Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

Эльза Скиапарелли за рабочим столом, 1933

Поздно вечером тонкий темный силуэт маркизы возникал из мрака, точно так же, как много лет назад другая итальянка, знаменитая графиня Кастильоне, племянница Кавура[70] и любовница Наполеона III, приютившаяся в доме № 26 на Вандомской площади, вышла ночью, закутанная в вуаль, вместе с двумя собаками. В маленьких комнатах на верхнем этаже, где в настоящее время живет Бушерон[71], Кастильоне оплакивала в одиночестве неизбежный закат своей почти божественной красоты. Любопытно, какова была бы ее реакция с того света, если бы она встретила во время ночных прогулок огромного пса, боксера, который целыми днями терпеливо ожидал меня перед бутиком. Содрогнулась ли от отвращения ее хрупкая фигура, чье изящество вызывает в памяти образы декаданса, при виде другой итальянки, которая не хотела страдать и жалеть о своем прошлом, а бросилась, пренебрегая всеми предрассудками, в повседневный труд, суровый и дающий средства к жизни? В те времена мои мысли очень занимала Италия. Головокружительное возвышение Муссолини вызывало у меня сильное опасение. Никогда не занималась политикой, но, как всякий человек, обладающий нормальным умом и видением будущего, с опасением встречала новые концепции абсолютной власти и всеобщего рабства, которые приведут к худшей из всех войн. Я понимала, что Италия станет козлом отпущения для Европы. Итальянский народ со своим пресловутым энтузиазмом, закрыв глаза, отвечал на призыв, брошенный от имени молодежи и по этой причине обладающий притягательностью. Но молодые итальянцы не видели за этим призывом коварного плана и пропасти. Я открыто выражала свое мнение и высказывала беспокойство, которое вызывала у меня эта новая воинственная Италия.

В моем ателье работали несколько итальянок, одна – особенно способная и честолюбивая. Я нашла ее на улице Парижа, полумертвую от голода. Она принадлежала к хорошей, но слишком уж претенциозной семье. Я помогла ей обрести достойное положение, хотя многие друзья настраивали меня против нее, но я не верила им.

В том году я решила повезти Гого в Рим, чтобы она повидалась с бабушкой после большого перерыва. Гого становилась взрослой, и я подумала, что следует рассказать девочке о ее корнях. Дом, где жила тогда мать, служил и семье сестры, и для всех нас он был слишком мал. Наступила Пасха, а это означало: Рим занят паломниками и туристами со всего мира. Мы нашли комнаты в маленькой неизвестной гостинице, но, едва приехав, обнаружили, что наш багаж исчез без следа. Прошло несколько дней, я начала нервничать и наконец поняла иронию в ответах служащих гостиницы: «Что за наивность! Разве вы не понимаете, что такое современная Италия?!» Но я не прекращала поиски, жизнь во Франции, Америке и Англии мешала мне понять, что свободомыслие стало географическим понятием.

На третий день мне позвонила по телефону графиня М. и пригласила остановиться у нее:

– Невыносима мысль, что вы находитесь в этом ужасном месте! – сказала она.

– Но, – возразила я, – у меня нет никакой одежды.

– Какая разница! – ответила графиня.

Как только я объявила, что покидаю гостиницу, наши вещи появились в холле как по волшебству. Все было перерыто, но цело.

С великим облегчением мы с Гого покинули негостеприимный кров и поселились в прекрасном дворце моей подруги, характерном строении в стиле барокко, какое мог предложить только Рим. У меня были две очаровательные комнаты с отдельным выходом на улицу, салон, спальня для нас обеих, а в другом конце – ванная. Гого гуляла по Риму со своими кузенами, открывая места, где проходило детство ее матери; а я спокойно проводила время со старыми друзьями, познакомилась с новыми людьми, которые интересовались тканями и искусством, пыталась узнать, какие новшества появились в материях, в производстве. Но я совсем не занималась политикой. Однажды ночью – на самом деле в два часа ночи – меня разбудил настойчивый звон у входной двери. Гого спала глубоким сном, и некоторое время я не реагировала на звонок.

В конце концов мне пришлось открыть. В дом ворвались двое в рабочей одежде. Немного испугавшись, я спросила, чего они хотят.

– В вашей ванной поломка, газовая служба прислала нас ее устранить, – ответили они.

– Прошу вас, не разбудите ребенка!

Пока они возились в ванной комнате, я ждала сидя на кровати – почему-то сразу поняла, что лучше всего оставаться пассивной. Так продолжалось довольно долго. Наконец они удалились, не дав никаких объяснений. На следующее утро я рассказала об этом случае друзьям, и все разом воскликнули: «Мы же вам говорили!»

Несколько дней спустя меня пригласили на встречу с дуче, и я ответила, что это меня не интересует. Через год, когда я подала прошение о визе, чтобы навестить неизлечимо больную подругу, мне запретили въезд в страну. Мое огорчение было почти невыносимым, но любовь к независимости – еще больше.

Глава 8

Сухой хлеб, черная икра… и водка.

– Послушайте, – сказал Колкомбе, производитель ткани, которого не пугали ни мои идеи, ни я сама, – в Москве состоится выставка, мы посылаем на нее много тканей, но мало людей: очень немногие соглашаются туда ехать. Как вы?

– А почему не вы? – ответила я.

– Я? – Его огромная фигура затряслась от смеха. – Да я такой толстый, что с трудом влезу в их поезд, а потом, меня трудно накормить. Но вы – вы должны поехать! Это был бы очень полезный опыт!

Для меня Россия была страной генерала Дуракина[72], которого так любили французы; страной мадам Поповски, приглашавшей детей все равно что на полдник посмотреть, как секут ее провинившуюся горничную; страной молодых нигилистов, для забавы спокойно подкладывавших бомбы под ноги прохожим; страной невероятных, мифических императоров, которые приказывали обезглавить врагов движением мизинца и строили города за одну ночь; страной императриц и танцовщиков, усыпанных крупными драгоценностями; Сибирь, Лев Толстой; медведи, цыгане… и еще несколько сосланных друзей, очень дорогих. Да, эта страна определенно меня привлекает! Кроме того, никто не хочет туда ехать, и это само по себе непреодолимо притягательно.

– Но как я туда поеду?

– Ничего нет проще!

– Кто же все-таки едет?

– Смотрите, вот перечень тех, кто участвует в выставке!

Перечень был озаглавлен «Ярмарка промышленных образцов Франции», и во главе стояли государственный министр Эдуард Эрио[73]; президенты Комитета французской внешней торговли; Национальной компании железных дорог; главы химической и механической промышленности. Среди участников выставки были крупные мукомолы; столпы текстильной отрасли – Бьянкини, Кудье, Колкомбе; командиры перчаточной промышленности – Перрен, парфюмерной – Шанель, Коти и Герлен; представители ликерной и винной индустрии – Курвуазье; производства шампанского – Хейдсик, Поммери и Рёдерер; посланцы крупных универмагов, как «Самаритен»; фабриканты флаконов Питави… и как самое неожиданное, точка над «i», – Скиап…