Острова сампагита (сборник) - Александр Асмолов

– Вы знаете, что такое сабонг? – многозначительно произнес наш гид, на что мы лишь пожали плечами. – Этот азартный вид спорта уходит корнями в далекое прошлое нашей цивилизации. Историки спорят, кто принес его в древний Вавилон. То ли персы, то ли сирийцы – это доподлинно неизвестно. Археологи нашли характерные изображения на стенах индусских и сирийских храмов, которым не менее 5000 лет. В те времена бойцов сабонга почитали и молились им, как божествам. Позже Фемистокл вернулся из военного похода, подарив Афинам новое увлечение. Тогда они испытали на себе его власть. Вернее – страсть. Затем патриции сделали сабонг известным во всей римской империи. Вплоть до Адрианова вала. Менялись названия, но суть оставалась прежней. Азарт и огромные деньги сопровождали его по всему миру.

Рука Федора потянулась к нагрудному карману, но застыла на полпути.

– Бросил курить, но привычка еще сильна… Так вот. Сабонг вместе с легионерами покорил Англию, а следом – Испанию и Португалию. Конквистадоры и прочие джентльмены удачи разнесли сабонг по Новому Свету. Обе Америки и острова Карибского моря испытали его лихорадку, отдавая последние гроши. Магеллан в знаменитом кругосветном походе почти пятьсот лет назад открыл для Европы западный путь в Азию. Впрочем, как вы знаете, Фернан здесь и обрел свой покой, а Филиппины получили не только христианство, но и новую страсть. Они считают сабонг национальным достоянием. Надеюсь, вы догадались, что речь идет о петушиных боях.

Я заинтересовался, а Лу еще настороженно молчала.

– Почти во всех странах мира, пожалуй, за исключением Малайзии и Филиппин, петушиные бои запрещены, тут – это национальный вид спорта.

– Какой же это спорт? – удивилась Лу. – Корриду же не называют спортом.

– Не буду оспаривать определения, – смягчился увлеченный рассказчик. – Для филиппинцев это больше, чем спорт. Это азарт, страсть, возможность наживы и преступлений. Для кого-то это дело жизни… М-да. А вот собачьи бои запрещены.

– Я бы устроителей собачьих боев сама в ту клетку сажала, – не выдерживает Лу. – Хотят зрелищ, пусть сами колотят друг друга. Собаки-то при чем?

– Увы, – развел руками Федор, – кого только наши предки не науськивали друг на друга. Петухи, собаки, быки, тигры, львы, медведи, верблюды… Представьте себе – даже рыбки. И тоже под название петушки. Их выращивают в банках, стоящих напротив, а в один прекрасный день выпускают в общий аквариум. Бьются насмерть… Хотя по зрелищности навряд ли что-то сравнится с корридой… Кстати, вы видели глаза умирающего быка?

– Да, мы с Сашей были в Испании на корриде, – вскинулась Лу. – И больше никогда не пойдем. Отвратительное зрелище. Начинается все красиво, а заканчивается мерзко. Раненое животное уже без сил лежит и не сопротивляется, а эти красуются перед ним вооруженные и тыкают своими шпагами. То же мне – мачо! Если бы кто-то вышел в рукопашную один на один, это было бы по-честному. А так – явное убийство. Какой же это спорт?

– О, сдаюсь заранее, – Федор высоко над головой поднимает свои длинные руки. – Не хотел бы оказаться вашим противником… Во многом вы правы, но, согласитесь, там есть, что поснимать… – он провокационно переходит на шепот. – Страсти кипят нешуточные.

– Не разыгрывайте из себя Мефистофеля, – одернула его Лу.

– Каюсь, – зловеще улыбнулся наш собеседник, – грешен. Азарт – крест мой. Впрочем, страсть к подобным кровавым играм была давно известна на Руси.

– Вот как? – удивляюсь я. – Никогда не слышал, чтобы Русы устраивали что-то подобное…

– Ну, я не историк, – парирует Федор, – но одной из забав, неизвестных ныне, Русь славилась издревле. Держу пари, что вы тоже не знаете о ней.

Мы переглядываемся, теряясь в догадках.

– Я говорю о гусиных боях, – наш оппонент торжествующе наслаждается возникшей паузой. – Да, именно так. Наткнулся как-то на расшифровку одной берестяной грамоты. В Нижнем Новгороде в VIII веке подобным образом развлекались на ярмарках. Впрочем, никакого смертоубийства и в помине не было. Просто выбирали крупных гусей, не кормили несколько дней, а потом науськивали друг на друга при всем честном народе. Пух и перья летели, но не более того… Кулачные бои стенка на стенку были куда как более жестокими.

– И более честными, – просто выстреливает моя дорогая защитница животных.

– Вы правы, Лу… – он сконфузился. – Если позволите, я буду к вам обращаться не столь официозно. Договорились?

– Хорошо, Федюня, – не упустила своего Лу.

– Ну, вот и славно, – словно не заметив иронии, продолжает наш знаток. – В то далекое время Русь славилась гусями на всю Европу. Поговаривали, что перьями наших гусей написаны многие книги в просвещенных странах того времени. Особые были гуси и особые перья. Теперь все разбазарили…

Он помолчал, поглаживая нагрудный карман цветастой рубашки. Задумчивый взгляд был устремлен куда-то вдаль. Наверное – в прошлое. Мы не торопили собеседника, допивая кофе. Минутой позже он вдруг встрепенулся и резко продолжил.

– А ведь и Россию не миновал сабонг. Знаменитый граф Орлов привез модную тогда забаву из Европы. Фаворит Екатерины был охоч до развлечений – арабские скакуны, почтовые голуби, редкие вина, петушиные бои… Думаю, это не полный список. У нас вывели новую бойцовскую породу петухов. Правда, как и многое в России, они были не похожи на английских или испанских драчунов. Наши были крупнее и подрастали до боев к двум годам, а традиционно это возраст полутора лет. По одному из правил сабонга петухов для боя подбирают в пару по возрасту. Тут наши богатыри уступали, не дойдя до пика в подготовке. Впрочем, и русские правила поединков отличались от мировых.

– В чем же? – интересуюсь я.

– В России не устраивали так называемых «королевских боев», когда на ринг выпускают сразу два десятка петухов и ждут, пока останется только один. У нас не купировали бойцов – то есть не подрезали им гребешки, рана которых приводит к большой потери крови. Не подрезали перья, заостряя их к концам, как пики. Не надевали острые металлические шпоры перед поединком. Поэтому иностранцы презрительно говорят, что русские петухи бьются «босиком». Не отрубают голову побежденной птице прямо на ринге, как это делают в Малайзии.

– Живодеры, – вырывается у Лу.

– О, мир несовершенен! – разводит руками наш собеседник. – Но многие живут для удовольствий и не скрывают этого. Простите, если бы не мы съели этого замечательного поросенка, его съел бы кто-нибудь другой. Мало кто из принципа становится вегетарианцем. И не все соглашаются смотреть только исторические фильмы, где армии солдат в красивых мундирах красиво отдают свои жизни за идею. Есть азарт реального боя, когда смерть на расстоянии вытянутой руки, и без этого все теряет смысл.. Возможно, в молодости они сами рисковали, участвуя в поединках или гонках, прыгали с парашютом или висели над пропастью. Кто-то вообще бегал по горам с автоматом и пытался выжить, убив себе подобного. Любая религия осуждает такое насилие, но оставляет отдушину в виде сабонга. Человек ведь выращивает миллионы голов скота и птицы для запланированного убийства. Это звучит цинично, но это правда. Почему бы не сделать эту смерть красивой.

– А смерть может быть красивой? – удивляется Лу.

– Конечно, – воодушевляется Федор. – Раньше воина воспитывали для красивой смерти. Он знает, что все равно умрет, не дожив до старости. Вопрос в другом – как он умрет. Китайская культура вообще имеет понятия черной и белой смерти – то есть мучительной и долгой и, напротив, молниеносной и красивой. Самураи, ниндзя, камикадзе, шахиды… Все мечтали умереть красиво. Да, вспомните раненого Андрея Болконского, когда он лежал на поле боя с флагом полка. Это не я придумал, это граф Толстой написал. Не говорю уже о русской пословице, гласящей, что на миру и смерть красна.

– Наверное, я воспитывалась в другой стране, – не соглашается Лу.

– Отчего же, – возражает наш знаток. – У вас явно бойцовский характер, и уверен, что риск вам хорошо знаком. Только, простите, с возрастом вы нашли себя в творчестве. А это дар божий! Настоящих художников всегда мало. Много тех, кто вокруг них вьются, пытаясь примазаться. Они плетут интриги, воруют идеи, дружат против, хвалят тех, кто на Олимпе, и пинают свергнутых. На большее многие не способны. Они – зрители. Кто-то выбирает трибуны стадионов или цирков, а кто-то клавиатуру, используя анонимность Интернета…

Рука Федора опять скользнула по нагрудному карману.

– Эх, для хорошего разговора не хватает сигары. А вы, как я понимаю, не курите? Я вот тоже пытаюсь… Еще по кофейку?

Он жестом подозвал того же парнишку и попросил повторить.

– Общественная мораль или религия пытаются сделать нас чище и светлее, но они не могут противостоять азарту, который сродни наркомании… Я о сабонге… В средневековой Испании, например, петушиные бои сразу стали достоянием королевского двора и монополией монарха. Это же огромные деньги! Особенно там, где ставки можно делать в долг. Азартные игроки проигрывали не только состояния, но и крышу над головой. С легкой руки Орлова, и в России на петушиных боях ставки принимались в бриллиантах. Как ни боролись с сабонгом, ничего не могли сделать. Он только ушел в подполье.