Собрание сочинений в шести томах. т.6 - Юз Алешковский

Вместо того чтобы пылко и безраздумно согласиться, я, как казенно-бюрократически выражаются большие знатоки любовного делопроизводства, «запечатал ее уста долгим поцелуем»… но я ж ведь, если честно, и не жаждал разговаривать… и вообще, темы такого рода «альковных» наших разговоров невольно перепутывались с состоянием постоянной возбужденности, ясное дело, меня не покидавшим и продолжавшим жить в существе моем собственной жизнью… я что-то бормотал, башка была легка, как высушенный баушкой китайский фонарик.

«Вы, – говорю, – правы, увязывая невозможность полностью выразить словесными средствами счастье и радость любви… я тоже часто думал о странности того, что все, скажем так, злое поддается выражению, причем с самыми тонкими поэтическими оттенками, а наивысшее из гармонических состояний настолько невыразимо, что люди тыщи лет обходятся одними монетками «счастья» и «любви», не теряющими ни крупицы своего золотого достоинства… совсем заговорился… прошу вас – умоляю вас – давайте обвенчаемся, моя жизнь действительно у вас в руках, мне страшно подумать о разлуке».

«Не смешите, ангел мой, мне уже поздно думать о своем будущем, а о вашем необходимо… безумно жаль, что в прошлом не встретила такого, как вы, кем бы вы там ни были – землекопом, водителем автобуса, учителем, бухгалтером и так далее… и давайте уж удовольствоваться настоящим без громких слов и далеко идущих планов… и повторять незабываемое: не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым… мне страшно думать не о будущем, а о том, что вот этой минуточки могло не быть… Господи, слава Тебе, она есть… вы тоже скажите это, но только про себя».

Странно, в башке моей возникла вдруг совершеннейшая пустота… лежу, хлопаю ушами, нем, как рыба, полууснувшая в тишайшей темной заводи… немного погодя я объяснил Г.П., что такое со мною бывает, временно летят перегревшиеся пробки, а когда подостынут, сами врубаются.

«Вот и славно, обнимите меня, Володенька, и поцелуйте до потери сознания… не знаю, как вам, а мне оно так иногда надоедает, что хочется стать рыбой, птицей, собакой или даосом, владеющим тайнами временной отключки от действительности… вы о чем-нибудь думали?»

«Полное было безмыслие, а над ним, как птица, парило новое для меня, милое, правда, немного грубоватое слово «блаженщина»… боюсь его вспугнуть – это вы».

«Молчите, молчите, лучше уж я вас расцелую… не нужно думать, что-то формулировать и зря пытаться выразить невыразимое… я просто произношу вслух или про себя: Господи, как бы то ни было, за все Тебе безоглядное спасибо – абсолютно за все… это и есть выражение счастья существования… впрочем, мало ли на белом свете видов счастья?»

Нас крутило и носило в водоворотах времени… на неких берегах дни перепутывались с ночами, ночи с днями, голодуха любовная с голодухой натуральной… ну кроме всего прочего, мы и Опса не оставляли без внимания.

Сам он явно понимал, что не след совать в происходящее свой вечно трепещущий нос, немного похожий на медвежий… совершенно аристократичная тактичность крайне нетребовательного и ненавязчивого поведения Опса так поражала, что порою начинала смущать… и тогда просто невозможно было не почувствовать неловкости, не подумать о явном наличии в существе башковитой собаки умения делать вид, что ничего необычного вокруг не происходит… вероятно, из-за незнакомства с чувством смущения жизнь людей казалась Опсу точно такой же обыкновенной, как у него самого и у любой живой твари…

«Знаете, Володенька, на самом-то деле я прекрасно понимала, что испытывает возмужавший мальчишка, почти мужчина, млея, краснея, но пялясь и пялясь на понравившуюся ему женщину… но, повторяю, я была круглой идиоткой… ведь над мужчиной и женщиной всегда властвует человеческое, к сожалению, временами довольно мудацкое, свойство – пребывать в рамках сужденных нам судьбою жизненных ролей, так?.. при этом в каждой и в каждом из нас смешаны два пола… не отвечайте, иначе я потеряю нить мысли, с нашей сестрой это случается… так вот, мне надо было не мямлить, а взять инициативу в свои руки, пользуясь, черт возьми, хотя бы некоторым превосходством, скажем так, моего знакомства с амурной силой… нечего было раздумывать и словно бы не замечать вашей втресканности… мне же ничего не стоило подтолкнуть вас к самому краю пропасти – и пропади все оно пропадом… не в геенну же огненную падать – мы вместе бросились бы в открытое море приключений, как сейчас, вот и все… вместо этого я стыдила себя, корова: ты же не нимфоманка, тем более не педофилка, мало ли кто на тебя пялится?.. каждому давать – не успеешь скидавать… юноша уже и без тебя имеет подружек».

«Никогда, поверьте уж, не думал о них так, как о вас, умолчу уж о чувствах».

«Подождите немного, дайте хотя бы досказать… надо было мне сразу, с год назад, пожалеть вас вместе с собою и сбежать сюда же, послав к чертям все свои принципы и дурацкие соображения… в конце концов, есть что-то замечательно заботливое в благородном желании чистосердечно и небесстрастно сделать чисто бабий подарок юноше, измученному втресканностью в тебя, в маменьки ему годящуюся… надеюсь, я не отбила вас на время у невесты?.. вот и славно… помню, я читала, как ритуальное посвящение юнца в мужика довольно эротично происходило в жизни полудиких племен… впрочем, вы оказались не желторотым птенцом, а вполне удалым молодцом… презираю себя за то, что, раззявив варежку, туповато соответствовала природной женской роли, что ждала, дура, ждала и ждала, когда же это наконец решитесь вы меня покорить и обрадовать… вероятно, и не дождалась бы… иногда ваш брат, рыцарь, в пику умной природной агрессии, как сказал бы Конрад Лоренц, склонен к довольно затяжному глуповатому платонизму… за это жизнь может надолго, если не навсегда, вывести человека за пределы действия могучего инстинкта, чтобы завести черт знает куда… сегодня никакой не замечаю и не желаю замечать разницы в возрасте… я вовсе не взбесилась, а просто, как теперь говорят, въехала наконец-то, что в иных ситуациях жизни ум совершенно ни к чему – наоборот, он способен все исказить, все испортить… более того, Володенька, в данный момент я не замечаю в себе никакого ума – есть только блаженство в каждой из клеточек тела, в каждой… Господи, прости глупую бабу за мелочность былых упреков».

23

Через пару дней мы отправились с Г.П. на станцию; мебельный являл собою тотальное торжество дефицита, дожившего до агонии Системы и самого себя вместе с нею; магазин был совершенно пуст – одни голые стены и тройка поддатых маляров, сонливо отдиравших старые обои; маляров я понимал; сам знаю, есть в быту ряд работ, не будящих ум, не тешащих душу, но располагающих беспокойного человека к сонливости, к ленивой мечте, к полному прекращению даже самой примитивной умственной деятельности.

Мы зашли к директору; прямо в лоб многозначительно говорю ему:

«Вас рекомендовали хорошие мои знакомые… если можно, мне нужен очень хороший диван-кровать, лучше бы кожаный, причем сегодня же, не светлый, итальянский, вместе с доставкой, назначьте цену».

«Извините, господа, тут у меня уж с месяц – ни чая, ни кофе, но завтра придут урки евроремонта, простите, турки, и вскоре я откроюсь, так что присядьте прямо на стол».

Мы познакомились; окинув меня натасканным на крутого клиента оком и знаком попросив черкануть адрес, Эдик кому-то звякнул.

«Это я, запиши… тут два шага от меня… угол Чехова и Толстого… возьми репу-то в руки – ну те это, которые «Свадьба» «Войны с миром»… повтори, тупло жмыховое… о'кей, сегодня будет в жилу… большой диван-кровать «Милано-артисто» или «Ромео-Джульетта», матово-угольковый… пара однотонных пуфов… журнальный стол, тоже, падлы, в тон… напольная лампа «Неаполь»… не перепутай, как вчера, унитаз ты с колючей проволокой, а не бугор рабочего коллектива… пока… ну вот, господа, только для вас… пять штук баксов, это не выше крыши за такие крутые, как говорится, суперизделия с гарниром… не обмыть ли нам покупку?.. знакомство – святое дело, все будет не ленинским, а люксовым путем, как доктор прописал, совсем поговорить не с кем… а то канали, сука, к перестройке семь червонцев лет, наломали дров на историческом лесоповале – вон, в магазине ни табуретки нет… при этом я угощаю… раз почин ваш, то магарыч мой, и весь иван сусанин до копейки… пса можем взять с собой, там все у меня схвачено: кухня, порядок, сервис, никакого мата, ни рока, ни блядей».

Я взглянул на Г.П., она приветливо сказала, что мата не боится, росла в садике, на дворе и в детском доме.

«О'кей, – говорю, – только закон есть закон: обмыв не за тобой, а за нами… вот когда возьмем тут кое-чего еще, – тогда, пожалуйста, поляна – твоя».

«Подписано – понеслась».

Мы пересели в новый джип Эдика, в обалденный «мерс»; забегаловка действительно оказалась люксовой; хозяева – армяне, муж и жена; там мы слегка поддали, полакомились какими-то потрясными закусками, потом пошли травки, отличные, с зернышками граната люля-кебабы; а Опсу хозяева выдали поглодать баранью кость с хрящиками, – словом, не преминул я в тот раз добавить: жратва, Эдик, не хуже, чем в «Арарате», если заказ держал Михал Адамыч; имя моего покровителя и старшего друга произвело на мебельного босса такое впечатление, что он «исключительно категорически» распорядился притаранить пузырь французского шампанского за свой счет и еще один приличный мосол для Опса.