Сэвилл - Дэвид Стори

— Какую фору тебе дать? — сказал мистер Стрингер.

— Еще чего, — сказал отец. — Трогаемся разом.

Мистер Стрингер сел прямо, и Батти его подтолкнул.

— Валяй, па! — кричал Стрингер. — Быстрее!

Отец Колина бежал за санями, толкая их, а когда они взяли разгон, вскочил на них и вытянул ноги, чтобы рулить.

— Приехали! — крикнул мистер Стрингер на половине склона. Он схватился за отцовские сани и повернул их поперек. — Слезай, приехали! — крикнул он, и его короткая фигура вырисовалась на фойе снега, словно он повис в воздухе.

Его сани вместе с отцовскими врезались в сугроб. Немного погодя они увидели, что мистер Стрингер стоит, стряхивая снег с головы и плеч. Он говорил:

— Я бы тебя все равно обогнал, Гарри.

— Он меня за ноги схватил, — сказал отец, когда они выбрались на вершину. — Я бы его на милю побил. Я его уже обходил.

— На милю! — сказал мистер Стрингер. — Пришлось его схватить, чтобы он нос себе не расквасил.

Отец подхватил Стивена на руки и сказал:

— Ну-ка, давай прокатимся.

— Пап, я домой хочу, — сказал Стивен и прижался к отцу, потому что мистер Стрингер сказал:

— Хочешь, я тебя согрею? Поедешь у меня на спине, малый?

— Напугался, — сказал отец. — Он же первый раз на санки сел.

На вершину поднялись еще люди и тут же поехали вниз. Снизу, от качелей, донеслись отголоски их криков.

— Съеду еще раз, — сказал отец, — а потом отведу его домой. — Он спустил Стивена на землю и добавил: — Покатай его тут, Колин.

Но Стивена это не успокоило, и отец сказал:

— Ну, ладно. Съедем все вместе.

Однако Стивен не согласился сесть между колен отца и отказался уцепиться за его спину, а когда мистер Стрингер взял его к себе на санки, заплакал еще громче.

Отец уже подталкивал сани.

— Значит, на кружку пива, Гарри, — сказал мистер Стрингер.

Колин разогнал сани и вспрыгнул отцу на спину. Отец охнул. При каждом толчке он снова охал. Сзади неслись крики мистера Стрингера.

В лицо Колину бил снег. Он всем телом ощущал, как изгибается отец, выбрасывая ноги в сторону, чтобы повернуть сани. Они проскочили между столбами цепных качелей.

— Держись, держись! — сказал отец, когда Колин еще сильнее вцепился в его спину и уперся подбородком ему в шею.

Под полозьями хрустел снег, отец перекидывал ноги с одной стороны на другую. Сани вылетели на нетронутый снег у подножья холма, описали широкую дугу и остановились под изгородью.

— Вот это мы проехались! — сказал отец. — Полторы дистанции, можно сказать. — Колин встал, а он все еще лежал на санях и охал. — А, черт, ты целую тонну весишь, — сказал он. — Спину мне сломал, не иначе.

Мистер Стрингер ждал их на склоне.

— Я уж подумал, что ты домой поехал, только мы тебя и видели, — сказал он. — Ну, с меня полторы кружки.

— Конечно, можно было бы, да я уж решил остановиться, — сказал отец. Он посадил Стивена себе на спину и сказал: — Отнесу-ка я его домой. Ему тут вроде бы не нравится.

— Я пойду с тобой, — сказал мистер Стрингер. — Там уже час как открыто. — Он провел ладонью по рукам и груди. — Ишь ты, с меня прямо течет.

Колин увидел их, когда они выходили из ворот Парка. Отец со Стивеном на спине остановился, закурил сигарету и протянул спичку мистеру Стрингеру. Потом они свернули на дорогу, ведущую к поселку.

Через некоторое время он остался на спуске один. Когда он мчался вниз, слышен был только шорох полозьев по снегу. Из Парка не доносилось ни единого звука. Небо очистилось от туч. Ледяная дорожка убегала из-под санок к подножию холма.

Теперь каждый вечер, едва вернувшись из школы, он шел с санками в Парк. Иногда с ним шли Батти и Стрингер, иногда один Батти — он скользил вниз по склону, взмахивая тяжелыми башмаками, а потом ему надоедало втаскивать санки наверх, и он уходил домой. Отец отправился с Колином в Парк еще только один раз — на второй вечер. Его интерес к саням угас, как только он кончил их мастерить. Он скатился разок, а когда поднялся назад на холм, закурил сигарету и сказал:

— Катайся, малый. А я для этого уже староват стал. — Потом повернулся уходить и добавил. — Пора на работу собираться. Ты же знаешь, мать беспокоится, если я запаздываю.

Часто он оставался на спуске последним, нарочно дожидаясь, когда остальным надоест кататься и они уйдут. Они медленно выходили из ворот, таща за собой санки, и их голоса замирали вдалеке. Иногда внизу, когда санки уже останавливались, он продолжал лежать, прижимаясь щекой к намерзшему на доски снегу, при каждом вздохе мимо его глаз проплывало легкое облачко пара, а склон поблескивал, и было тихо-тихо, только издалека доносились чуть слышные голоса, собачий лай, стук хлопающих дверей. Во второй вечер взошла луна, она сияла на небе ярким диском, и спуск между сугробами блестел, как металлическая лента. Когда стало совсем темно, в небе, в той стороне, где был город, точно негнущиеся пальцы, сходясь и расходясь, медленно задвигались лучи прожекторов.

Каждое утро, вернувшись домой, отец рассказывал о новых несчастных случаях, которые сам видел, — грузовик слетел с насыпи, легковой автомобиль потерял управление и врезался в стену; на фабрике стоял лютый холод и никто не мог работать, труба обрушилась, потому что лед расколол кирпичи.

— И как я только домой добрался! — говорил он, если ночью снова шел снег. — Поздновато для такой погоды. Неделю назад на ветках уже почки набухали. А теперь — чистая Антарктика. Того и гляди, я обернусь в пингвина, а вы утром только глаза вытаращите: кто такой?

Отец слепил снеговика почти с себя ростом, сверху нахлобучил старую кепку, а под ней из кусочков угля сделал глаза, нос, усы и большой рот. Блетчли, который тоже слепил снеговика у себя во дворе, по утрам расстреливал их снеговика камнями — сбил голову, а потом посшибал пуговицы, пальцы, которые отец сделал из щепок, доску, разделявшую ноги. В конце концов снеговик рухнул. Его рябое от угольной пыли туловище еще лежало во дворе, даже когда снег кругом растаял.

В последний раз, когда Колин пошел в Парк с санками, полозья всю дорогу скрежетали по асфальту, а спуск был весь в бурых проталинах.

Весной дед уехал от них назад к дяде.

— Я еще вернусь, — сказал он перед отъездом. — Такой уж у меня девиз: «Не засиживайся на месте». — Он нагнулся и поцеловал его. — Ты за ними приглядывай, Колин, береги их. Ты ведь знаешь, им без присмотра не обойтись.

Когда его чемодан поставили в автобус, он сел впереди, закурил и, посматривая в окно, кивал им.

На следующий день отец сказал:

— Похоже, Колин, у нас в доме заведется еще один малыш.

— Когда? — сказал он.

— Ну, не через месяц и не через два. — Он положил руку ему на плечи и засмеялся. — Не беспокойся, — сказал он. — Будете со Стивом его нянчить.

Колин теперь часто играл со Стивеном. Брат был такой же коренастый и белобрысый, как отец. Его голубые глаза смотрели чуть обиженно, недоуменно, рассеянно, и когда он шел с Колином на пустырь или — с наступлением весны — в Парк, то, почти не отрываясь, глядел себе под ноги, спотыкался и оступался, неуклюже раскидывал руки, стараясь удержать равновесие. Ребята прозвали его Тюленем.

— Тоже, ходить не умеет, — говорил Батти. — Мы что, ждать его нанялись?

И часто Колин отставал, дожидаясь Стивена, вел его за руку и в конце концов сажал себе на спину.

— Смотри, не оставляй его одного, — говорила мать. — Если он замешкался, подожди. Ты о нем должен думать, а не о своих приятелях.

Как-то он взял Стивена на реку. Они отправились туда на велосипедах — одни ехали в седлах, другие на рамах, остальные бежали сзади. Потом останавливались и менялись местами. Добирались они до реки чуть ли не полдня. Потом долго играли на желобе для загрузки барж углем и лазали по опорам моста. Когда они вернулись домой, было уже совсем темно.

Мать стояла в дверях.

— Где вы были? — сказала она.

Стивен прикорнул у него на спине. Оба они были вымазаны угольной пылью с желоба.

— Отец вас ищет. Он весь поселок обегал. — Она взяла его за локоть. — А что со Стивом?

— Я его нес, — объяснил он.

— Нет, вы посмотрите на него! Куда ты его таскал?

Вернулся отец и увел его наверх.

— А если бы Стивен упал в воду? А ты бы застрял в желобе?

Ремень хлестал Колина по ногам. Внутри у него все сжималось от боли.

Он не пошел вниз. Он слышал, как мать укладывала Стивена, потом ее шаги у двери. Она остановилась. Потом раздался ее голос.

— Все в порядке? — спросила она.

— Да, — сказал он.

— Ну, ты понял?

— Да, — сказал он.

Она просунула голову в комнату, поглядела на него, потом тихо прикрыла дверь и спустилась вниз.

В начале лета объявили результаты экзаменов. Через три месяца после того, как он ездил их сдавать. После утренней молитвы он стоял в школьном зале, в задних рядах, и услышал, как прочли его фамилию. Она была последней в списке. Первой назвали фамилию Блетчли — он направлялся в школу в соседнем поселке, где учились и девочки. Его же фамилия значилась в списке мальчиков, принятых в городскую классическую школу. Поступивших отпустили раньше, он помчался домой и влетел в кухню. Там никого не было. Мать возилась наверху. Она вышла на площадку и остановилась, глядя вниз.