю я ничего, что вам от меня нужно, – массажист доходчиво повторил свою фразу с конца.
– А если бы знали, сказали бы?
– Нет, – не задумываясь, ответил массажист.
– Так не знаете или не скажете?
– Не знаю. И оставьте ребят в покое, у них ответственная игра на носу.
Нет, все правильно. Постояли, послушали, наплевали и растерли. Как им объяснить, что не все в милиции и прокуратуре продажные сволочи? А никак не объяснить. Потому что продажных и сволочей больше, и если они верят Рыбаку, значит, автоматически не верят никому из органов, а значит, и не надо ломать комедию, клясться в собственной честности-неподкупности-беспристрастн# ости. Само собой, никто из них не позвонит.
Хотя, если Рыбак вообще к ним не обратится, это все не имеет никакого значения.
В прокуратуру Турецкий приехал в препаскуднейшем настроении, с твердым намерением тут же вызвонить Грязнова и пойти пить пиво. Но под дверью в нетерпении пританцовывал Артур, который сиял, как юбилейный рубль, и был явно распираем желанием поделиться с шефом очередным гениальным открытием.
– Сан Борисыч, пистолетик нашелся!
– Ну и слава богу. – Черт, какая же все-таки собачья работа, с тоской подумал Турецкий. – Пойдем пиво пить.
– Я пиво не пью.
– Рядом постоишь.
Вышли на улицу, свернули в Столешников переулок и засели в ближайшем же кафе. Артур, для компании заказавший колу, все подсовывал Турецкому папку, но «важняк» взялся за бумаги только после второй банки, когда немного отпустило, улеглась кутерьма в голове, вернулось самоуважение и выяснилось, что солнце светит.
Итак?
РАПОРТ
16.04 я был вызван телефонным звонком гр. Линейкина И. И., пенсионера, проживающего по адресу: Сиреневый бульвар, дом 13а, квартира 17, и жаловавшегося на шумные звуки петард.
Прибыл по вызову в 21.22. Мною обнаружены во дворе бывшего детсада No 1341, ныне состоящего на капитальном ремонте, школьники Одиненко, Паршин и Рюмин, которые жгли костер и взрывали в пламени боевые патроны от пистолета ТТ. При моем появлении нарушители попытались скрыться, но были мною задержаны и опрошены в присутствии родителей.
Все трое показали, что в 16.04 по дороге из школы нашли пистолет висящим на решетке водослива на улице 3-я Парковая. В 21.00 Одиненко, Паршин и Рюмин собрались на территории вышеупомянутого детсада, чтобы пострелять, но пистолет оказался неисправен, после чего последовало предложение Паршина взорвать патроны.
Пистолет и оставшиеся пять патронов изъяты, Одиненко, Паршин и Рюмин дактилоскопированы. Ст. л-т Володин трогал оружие только через ткань носового платка.
Старший лейтенант Володин.
"…На рукоятке пистолета ТТ обнаружены замытые следы крови и несколько головных волосков мужчины европеоида, 45-50 лет, блондина.
Кроме отпечатков, переданных мне для сличения, на патроне, заклиненном в стволе, обнаружен сильно смазанный оттиск большого пальца левой руки. Отпечаток без дополнительных параметров идентификации не поддается. Рыбаку не принадлежит.
По итогам баллистической экспертизы исследуемый пистолет ТТ в более ранних уголовных делах с применением огнестрельного оружия не отмечен…"