Янтарь чужих воспоминаний - Марина Суржевская

— Это очень поучительные старые сказки, — Мили откидывается спиной мне на грудь. — И зачем мне их читать, я давно все знаю наизусть. Знаешь, какая моя любимая?

— Ой, конечно знаю, — я оглядываюсь, желая убедиться, что конюх не несется за нами с дробовиком наперевес. — Про мальчика с замерзшим сердцем. Ты мне ее сто раз рассказывала.

— А вот и не угадал! У меня другая любимая!

— Ну вот, а я-то надеялся…

Милинда расхохоталась так, что взлетела с ветки какая-та пичуга, и я торопливо закрыл девушке рот ладонью.

— Сдурела так орать? Тише.

— Мы уже далеко. Ну же, Кай! Я хочу скачки и дикости! Ну давай же! Ты ведь тоже этого хочешь…

Хочу. Я очень этого хочу.

Я дергаю поводья, ударяю по бокам лошади, и она срывается, словно черная фурия, грациозная, сильная, неуловимая, как сама ночь. Мы несемся между полем и озером, сливаясь с темнотой, ощущая себя частью этого мрака, этого волшебного мира, освещенного полной луной, нереально большой на всходе. Милинда уже не смеется, она молчит, но я слышу ее дыхание даже сквозь хрип лошади и трели птиц. Уже завтра мы снова разъедемся по академиям, но сейчас есть только эта песчинка времени, словно зависшая в стеклянной колбе песочных часов, не падая. И мне даже страшно дышать, чтобы не нарушить невесомое равновесие этой замершей по чьей-то прихоти крупинки песка. Или может, мне просто хочется поверить в чудо.

— Быстрее! — Мили не говорит, выдыхает, но я чувствую, и мы ускоряемся, ускоряемся, ускоряемся, и, кажется, еще миг — полетим…

И мы летим. Кубарем в овраг, перед которым резко затормозила вороная кобыла. Я не сразу понял, что произошло, лишь осознал себя лежащим на толстом слое прошлогодней листвы и мха. Лошадь фыркала уже где-то в отдалении, весьма непрозрачно объясняя, что она думает о таких наездниках. Я приподнялся, не понимая, как, свалившись с кобылы, все еще жив и даже, кажется, здоров.

— Милинда! Проклятье!

Я бросаюсь к ней, лихорадочно ощупываю тонкое девичье тело. В этом овраге гораздо темней, чем наверху, словно в самой бездне!

— Мили, скажи хоть что-нибудь! — я уже ору, прижимаю к ее горлу губы, не слыша за собственным током крови, долбящей в виски, совершенно ничего.

— Милинда! — я склоняюсь к ее лицу, пытаясь уловить дыхание, касаясь губами губ.

— Ты меня решил добить? — девушка отталкивает меня, и я, выдохнув, падаю рядом.

— Вот и покатались…

— Ага. Если эта проклятая кобыла сбежит, нас убьют. Много раз и с особой жестокостью.

— Мили, ты ничего не повредила? — глаза уже привыкли к темноте, и теперь я вижу растрепанную девушку, сидящую на листьях. Она хмыкает. Еще раз. А потом начинает хохотать, как помешанная.

— Кай… — Мили почти стонет, не силах остановиться. — Это просто… невероятно… совершенно… Один случай на миллион… С лошади… Вдвоем… ночью… и — ничего!!!

Я смотрю на нее, осознаю, и тоже начинаю смеяться, уже хватаясь за живот, но не в силах остановиться. Действительно ведь, один случай на миллион.

— Мы с тобой счастливчики… Ой, я не могу…

Она подползает ближе, утыкается лицом мне в плечо, пытаясь сдержать приступ безумного смеха. Смотрим друг на друга… и новый взрыв хохота.

— Кай…

— Мили!!!

— Кай!

Ее лицо так близко, и я прижимаюсь к ее губам. Просто прижимаюсь, потому что это часть смеха, часть этой ночи, часть волшебства. Губы Мили открываются, впуская меня, податливый язык встречается с моим, трогает… Песчинка времени качается в узком горлышке песочных часов, не падая.

— Ты с ума сошел? — она отпихивает меня и вскакивает на ноги. И начинает быстро карабкаться верх по склону. А я все так же сижу на земле, глядя на ее силуэт, освещенный луной.

— Ты там до утра сидеть собираешься? — в голосе Милинды появилась какая-то новая нотка, но я пока не могу разобрать какая. — Пора возвращаться, Кай.

Песчинка все-таки упала на дно, к тысяче своих сестер, безликих и беспощадных.

Возвращаемся мы молча, словно выплеснули в том овраге все слова.

— И какая же твоя любимая сказка? — уже возле конюшен вспоминаю я. Спрашиваю, не глядя и без интереса, просто чтобы разрушить неловкость.

— Красавица и чудовище, — Милинда бросает это резко и уходит. А я до утра ловлю в полях проклятую черную кобылу…

Осень

Кристина

Вечером она решила хоть немного подрезать кусты, разросшиеся так, что по дорожке нельзя было пройти, не зацепившись. Благо, в начале осени световой день еще длинный, и до темноты Крис надеялась управиться. Она нашла в кладовке садовый нож, надела старые джинсы и майку, завязала волосы в хвост и вышла из дома. И уже через десять песчинок поняла, что нож безнадежно тупой, а ветви кустарников поразительно живучи.

Она поднялась, отряхнула коленки.

— Что ж, а вот и повод, — пробормотала Крис и решительно направилась к выходу. Прошла вдоль забора и нажала кнопку на двери соседа. Где-то в глубине дома звякнул колокольчик.

Орин вышел и посмотрел на девушку без улыбки.

— Добрый вечер, — Кристина постаралась выглядеть приветливо, хотя сосед вызывал внутри чувство схожее с тем, что возникает от скрипа ржавого колеса. — Простите, господин Дартер, у вас не найдутся садовые ножницы? Я пытаюсь привести дорожку в порядок, но мой нож совершенно ржавый…

Он смотрел на нее, не мигая, в серых глазах ни намека на доброжелательность.

— Мне кажется, вам лучше нанять садовника, госпожа Дирхойт, — бросил он.

— А мне кажется, что вы мне грубите! — она не сдержалась, вся ее напускная приветливость слетела в мгновение ока. Орин едва заметно усмехнулся. Похоже, он понимал, насколько раздражает девушку, и получал от этого удовольствие. Он медленно осмотрел ее с ног до головы, и Крис почувствовала, что покраснела. И разозлилась еще больше.

Она развернулась и, не прощаясь, пошла к своей двери.

— Я принесу вам ножницы, — донесся сзади насмешливый голос.

— Знаете, я, пожалуй, последую вашему совету, — бросила девушка через плечо, — и найму садовника! Благодарю!

— Не стоит.

Она толкнула свою дверь, так и не обернувшись. Раздумывая над позой своего соседа. Он стоял, загораживая вход так, что ей не было видно ничего за его спиной. И дверь приоткрыл лишь слегка, не позволяя соседке заглянуть в свой сад.

Кристина размышляла над этим и вечером, сидя на подоконнике темной гостиной. Сад погрузился во тьму, и окно соседа было плотно зашторено, но сквозь ткань проникали желтые лучики, говоря, что хозяин дома. И от того Крис чуть не свалилась с окна, когда увидела темную мужскую фигуру, быстро пересекшую дорожку сада и растворившуюся во мраке улицы.