Альтернативная реальность - Александр Архиповец

— Думаю, неплохо написать еще и Меньшикову. Ему доверяет царь московитов. С детских лет вместе… "Пироги с зайчатиной". К тому же, недолюбливает фаворит царя Мазепу, хоть на людях этого не выказывает. Нужно просить его поддержки.

Свояки удивленно переглянулись.

— А мы и не додумались! Интересная мысль. Как скажешь, Иване?

Искра теребил ус, прищурил глаза.

— Нужно писать! Ничего не теряем. Только вот кто повезет?

— Я!

Снова удивленные взгляды. Зарождающееся сомнение, подавляемое легким телепатическим прикосновением. Лишь бы выдержала ткань зарождающейся реальности! Фуф! Кажись, пронесло.

— Хорошо, сынку! Я подумаю! — сказал Василий Леонтьевич. — Иди, а мы со свояком еще поболтаем…

Честно говоря, не думал, что ждать придется до самого апреля. Казалось, Кочубей о нашем разговоре позабыл. Будто и не было вовсе!

Посерел, потемнел и как-то незаметно сошел снег. Весеннее солнце разбудило природу. Весело зажурчали ручьи, запели птицы. Потянулись бесконечные стаи возвращающихся домой пернатых путешественников. День стал длиннее ночи. Девчата сложили в сундуки теплые вещи. Их звонкие голоса и песни сводили с ума и очаровывали хлопцев. Вот и мои, заметно раздобревшие за зиму слуги, стали возвращаться только под утро. Я уже размышлял о том, не пора ли поменять избранный план.

Но тут меня вызвал генеральный судья.

— Не передумал? К Меньшикову поедешь?

— Поеду, пане Васылю.

— Тогда собирайся!

До отъезда я еще раз побывал в поместье пани Мирославы. Не желая омрачать вечер и ночь, о предстоящих событиях заговорил только утром.

— Мирослава! Я завтра уезжаю и мы с тобой, скорее всего, больше не увидимся.

— Нет, Андрий, нет! Давай уедем вместе в Саксонию!

— Сейчас Саксонию грабит Карл, да и Польшей правит не Август, а Лещинский. Так что немного пережди! Шведы скоро оттуда уйдут.

— А тогда, поедешь?

— Не могу! Мой путь в другую сторону – на север, в Могилев к Меньшикову.

— Но почему? Почему? Чего тебе здесь не хватает? Я… нет – мы богаты… или я для тебя слишком стара?

Ее голубые озерца готовы выплеснуться из берегов. Лоб прочертила морщинка. Прикоснувшись к нему губами, я словно бы ее благословил.

— Извини, но у меня своя дорога. А ты, Мирослава, уезжай. Через полгода сюда придет война! Все разорят, разграбят! Под Полтавой будет большая битва русских со шведами.

— О Боже! — перекрестилась баронесса. — Откуда ты все знаешь!? Кому служишь? Кажется, поняла… Лещинскому? Карлу? Петру?

Я отрицательно качал головой. Ее лицо побледнело, губы дрожали:

— Неужели? Как же я сразу не догадалась? Ты не человек! О Господи!

— Нет, нет! Нечистую силу оставь в покое! — успокоил я. Хотя у самого на этот счет были ой какие большие сомнения…

Часть III

АЛЬТЕРНАТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

И вновь – дороги…

Бесконечные проселочные дороги, ведущие на северо-запад, в суровые литовские земли. Насколько я помню из лекций Козлобородого, где-то там, в Могилеве, сейчас должен пребывать Александр Данилович Меньшиков – сподвижник и любимец московского царя Петра.

Выходец из низов, сумевший благодаря отчасти случаю, отчасти своему незаурядному уму пробиться к самым вершинам власти. Разделявший вначале детские забавы царевича, учившийся и объездивший с ним пол-Европы, а после смерти Лефорта – ставший поверенным в его амурных делах. Бесстрашный воин, хитрый политик, непревзойденный царедворец. Неизвестно, каких высот еще смог бы достичь сын пирожника, если бы под Батурином не подстерегла его нелепая смерть.

Как примет меня Александр Данилович? Удастся ли избежать весьма нежелательного сеанса телепатии? Ведь когда я говорил Искре и Кочубею, что фаворит царя недолюбливает Мазепу, то, мягко говоря – лукавил. На самом деле я толком ничего не знал. Ведь на людях Меньшиков называл Мазепу другом. Но это совершенно ничего не значило. Хотя…

Все определится на месте. А пока… пока вокруг звенел трелями птиц, журчал ручьями, сиял молодым весенним солнцем, слепил голубизной неба ясноглазый юный апрель.

Луга зеленели недавно пробившейся на свет Божий молоденькой травкой. Кое-где робко синели первые цветочки. Появилась уже и мошкара, пока еще не терзавшая ни животных, ни людей. Собравшись в небольшие тучки, мирно висела в теплом воздухе, греясь на солнышке.

За мной скакали, переговариваясь, заметно возмужавшие за зиму Данила и Грыцько. Хорошие харчи да спокойная жизнь явно пошли им в пользу. Наши ежедневные упражнения в фехтовании и стрельбе также сыграли немаловажную роль. Появилась уверенность, желание испытать себя в деле. Если раньше я боялся, чтобы они не сбежали при первом же выстреле, то теперь – как бы сдуру не полезли на рожон.

Ночевали мы в селах, встречавшихся по пути, заодно уточняли, куда ехать дальше. Но все равно, пару раз заблудились и сделали большой крюк.

Оказавшись вечером в тех же Рожках, откуда выехали еще рано утром, я не на шутку разозлился. Взяв за шиворот и сделав "зверское" лицо, припугнул местного старосту Ивана Жупия:

— Если, собака, что-то подобное случится еще раз… горько пожалеешь! Еще и детям своим передашь! Буду считать, что специально задержал посла генерального судьи Васыля Кочубея.

— Да разве мы виноваты, пане, что ты стал не на тот шлях?

— Поговори мне! Виноваты, еще и как! Нужно было верно дорогу показать. А то и провожатого дать.

— Так разве ж мы знали, пане? — дрожащими губами твердил он. — Не гневайся будь ласка. Будет завтра провожатый, сына своего направлю…

Может, излишне сытный ужин, а может, тревожные думы той ночью долго не давали мне уснуть. Давил бока деревянный настил, тревожили посторонние шорохи, раздражало дружное сопение братьев. Глаза упрямо не желали слипаться.

Чего доброго до самого утра так и не усну…

Под самым куполом цирка сквознячок гоняет разноцветные шары: синие, красные, желтые, зеленые. Гремит мажор марша, выхватываемые из темноты лучами прожекторов, на арене сменяют друг друга артисты: акробаты, жонглеры, клоуны. Рычат тигры, прыгая через горящие кольца, недовольно ревут медведи, шагая на задних лапах, фыркают кони, мчась по "заколдованному" дрессировщиком кругу. Восторженные глаза зрителей, взрывы оваций, крики, смех.

Важно объявляет номер за номером конферансье в черном фраке и белоснежной рубашке. Звучный голос, высокая, стройная фигура. Гром аплодисментов. Слева от меня сидит раскрасневшаяся Аленка, справа – мамочка. Наконец-то, хоть на время, в ее глазах нет грусти, поселившейся там после гибели отца.