Когда император был богом - Джулия Оцука

социальный и культурный шок. Я никогда прежде не бывала на Восточном побережье, я раньше не общалась с выпускниками частных школ (и они, конечно, были подготовлены к учебе и к жизни гораздо лучше меня), я как будто впервые открыла глаза и увидела мир. В этой стране образование дает тебе практически все.

Если же говорить именно о литературе, тут был важен следующий шаг. Я поступила в Колумбийский университет в магистратуру факультета искусств на курс писательского мастерства. Это, конечно, открыло передо мной двери. Кроме того, поступление означало переезд в Нью-Йорк, а это центр книгоиздания. Но я убеждена, что, если ты написал отличный текст, ты можешь быть совершенно из ниоткуда, это неважно. Все определяется качеством рукописи. Агенты и редакторы все время ищут хорошие тексты. Если у тебя хорошее образование и язык, но посредственный сюжет, банальная история, твой текст – пустышка. Слова «Стэнфорд» или «Колумбия» в графе «Об авторе» романы не продают.

– Чье мнение было важно для вас, когда вы начинали писать? Критики, ваш редактор, читатели из близкого круга?

– Если честно, мне нравится сам процесс (я и в жизни человек процесса, а в творчестве особенно). Мне очень нравится создавать. Будь то картина, скульптура, текст… меня захватывает это состояние. Когда я пишу, я не думаю ни о читателях, ни о критиках. Пока я писала свой первый роман, я даже не думала, что вообще найду издателя – никто на эти темы не писал. Автофикшн сам по себе был явлением довольно необычным, а уж о японцах в Америке во время Второй мировой тем более. Я думала, что рынок вряд ли заинтересуется текстом на эту тему. Но меня довольно быстро познакомили с моим агентом, и я видела, как она верит в меня и мою работу. Это мне очень помогло. Ее суждениям я по-настоящему доверяла. Собственно, и сейчас я всегда ей первой показываю законченные фрагменты. Мы сотрудничаем уже больше 20 лет. Она работает с очень разными авторами, совсем не похожими друг на друга. Это ее осознанная стратегия, она практиковала принцип разнообразия задолго до того, как это стало обсуждаться, – и это дает ей самой как агенту очень объективное видение вещей.

В общем, у меня есть мой агент для ориентира, этого достаточно. Если ориентироваться на критиков, когда пишешь, это парализует. Во всяком случае, меня.

Что для меня действительно важно, когда я пишу, так это синтаксис. Как построено предложение, как построен абзац. Я не пишу начерно – я встаю из-за стола, только когда фрагмент готов. То есть я редактирую и переписываю до тех пор, пока текст меня полностью не устроит. И так же с романом. Когда я закончила книгу, я ее отпускаю. Вот дальше критики уже могут говорить что угодно, но это обычно уже неважно, потому что я уже села за следующую вещь.

– Текст «Пловцов» медитативный, в него очень легко нырнуть, и сам процесс чтения становится своего рода плаванием. И работа над синтаксисом, о которой вы говорите, видна: вы действительно передаете ощущение воды и ритм размеренных движений пловцов в бассейне. Это есть и в оригинале, и в русском переводе. А еще вы пишете от первого лица в форме множественного числа, у вас рассказчик – «мы». Это не совсем новаторство – есть Джеффри Евгенидис и некоторые другие авторы – но все-таки такой коллективный голос рассказчика очень нетипичный. Для чего вам это понадобилось?

– Да, еще в предыдущем романе я пришла к тому, что вся книга должна быть написана от множественного числа. Я очень много думаю над формой, когда пишу. Мне важно выбрать верную форму для того материала, который у меня есть. И я довольно быстро почувствовала, что для «Будды на чердаке» мне нужен именно мы-текст. Потому что я рассказываю историю всех «невест по фотографии», а не какой-то одной. Я попробовала, и оказалось, что это очень затягивает.

Честно сказать, писать от имени всех женщин разом было непросто, это писательский вызов. Но, как вы правильно сказали, есть Джеффри Евгенидис и его роман «Девственницы-самоубийцы», который я очень люблю, он написан как раз так. Есть Фолкнер, который тоже мастерски это делал в романе «Роза для Эмили».

Я не думала, что следую каким-то литературным традициям – и, возможно, это к лучшему! – но я так втянулась в эту манеру письма, что, когда начала работать над «Пловцами», решила, что мне и здесь мы-текст очень подходит.

Я сначала хотела просто описать особый мир бассейна, и многоголосье постоянных посетителей отлично подходило. А потом появилась вторая тема с потерей памяти, очень тяжелая и мрачная, и этот хор голосов, немножечко игривый, придавал тексту необходимую легкость. Это немного похоже на песню: когда я пишу, я словно пою или скандирую.

Я часто представляю себе визуально то, о чем пишу. Я должна увидеть сцену прежде, чем ее описывать. Еще мне обязательно нужны детали, яркие подробности, за которые цепляется глаз. Но при этом мне очень важно, как звучат слова. Они помогают и развлекать читателей, и двигать историю вперед.

– Вторая часть романа гораздо более трагическая – о людях, которые постепенно теряют память, а вместе с ней и себя. Вы пишете об очень интимных и тяжелых переживаниях, но после романа не остается чувства безысходности, хотя там нет никаких ложных надежд. Это в том числе роман о принятии и проживании горя. Поскольку это ваш личный опыт и вы прошли через него со своей матерью, что вы можете посоветовать тем, чьи близкие теряют память.

– Важнее всего просто быть рядом. На каждом этапе. И не поправлять, не говорить «это не правда». Люди с деменцией, люди с болезнью Альцгеймера больше всего нуждаются в положительных эмоциях. Они могут очень быстро забыть, что именно с ними только что произошло, но эмоциональная память остается дольше. Делайте их счастливыми. Эти моменты счастья, моменты радости – лучшее, что мы можем им дать. Но не поправляйте, не критикуйте, не говорите «все было не так». Важно, чтобы они чувствовали себя в безопасности и чувствовали, что их любят.

– А как быть с теми, кто еще помнит, но уже понимает, что теряет память?

– Это самый сложный период. Это ужасно пугает – осознавать, что память о всей твоей жизни постепенно растворится и ничего не останется. Впереди еще есть какое-то время, но неизвестно, сколько его осталось. Когда человек это осознает, он очень подавлен. Важно быть рядом. Быть поддержкой, быть утешением. Каждый человек на планете просто хочет быть услышанным.