Собрание сочинений в шести томах. т.6 - Юз Алешковский

Перед провалом в сон я просек, как быть с кое-какими ценными вещицами; если ими заинтересуется Михал Адамыч, то Г.П. будет в большом порядке, – больше всего я хотел именно такого оборота дел.

В том полусне я блаженствовал, в милую дыша ключицу… как в ангинном детстве, при каждом из вдохов чувствовал целебность молочного тепла, меда и уюта… это был волшебный состав доброго воздуха существования, еще не омраченного ни враждебными вихрями зла, ни грустноватыми мыслишками о кратковременности любого преходящего блаженства… мальчишкой, еще как следует не вставшим с койки, на которой блаженно валялся, я немедленно принимался грезить о следующей восхитительной ангине – с желанной ленью, занятными размышлениями, чтением захватывающе интересных книжек, с какими-то налетами в глотке, полоскаемой водою с солью, – словом, грезил о дивностях жизни и легко переносимых неудобствах в укромном шалашике ангины и свободы…

Утром Г.П. слегка вспылила, снова решительно отвергнув мое предложение о совершенно бескорыстной помощи – о такой, какой, считал я, и должна быть помощь дружеская.

«Володенька, во-первых, таково мое желание… во-вторых, верней, в конце концов, дело есть дело, а ваш труд есть труд… пусть все это будет нашей шутливой детской игрой в клиентку и официанта, но не вздумайте считать комиссионные чаевыми и путать нашу игру с шуточками в «папы-мамы»… так что тема, понимаете, закрыта, как говорит мой бывший, сочинив очередное свое, простите, уродливое уебище».

Подумав о предстоящей нашей встрече с посольской знакомой, я заранее почувствовал отвращение к знакомству с нею и к тем самым прежним моим грезам о полезной для дела одинокой чувихе из какой-нибудь, лучше бы буржуазно-империалистической конторы… не из высоких отвращен был соображений, а чисто физически не смог бы я уже осилить ни фикового брака, ни удобного свала с отправкой кое-каких дел дипбагажом, ни появления похабной легенды насчет того, как русский малый хитромудро охмурил бывалую посольскую дамочку, знакомую с тонкостями сексуальной революции.

26

В те дни все, внезапно сорвавшееся с места и не оставившее никакой надежды на остановку, понеслось в неведомое, причем с такой головокружительной скоростью, что мы с Г.П. еще несколько дней никак не могли расстаться, словно бы вцепившись друг в друга, чтоб не разбросало нас в разные стороны вихрями жизни… дела, заботы, суета, дни и ночи, повторюсь, незаметно сливались в один день, в одну ночь; из-за однообразного, нисколько не надоедавшего, никогда не казавшегося тошнотворным времяпрепровождения, перепутывались друг с другом милые подробности жизни и рутинные заботы… поэтому – подобно хороводам заоконных пейзажиков, отлетающих от поезда, – все быстрей и быстрей мелькали в уме то необходимые встречи с нужными людьми, то удачный – с пользой для Г.П. и для себя – расклад дел… не забывал я и о всегдашней осторожности при денежных крутежах-вертежах… что-то привирал предкам… разбирался с наглеющими добытчиками досок, с когда поддатыми, когда ширанутыми нашими художниками-авангардистами… радовали и книги, неожиданно подаренные иностранами, новыми моими знакомыми… как снег на голову, сваливались неслыханные профитные удачи, вероятно, утроившие мой капиталец.

Но все это было ничто по сравнению с тайными свиданками на даче с Г.П.; правда, часто ко мне возвращались тревожные страхи за чердачную заначку… вдруг, думаю, возьмут подонки и подожгут дом только для того, чтоб вандальски поднахезать имеющим его людям?.. воображение только и делало, что подкидывало в свой костер различные «а вдруг?»… как бы то ни было, настоящее действительно моментально отлетало в прошлое, как вышеупомянутые заоконные пейзажики от поезда… будущее же, наоборот, однажды показалось не таким, как прежде, – не косорыло расплывчатым, а вообще непредставимым без царственного в нем присутствия Г.П… во всем остальном – это касалось целей свала – много чего было в нем вполне определенного, не похожего на невзрачное прошлое и счастливое настоящее.

Не буду забегать вперед, спешить теперь некуда; даже не мешало бы чуток передохнуть; все-таки не в безвоздушном пространстве, не в колбе, не в уютном шалашике детства неслись неведомо куда наши жизни, а в стране, на дыбы поднятой бешеными вихрями событий; миллионным массам обывателей было от чего растеряться – умопомрачительно странные события явно не были предусмотрены ни вождями партии, ни заправилами государства; к тому же, по их мнению, на позорных митингах вчерашние враги и диссидентская сволота подло объявили разношерстую шоблу коммуняк не пионерами первого в мире развитого социализма, а обдриставшимися заднепроходцами; им вторили предводители темных толп:

«Куда ж, поглядите, дорогие товарищи, смотрят органы, когда дерьмократы покрыли фактической пеной из своих отпетушителей весь наш великий народ, ставший голодным, голым и босым, как до тринадцатого года… Сиваш когда-то перешли, а нынче напрочь все мы сброшены англо-американо-швейцарско-сионистской сволочью свободного рынка с почти что достигнутых сияющих высот – вот какое настало историческое блядство…»

Лично я тогда не гнал картину, чтобы не сломать аппарат, как сказало однажды общечеловеческое лицо Генсека в пику симпатичной физиономии рослого уральского аппаратчика; в те дни Горби уже перестал мелькать на экранах ящиков и лыбиться под «соболиными» шапками всех газет мира.

«Кстати, вид у этого очень слабого и недоразвитого, – считал Михал Адамыч, – государственного деятеля присмиревший, но вовсе не пристыженный, не унылый, как у лоха, догола проигравшегося в картишки… наоборот, многим людям и у нас, и на Западе Генсек представляется необыкновенным везунчиком, прямо-таки угадавшим за всю масть и снявшим исторический банк двадцатого столетия… понятное дело, как же было забугровым финансовым воротилам, политическим лидерам, недалеким политологам, аналитикам разведок, видным дипломатам, генералам и фукуямам успешного конца истории, бескровно сокрушившим СССР и, безусловно, желавшим по-быстрому переломать руки-ноги бывшей сверхдержаве, – как же было им всем не затянуть растерянного Генсека в свои игры, как это умеют проделывать наперсточники с командировочными лохами?.. вот и затянули, потом объявили героем нашего времени, хотя истинным героем, если не Чрезвычайным и Полномочным Представителем Небес, является Время, а никакой не Генсек… это оно, всесильное Время, вопреки стараниям садистов утопии, с семнадцатого начало размывать, постоянно размывало, наконец размыло все базисы и надстройки закрытой Системы, способной лишь на постоянно прогрессирующее саморазрушение, но вовсе не на основательное самосовершенствование… Время, Володя, размыло Систему, а владыки мира просто намылили и отмыли Горби лучшими в мире моющими средствами, намазали бальзамами, окурили фимиамами и прочей парфюмерией… черт с ним, с Генсеком, пусть себе получает Нобеля, идет по рукам газет и экранов незлой этот человек и очень плохой политик, перетрухнувший повести страну по стратегически умному пути «китайских оппортунистов»… не в этом дело – народы мира вздохнули, призрак советизма уже не бродит по планете, нет в воздухе смердения войны, каждому из бывших совков – всей жизни не хватит для чтения великих книг, державшихся цекистскими кретинами под семью замками… что бы там ни говорили, впервые за семь десятилетий миллионы людей отведали свободы… зачастую – очень горькой, но все-таки отведали… кое-кому не понравилось – эти, понятное дело, тоскливо ностальгируют по гарантированным в бараках птюхам, сахаркам, шелюмкам и рататуям… честно говоря, многие люди по-своему правы – одной свободой сыт не будешь…»

Я и сам плясал тогда от долгожданной радости, типа просыпаюсь – здрасьте, нет Советской власти, где ж она, а вот она – на муде намотана… хотя история наша, да и действительность тоже еще пованивали кровищей, говнищем, гнойными язвинами имперской «дружбы народов», обернувшейся вдруг гибелью несчастных, толпами бездомных беженцев, бедствиями невинных, несчастных, бездомных кошек и собак.

Кому-нибудь словоговорения мои могут показаться лишними, но сам я до конца дней моих буду помнить много чего сказанного в те дни Михал Адамычем во время наших дачных бдений.

Однажды он говорил так:

«Одним нынешние события кажутся внезапным счастьем очищения от исторической зловонной скверны… другим – неожиданным возмездьем за многолетнее удушение всех свобод… третьим – неслыханным грабежом, замаскированным свободной болтовней о говенной сущности всех фуфловых идеалов прошлого… четвертым – то есть много чего потерявшим номенхалтурщикам-синекурщикам и самым тупым, самым темным, самым фанатичным обывателям – предательством ленинских заветов, изменой сверхдержаве и марксистскому учению… а в целом – и правые и левые так устали от кровавых ужасов истории, что никто, кроме латентных палачей-садистов, не ратует за развешивание на фонарях властителей бывшего режима… к тому же некоторые из них сами спешат объявить себя тайными врагами Системы, не ставшими жертвами только потому, что умело двуличили, пытаясь взорвать – исключительно изнутри – все ее нелепые догмы и основы… в данный, как говорится, истмомент вовсю бушуют уркаганы приватизации, а потом, вот увидите, Володя, начнется все та же катавасия, но под другими соусами, то есть кто был ничем, тот станет всем, а тех, кто уже был всем, назовут губернаторами, депутатами и так далее… всерьез перетрухнув призрака неизбежной ответственности за катастрофу Системы и беды истории, – все эти люди вскоре неизбежно очухаются от всего непредвиденно для них случившегося… собственно, мы уже становимся бессильными свидетелями чудовищного извращения и опошления всех благородных начал коренной перестройки, которой далеко до всех бескровных видов освободительной революции, как клопу до перины Королевы Англии… Володя, я ворочаю черт знает какими огромными финансовыми потоками, содействую правильному их направлению в нашинскую болезную экономику… хотя перестал верить в мечту всех нормальных свободолюбивых личностей о полном запрещении КПСС – преступной организации, подобно фашистской, ответственной за уничтожение и искалечивание жизней десятков миллионов людей… дай бог, чтоб оставалась она парализованной и однажды подохла бы своей смертью… мечта мечтой, а реальность вот какова: с новой нашей Системой происходит то же, что и с хреново поставленным тестом: дрожжи таковы, что ему трудно подняться и дойти до выпечки буханок черняшки, батонов белого, пирожков и бубликов… в стране уже наворочено столько говна и понаразвелось разного рода беспредельщины, что не знаю как вы, а я уверен, вскоре – на месте тупой старой – постепенно возникнет новая автократия… и будет она, как в Китае, хитрожопей прежней, к тому же более изворотливой, энергичной, ловкаческой, мобильной, говорливой, сравнительно начитанной, образованной, либеральной, отлично играющей на политическом противоборстве правых с левыми, на зависти нищих к богатым, умеющей разделять и властвовать, приспособившейся к новым историческим условиям, к мелким формам свободного рынка, к популистским формам демократии да к беспросветно темному, как теперь говорят, электорату… само собой, основана Система эта будет на политической диковатости обездоленных, ксено-фобски настроенных толп, крайне униженных поражением в холодной войне и бешено ненавидящих победивший Запад во главе со Штатами… Системе этой будет на руку тяга к личному обогащению столичных и губернских властолюбцев, их холуев да повсеместная коррупция, похожая на необъявленную чиновниками войну с обществом, называемую всеми ими, видите ли, «выживанием»… прибавьте сюда сверхдоходы от нефти с газом, огромный оружейный бизнес на чужой крови, пару кабинетных сверхидей, националистического колоритца, вымышленного политбизнесменами евразийства, посыпьте все такое всеобщим желанием стабилизировать общественную жизнь страны делами, а не словами, да обуздать криминал с беспределом, – и будет готов черновой набросок нашей будущей чудесной действительности… лично мне остается одно – служить жизнеспособной экономике в меру сил и знаний, да с благодарностью Богу Времени за полный пиздец чудовищной утопии и нелепейшей из властей в мировой истории…»