Султан Юсуф и его крестоносцы - Сергей Смирнов

Нам также стало известно, что император в отместку за оскорбления, нанесенные его нации в Акре, хочет устроить показательный суд над Ричардом, обвинить его в провале Крестового похода, в измене «священному делу» и засадить его в темницу до конца дней. Это жонглерское представление даст нам еще одну выгодную отсрочку окончательных платежей. При этом мы убеждены, что суд провалится так же, как раньше провалился сам поход. Ричард стяжал славу доблестного воина, славу, которой все остальные, чересчур благоразумные правители могут только завидовать (что они и делают). Ричард будет оправдан любым судом, тем более духовным, поскольку Римский первосвященник опасается притязаний Генриха на власть в Европе больше, чем султан — нового Крестового похода, который могут затеять германцы. (Помним ваши сообщения о том, как страшился султан приближения грозной армии Фридриха Барбароссы, отца нынешнего императора).

Становится понятной странная забота султана о судьбе своего главного врага. Его таинственный замысел просто поражает сердца своим благородством. Если о нем узнают в Европе, то все менестрели забудут свою любимую «Песнь о Роланде»[95] (был когда-то у нас такой франк, доблестно погибший в битве с воинами Пророка) и начнут распевать «Песнь о султане Саладине и его славных рыцарях». Однако всем доподлинно известно, что тот Роланд только зря погубил свое войско.

Разумеется, мы приняли к сведению все, о чем вы уведомили нас в своем последнем послании. Однако в настоящее время мы обеспокоены событиями, которые и для вас, по всей видимости, стали неожиданностью.

Мы всегда исходили из древнего правила, что судить о происшедшем случае можно лишь по показаниям не менее двух свидетелей, увидевших его с двух сторон света. Свидетель с нашей стороны, коего мы содержим в Яффе, совсем недавно едва не лишился жизни. До него дошли сведения, что на одном из кораблей, а именно генузской галере, должен отплыть под покровом ночи целый сонм генуэзских купцов, о которых раньше никто не слышал. Теперь мы догадываемся, что это были за «купцы» и какая участь ожидала их, согласно вашим предначертаниям. Нам не известно, остался ли в живых кто-либо из ваших свидетелей, поэтому сообщаем показания нашего. Оказалось, что «рыцари султана» знали о грозящей им смертельной опасности и уже приготовились встретить ее лицом к лицу. Человека с особой приметой на лице не было. На его месте оказался кто-то другой. По всему видно, что этот человек, служащий неизвестно кому, знал о нападении и предупредил о нем франков и англичан. Едва корабль отошел от причала, как они собрались вокруг этого незнакомца. По меньшей мере целый час он что-то увлеченно говорил им, а они завороженно слушали его, будто он был Шахразадой и рассказывал одну из сказок «Тысячи и одной ночи». Вероятно, Золотой Уж был убит этим ловкачем перед началом плавания. Нам донесли также, что в Яффе уже после отплытия галеры был найден неопознанный труп, искусно пронзенный кинжалом. Не тот ли это Золотой Уж?

Рыцарям удалось захватить трапезундское судно, едва с него начался обстрел их галеры сосудами с горючей смесью. Генуэзская галера сгорела дотла, но отряд рыцарей продолжил свой путь, хотя и понес потери. Нашему человеку пришлось спасаться вплавь, чтобы спасти свою жизнь, поскольку рыцари не позволяли никому из своих бывших «попутчиков» перебраться с «генуэзца» на «грека» (благоразумное решение, явно подсказанное тем «рассказчиком»).

Кто он, тот «рассказчик» — вот загадка, над которой, по нашему разумению, вам стоит задуматься. Похоже, что объявился некий Али Баба, имеющий доступ к сокровищам, что хранятся в двух разных пещерах. И он явно знает куда больше, чем одно заветное слово «сезам». Приходится смириться с мыслью, что его направляет некая таинственная сила, и об этой силе до сего дня не знали ни мы, ни вы, ни сам султан и его приближенные. И эта сила явно угрожает нашему общему делу. Дознаться, где ее источник, ныне не менее важно, чем подкупить самого германского императора.

Что касается «рыцарей султана», то, после вашей досадной, но объяснимой неудачи наступает, видимо, наша очередь принимать меры. По всей вероятности, спешка заставит рыцарей двинутся прямо по следам английского короля, и они поведут корабль либо к берегам Венгрии, либо к самой Аквилее. Будьте уверены: не только в любом порту, но и в любом месте на побережье Адриатического моря этим доблестным воинам будут устроена достойная встреча.

Мир и процветание вашим владениям!

Глава 8

О вещих снах и сумрачной яви

Рассказ о деяниях великого султана и о его тревогах, известных очень немногим, прервался на четверо суток. Четыре дня подряд, с утра до захода солнца, на трапезундском корабле разыгрывалось нешуточное сражение, прерывавшееся недолгими «перемириями». Под вечер оглохшие от звона мечей рыцари валились с ног и сразу же засыпали. Какие уж тут занимательные истории на сон грядущий!

Глохли не только воины, но, похоже, и чайки, тянувшиеся вослед «трапезундскому быку». Все они разлетелись кто куда — и к лучшему: меньше примет над морем для враждебно рыскающих взоров. Впрочем, какой-то подозрительный корабль однажды появился вдали. По широкому, сильному взмаху весел и явному пренебрежению к обычным торговым путям, можно было предположить, что нас углядели пираты. Хотя они и повернули нос в нашу сторону, но вскоре заложили крутой поворот и убрались прочь. Вероятно, они подумали, что на чужом корабле тысяча дьяволов стучит от голода железными зубами.

Будь мы на суше, наверняка слетелись бы стервятники и стали бы терпеливо дожидаться добычи.

Рыцари «воевали» и друг с другом, и с греками, которым Джон Фитц-Рауф разрешил попользоваться оружием. Их робкие взгляды красноречиво убеждали нас в том, что нечего боятся коварного нападения с их стороны. Сначала они только защищались, но рыцарь Джон пообещал, что выкинет всех в море, если они будут поджимать хвосты. Почувствовав, что их и вправду не собираются рубить, как бараньи туши, греки осмелели — тут-то и началась славная битва, отпугнувшая и чаек, и пиратов.

На третий день Джон Фитц-Рауф внес в маневры разнообразие. Осмотрительные греки держали на корабле приличную лодчонку. В случае крушения на ней могли бы попытать счастья, если не все званые, то кое-какие избранные. Джон Фитц-Рауф приспособил ее в качестве осадной машины. Рыцари по трое спускались в лодку, а потом брали корабль приступом, будто крепостную стену. Я тоже, в свою очередь, принял участие в деле осады и, как все, успел изрядно нахлебаться в «крепостном рву».

На четвертый день, вскоре после полудня, море стало темнеть, хотя небо оставалось ясным и солнце грело совсем по-летнему. По волнам покатились белые гребешки. Стало качать, и рыцарь Джон из-за качки едва не смахнул голову Анги-Добряку, а потому он прекратил маневры и осмотрелся по сторонам.

Все тоже стали тревожно оглядываться.

— Кому не жалко обеда, может обедать, — подал голос Камбала, державшийся все эти дни от беды подальше, на самом носу.

— Пророчишь бурю? — спросил я его.

— Да уж ночью, похоже, забудем, где море, а где небеса, — хмурясь, признал он. — Лучше помолиться заранее, если охота, а то потом будет недосуг.

По воле Божьей, нас ожидало большое испытание, но до него еще можно было собраться с духом. Только темная пелена потихоньку поднималась над окоемом моря.

На коротком совете было принято решение держаться поближе к берегам.

Вскоре после совета рыцарь Джон, подставляя ветру потное лицо и вглядываясь чернеющую пелену, задумчиво проговорил:

— Видно, я тогда заснул раньше, чем ты кончил рассказывать… Помню только, что султан снова спешил куда-то ночью при свете факелов.

— Это было в ночь, когда умер халиф аль-Адид, — сказал я.

— Точно! Вспомнил! — даже обрадовался рыцарь Джон, будто запамятовал какое-то важное событие собственной жизни, а теперь оно вновь предстало перед его внутренним взором. — Так как умер халиф?

— Его кончины султан не видел, — в некотором недоумении ответил я.

— Не о том спрашиваю тебя, Дауд, — недовольно поморщился англичанин.

— Лихорадка свела его в могилу, — сказал я, заранее предчувствуя, что опять говорю невпопад.

И верно: англичанин устремил на меня подозрительный взгляд.

— Ты ведь понимаешь, Дауд, о чем я тебя спрашиваю, — криво усмехнулся он. — Тут большого ума не надо… Халиф болел-болел, но умер-то он в самым подходящий для везиря день, ведь так?

— Однако у везиря еще оставалось в запасе немного времени, — честно схитрил я, глядя прямодушному рыцарю прямо в глаза. — По крайней мере до следующей мусульманской пятницы.