Ваша жестянка сломалась - Алла Глебовна Горбунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
20
Женщина в тобе – восточном халате до щиколоток с длинными рукавами, – в чёрном платке на волосах и в закрывающей лицо маске с прорезями для глаз стоит на фоне пустыни. Ветер носит песок, и звучит заунывная бедуинская мелодия с африканской синкопой. Женщина говорит: «Я – Аиша Каддафи. Когда я была ребёнком, Маргарет Тэтчер разрешила Рональду Рейгану использовать британские военные авиабазы для бомбардировок Триполи. Наша семья находилась в резиденции Каддафи, когда в здание попала ракета. Мы с моей сестрой Ханной спали рядом. Ханну убило мгновенно. Это была ужасная ночь. Я проснулась от грохота бомб и криков моей сестры, её кровь забрызгала меня. Я изучала право в Сорбонне, прошла службу в ливийской армии и имею звание генерал-лейтенанта. Я была одним из адвокатов Саддама Хуссейна. Я была послом доброй воли Программы развития ООН в Ливии, в первую очередь для решения вопросов, связанных со СПИДом, нищетой и правами женщин. Меня называли арабской Клаудией Шиффер из-за моей привлекательной внешности и пышных золотистых волос, которые я осветляла, как европейские женщины. Когда началась война, я перестала красить волосы и надела платок. Мой муж Ахмед аль-Каддафи аль-Кахси был убит 26 июля 2011. У нас было трое детей, двое из которых были убиты вместе со своим отцом во время бомбардировки дворца Каддафи натовской авиацией. Я была беременна. 30 августа 2011 года я родила своего четвёртого ребёнка, девочку, в Алжире вскоре после бегства из Ливии. Я, беременная и потерявшая всех, кого любила, бежала от мучительной смерти без всякого суда, которой бы подвергли меня охотившиеся за мной мятежники. Всё моё имущество было разграблено повстанцами. Неважно, где я сейчас нахожусь, здесь пустыня, такая же, как в моём сердце. Вам не нужно знать, как я живу и что я делаю. Со мной моя дочь. Мой отец и мои братья погибли, но я продолжаю борьбу. Я – принцесса мира. У меня есть Елена. Я обрела её здесь, в изгнании. И я готовлюсь вернуться к моему народу и вернуть ему свободу. Пусть Запад и его наёмники знают – Аиша Каддафи никогда не сдастся перед лицом зла. Я никогда не отступлю. НАТО и Запад убили моего мужа и детей, но пусть они знают, что Аиша Каддафи – солдат, который даже ценой жизни будет освобождать свою страну. Они показали всему миру кадры убийства и надругательства над моим отцом. Если бы они только понимали, какого человека они убили, понимали, кто он, а кто они… Они заплатят за то, что сделали, потому что нельзя сделать такое и не понести расплату. Они смеялись и радовались его смерти и пыткам, неприкрыто, перед лицом всего мира, и смотрели, что с ним делают, на смартфонах. Вместе с Еленой я готовлюсь, смотрю, как складываются узоры, как взаимодействуют причины и следствия. Я работаю с царством причин и следствий. И жду своего часа. Скоро мир изменится, я этого хочу и Елена этого хочет, и я вернусь на Родину». Аиша снимает с лица маску – её лицо прекрасно. Она снимает платок с головы, и её длинные волосы рассыпаются по ветру. Они наполовину чёрные, наполовину седые.
21
Мужчина неопределённого возраста, вроде бы достаточно подтянутый, можно подумать, что лет пятидесяти-шестидесяти, но с глазами древнего, столетнего старика, из которых смотрит уже что-то совсем нечеловеческое, сидит на террасе ранчо где-то в Бразилии и пьёт холодное пиво. За его спиной – огромная картина с изображением египетской богини Маат, стоящей в профиль, с пером в волосах. Он говорит: «Я – Отто Эссер. Вряд ли вы обо мне слышали, моя работа была строго засекречена. В молодости я был беден и озлоблен на то, что происходило в моей стране. Моя мать была ревностной католичкой, и сам я вырос добропорядочным католиком и со студенческих лет увлёкся идеями национал-социализма. Я хотел сделать мир лучше и видел в национал-социализме единственную альтернативу большевизму и либерализму, враждебным Европе и христианству. Я тяжело переживал как собственные неудачи и унижения, так и то, что считал унижением моей страны. В те годы я, как и многие, разделял антисемитские взгляды, евреи казались чуждым в нашем обществе элементом, и, пожалуй, их социальная незащищённость болезненно напоминала мне о моей собственной психологической незащищённости. Меня одолевали мучительные и жгучие амбиции – с одной стороны, я хотел подняться так высоко, выше всех людей, чтобы никто больше не мог меня унизить, с другой – я искренне хотел служить Богу и сделать этот мир лучше. Я был очень чувствительным человеком, но унижения и боль за мою страну как будто превратили всё внутри меня в лёд. Я посвятил свою жизнь науке. Это была особая наука, то, что вы теперь называете “нацистской наукой”. Это был совершенно особенный научный мир, отдельная интеллектуальная вселенная, создавшая