Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

Распространился слух, что я нарисовала платье для советской женщины. Сталин решил, что его офицеры будут носить знаки различия – золотые звезды, хорошо сшитую военную форму и брюки с широкими лампасами. Они должны научиться танцевать фокстрот, а комиссары – носить брюки гольф. Солдаты должны учить своих жен хорошо одеваться.

В западных газетах появилась сенсационная новость, будто бы я разработала туалеты, которые предстоит носить сорока миллионам женщин в России. Жена Стаханова, шахтера, зачинателя знаменитого движения, якобы получила в подарок автомобиль, счет в банке и платье последней модели от Скиапарелли.

Вопреки всем этим слухам я нарисовала очень скромное черное платье, типично в моем стиле, с высоким воротом, которое можно надевать и на работу, и в театр. Я сама такое всегда ношу. В комплекте с ним я придумала широкое красное пальто на черной подкладке, застегивающееся на большие простые пуговицы, и шерстяную вязаную шапочку, любой воспроизведет ее без труда; на ней – застежка-молния и кармашек. Эту последнюю мою инициативу заказчики отвергли под предлогом, что это слишком соблазнительно для карманников в общественном транспорте.

Мой стенд на выставке был украшен шарфами с рисунком в виде газетных вырезок, получившими с тех пор повсеместное распространение. На переднем плане разложили модные журналы, французские, английские, американские, и именно они вызывали огромный интерес. Многие молодые русские женщины никогда не видели настоящих модных журналов и больше интересовались тем, как создать новое платье, а не как оно выглядит.

Однажды, забыв что-то в номере, я неожиданно вернулась в свой отель. В тот момент, когда я открывала дверь, вдруг услышала испуганные восклицания… Вхожу и вижу, что мои платья разложены на полу и четыре женщины спешно снимают с них патронки[78]. Все разом принялись говорить, как будто я понимала хоть одно слово. Сев на кровать, я хохотала до упаду и, к их глубокому удивлению, объяснила им жестами, как снимать патронки более быстрым и надежным способом.

Мне доверили открывать первый Дом моделей на Сретенке. В тот день я завтракала с женой китайского посла, которая обнаружила где-то роскошные меха. Я приехала в Дом моделей с некоторым опозданием и оказалась в довольно маленькой комнате, полной людей, по виду которых трудно было определить, кто они, т. к. различия между социальными слоями были стерты. Под стеклянным шаром медленно поворачивались электрические манекены, демонстрируя довольно странные туалеты, точнее, странные для меня: мне-то думалось, что одежда работающих людей должна быть простой и практичной, а тут – оргия шифона, бархата и кружев.

– Это куда же надевать? – осведомилась я. – На концерт?

И вскоре получила ответ той же монетой, когда упомянула о коктейлях:

– А что такое коктейли?

– Ну, это когда после работы пьют водку.

– Но зачем переодеваться, чтобы выпить?

Через переводчика меня забросали вопросами:

– Сколько часов длится у вас рабочий день?

– Каковы зарплаты?

– Что вы едите?

– Какие у вас развлечения?

– А личная жизнь?

– Сколько времени и как работаете вы сами?

Отвечала я ясно и честно, как могла. Из глубины комнаты чей-то голос произнес:

– Ну, это не так уж плохо!

Позднее я узнала, что большинство присутствующих были членами правительства, и это оказался мой единственный контакт с русскими. Главный редактор самой влиятельной газеты, тем не менее, пригласил меня на обед в отдельном кабинете «Гранд-отеля». Подавали замечательные блюда, отличные французские вина; посуда была самая лучшая, какую производили в России, – «Попов», я посмотрела – есть у меня такая скверная привычка – на дно тарелки. Уходила я со странным чувством, похожим на шок.

На границе меня спросили, почему я сохранила вырезки из газет; и я ответила: «Вы очень любезны, что заметили это. Может быть, кто-нибудь согласится перевести мне их?»

И мне их перевели, а поезд задержали. Эту страну я покинула с убеждением, что в конце концов сегодняшняя Россия похожа на прежнюю, описанную в 1830 году маркизом де Кюстином[79], и в ней хорошо живут только те, кто принадлежит к правящему классу. Сегодняшняя Россия открыла западный мир и просто страдает от комплекса неполноценности.

Чтобы заменить религию, вбили себе в голову, что Россия призвана обратить весь мир в новую догму. Любить и быть любимым – это разные вещи. Не потому ли немцы несколько раз оккупировали Францию, что любят Париж?

Путешествие Скиап в Россию имело два неожиданных и прямых последствия. Это рисунок, скорее карикатура, которую нарисовал на меня художник Коваррубиас[80] (оригинал принадлежит мне), где я спускаюсь на парашюте, одетая в красный комбинезон, и разговариваю со Сталиным, он в зеленом комбинезоне и тоже висит на стропах парашюта. Карикатуру опубликовали в последних номерах «Вэнити фэир» (1936) под заголовком «Возможные интервью», и далее воображаемый диалог:

«Сталин: Что вы здесь делаете, портниха?

Скиап: Совершаю обзор туалетов ваших женщин.

Сталин: Не можете оставить в покое наших женщин?

Скиап: А они не желают, чтобы их оставили в покое, хотят быть похожими на других женщин в мире.

Сталин: Как, на эти чучела без ляжек и грудей вашей агонизирующей цивилизации?!

Скиап: Знаете, они уже любуются нашими манекенами, нашими моделями. Рано или поздно они примут наши идеалы.

Сталин: Никогда, пока существует советская идеология!

Скиап: Посмотрите вниз, стальной человек: возникают институты красоты, парикмахерские салоны, вслед за ними придет мода. Через несколько лет вы не увидите больше платков на головах.

Сталин: Вы недооцениваете глубину души советских женщин.

Скиап: А вы – естественное женское кокетство.

Сталин: Может быть, перерезать стропы вашего парашюта…

Скиап: На мое место придут сто других.

Сталин: Тогда я перережу свои!»

Мигель Каваррубиас. Невозможное интервью, 1936

Вторым результатом поездки стал силуэт «парашют»: узкий бюст, но пышное платье, разрезанное на большие сектора. Женщины, которые приняли эту моду, напоминали при ходьбе цветы, плавающие на воде. Я снова сделала не то, чего могли ожидать пришедшие из Советской России.

Глава 9

В Париж приехала Мей Уэст[81]. Лежала на «операционном столе» в моем ателье, ее заботливо измерили и осмотрели. Актриса послала мне все интимные подробности своего силуэта и для обеспечения полной гарантии точности свою обнаженную гипсовую статую в позе Венеры Милосской. Она готовила новый фильм, который с самого начала все время переделывался. Сначала Джо Сверлинг[82] написал сценарий в форме драмы и назвал его «Фривольная прогулка», но Мей решила по-другому; весь его изменила и назвала «Сапфировый Сел». От отвращения Джо Сверлинг повесил сценарий на дерево – пусть служит мишенью для детей.