Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Кто прав? – всполошилась Кэрри.

– Доктор Кляйн. Тот детектив. Возможно, я и правда похитил его.

– Не говори так.

– Возможно, я схожу с ума. Мне определенно кажется, что я не совсем нормален.

– Скажите ему, что это не так, – потребовала Кэрри. Голос у нее дрожал.

– Я словно попал в дурной сон, где от меня ничего не зависит, – продолжал Алан. – Меня перебрасывают от одного паршивого доктора к другому. Наконец я встречаю кого-то, кому могу довериться. Эта женщина заставляет меня произнести такое, о чем я даже не знал, что думаю, а затем заявляет на меня в полицию – за то, что я это произнес. И полицейские приходят ко мне домой и хотят знать, что я делал в тот день, когда пропал ребенок. Я просто хотел нормально спать по ночам. Я просто хотел покоя.

– Пожалуйста, – мягко сказала Фрида, – послушайте меня. Многие чувствуют, что сходят с ума.

– Это не означает, что этого не происходит.

– Не означает.

Внезапно лицо Алана расплылось в улыбке, и он словно помолодел.

– Почему, когда вы это сказали, мне стало лучше, а не хуже?

– Я хотела приехать к вам, объяснить, что именно я сделала, и принести свои извинения. И я прекрасно пойму, если вы не захотите больше ходить ко мне на сеансы. Я могу перепоручить вас другому терапевту.

– Никто другой мне не нужен.

– Вы хотите сказать, что намерены продолжать?

– А вы сумеете помочь мне?

– Я не знаю.

Какое-то время Алан молчал.

– Все другие варианты кажутся мне еще хуже, – наконец решил он.

– Алан! – воскликнула Кэрри так, словно он только что предал ее, и Фрида внезапно поняла, что сочувствует ей. Пациенты очень часто говорили с Фридой о своих вторых половинках и членах семьи, но она никогда раньше не встречала их «вживую», не видела ситуацию изнутри.

Она встала, взяла пальто со спинки стула и надела его.

– Вам нужно это обсудить, – сказала она.

– Нечего здесь обсуждать, – заявил Алан. – Я приду к вам во вторник.

– Вы уверены?

– Уверен.

– Хорошо. Не беспокойтесь, я найду выход.

Фрида закрыла кухонную дверь и замерла с другой стороны, чувствуя себя шпионом. Она слышала, как Алан и Кэрри то повышали, то понижали голос, но не могла разобрать, спорят они или просто темпераментно разговаривают. Она присмотрелась к фотографии Алана и его родителей. Он был крупным и серьезным, и у него была такая же робкая улыбка, такой же испуганный вид, как и сейчас. На одном снимке родители выглядели так, словно попали в объектив уличного фотографа. Возможно, в день какого-то юбилея: одежда на них явно была праздничной, пожалуй, даже излишне яркой. Фрида улыбнулась, но улыбка тут же застыла у нее на лице. Она присмотрелась к изображению и пробормотала что-то себе под нос, словно стараясь запомнить.

Гензель проводил ее до двери и смотрел ей вслед своими золотыми немигающими глазами.

– Какого черта ты его бросила?

– Я не говорила, что бросила его. Я сказала, что между нами все кончено.

– Фрида, не будь такой.

Оливия мерила шагами гостиную, цепляясь высокими каблуками за разбросанные вещи, держа в одной руке полный бокал красного вина, а в другой – сигарету. Вино постоянно выплескивалось через край и отмечало капельками ее путь, а пепел на сигарете рос и рос, пока наконец не падал и не разлетался по полу, где каблуки Оливии решительно впечатывали его в грязный ковер. На ней был золотистый кардиган с глубоким вырезом и блестками, слишком облегающий фигуру, синие спортивные брюки с лампасами и летние сандалии на шпильках. Фрида размышляла, не стала ли она свидетелем затяжного нервного срыва, проявляющегося в неумеренной болтливости. Иногда ей казалось, что половина людей вокруг нее находится в состоянии шока.

– Он не бросил бы тебя и через миллион лет, – продолжала разглагольствовать Оливия. – Так почему же?

Фриде не особо хотелось говорить о Сэнди. А уж с Оливией так точно. Впрочем, как оказалось, такой возможности ей никто давать не собирался.

– Первое: он красавчик. Боже, если бы ты видела мужчин, с которыми я недавно ходила на свидания… Понять не могу, как им хватает наглости называть себя привлекательными? Я вижу, как они входят, и у меня внутри все обрывается. Они хотят видеть рядом с собой шикарную блондинку, но им, похоже, и в голову не приходит хоть немного напрячься, чтобы улучшить собственную внешность. Они что, думают, будто мы совсем отчаялись и согласны на первого попавшегося? В такого, как Сэнди, я бы просто вцепилась.

– Ты же его фактически и не видела!

– А почему? Где я была? Вот именно! Второе: он богат. Во всяком случае, очень обеспеченный – он ведь какой-то там консультант, верно? Только подумай, какая у него пенсия будет! Не смотри на меня так. Это важно. Я тебе точно говорю: это чертовски важно! Уж поверь, быть одинокой женщиной очень и очень тяжело, к тому же у тебя нет никакой финансовой подушки из-за чертовых родственничков, которые вычеркнули тебя из завещания, верно? Боже, надеюсь, ты это знала, я ведь не открыла секрет полишинеля?

– Я не очень-то удивлена, – сухо ответила Фрида. – Но мне их деньги не нужны. И, кстати, вряд ли им вообще есть о чем упомянуть в завещании, правда?

– Тогда ладно. На чем я остановилась?

– Второе, – ответила Фрида. – Ты, наверное, дальше второго и говорить не будешь?

– Да, богатый. Я бы только из-за этого вышла за него замуж. Что угодно, лишь бы выбраться из этого болота. – Она зло пнула бутылку из-под вина, валявшуюся у дивана, и та, разбрызгивая вокруг красные капли, откатилась в сторону. – Третье: держу пари, он любит тебя! Так что на самом деле это третье, и четвертое, и пятое, потому что быть любимой – большая редкость. – Она остановилась и плюхнулась на диван. Часть вина, остававшегося в стакане, выплеснулась и оставила большое темно-красное пятно у нее на коленях. – Четвертое – или уже шестое? – он симпатичный. Правда ведь? Впрочем, возможно, и нет: я припоминаю, что ты предпочитаешь страшненьких. Ладно, ладно, я не хотела тебя обидеть, забудь. Седьмое…

– Прекрати. Это унизительно.

– Унизительно? Я покажу тебе, что такое унизительно. – Она обвела рукой комнату, и пепел образовал вокруг нее пыльную дугу. – Пятое, или десятое, или какое там: ты не молодеешь.

– Оливия, слушай, заткнись, а? Ты слишком далеко зашла, и если не замолчишь, то я уйду. Я приехала, чтобы дать Хлое урок химии.

– На который Хлоя не явилась, так что ты застряла тут со мной, пока она не придет, а она, возможно, вообще не появится. Ты скоро будешь слишком старой, чтобы иметь детей, хотя, глядя на то, где очутилась я, возможно, оно и к лучшему. Ты об этом не думала? Ладно-ладно, можешь сколько угодно смотреть на меня этим своим взглядом, от которого кровь стынет в жилах, но я выпила уже два, нет, три бокала вина, – она сделала последний эффектный глоток, – и тебе меня не запугать. Я в безопасности. В собственном доме я могу говорить все, что хочу, а я считаю, что ты – чертова дура, доктор Фрида Кляйн с кучей регалий. Вот, теперь я точно выпила три бокала. А возможно, и четыре. Скорее всего, четыре. Знаешь, ты слишком мало пьешь. Может, ты и умная, но при этом – чертовски глупая. Может, это наследственное? Что там Фрейд говорил? Я скажу тебе, что он говорил. Он говорил: «Чего хочет женщина?» И знаешь, как он отвечал?

– Знаю.

– Я скажу тебе как. Он говорил: «Она хочет любви и работы».

– Нет. В целом можно сказать, что он пришел к такому выводу: любая женщина хочет быть мужчиной. Он утверждал, что девочкам нужно смириться с тем, что они – неудавшиеся мальчики.

– Вот козел! В любом случае… А на чем я остановилась?

– Что это за звуки?

Оливия вышла из комнаты. Через секунду раздался ее крик, а когда она вернулась, взгляд у нее был остекленевший.

– Эти звуки, – сказала она, – издает Хлоя, которая блюет на ковер в прихожей.

Глава 21

Расплачиваясь с таксистом, Фрида заметила, что в дверях ее дома стоит Джозеф.

– Что вы здесь делаете? – спросила она. – Знаете, я вам постоянного приглашения не выписывала. Вы не можете являться ко мне всякий раз, когда вам нужна компания.

Словно объясняя причину своего прихода, он поднял бутылку.

– Это хорошая водка, – заявил он. – Я могу войти?

Фрида открыла дверь.

– И давно вы здесь стоите?

– Я просто ждать. Я думать, возможно, вы вернуться.

– Я не намерена с вами спать. У меня был чертовски тяжелый день.

– Зачем спать? – укоризненно спросил Джозеф. – Просто выпить.

– Выпить я не против, – призналась Фрида.

Пока Джозеф разжигал огонь в камине, Фрида порылась в глубине буфета и извлекла оттуда пачку чипсов. Высыпав их в миску, она принесла импровизированную закуску и две рюмки в гостиную. Огонь уже потрескивал. Войдя в комнату, она увидела Джозефа до того, как он понял, что она вернулась. Он смотрел на языки пламени, и на лице его больше не было радостной улыбки, которой он приветствовал Фриду на улице.