Двенадцать раундов войны - Сергей Самаров

Каким бы ни было это жилье, но возвращение в его серые стены и под низкие потолки все равно грело душу. Не так, конечно, как приезд в родной дом, тем не менее и это было возвращение. Но тогда, когда нервы напряжены, одолевают всякого рода дурные мысли. Джабраил постарался взять себя в руки. Однако, когда свернули в свое ущелье, опять что-то нехорошее, словно нарыв, заныло в душе. Вот-вот должны вернуться Мовсар Назарбеков и Насухан Оздемиров. Разумеется, когда они вернутся, все встанет на свои места, все успокоится. Пулеметных очередей в ночи не раздавалось. Значит, там все в порядке. И амир должен быть спокоен. Конечно, было немного обидно за то, что они потеряли Габисова, но в душе Джабраил был рад тому, что они наконец-то избавились от этого имама. И совесть перестала его мучить. Какой-то древний мудрец сказал: все, что происходит с человеком, к лучшему. Наверное, и потеря имама — тоже к лучшему. Как имам доберется до своего села, как до своей мечети доберется — неизвестно. Но пусть добирается как может. Хотелось надеяться, что в ущелье он больше не вернется. Скорее всего, он и ущелье-то найти уже не сможет.

Джабраил назначил часового, которому предстояло стоять на посту на скалах у входа в ущелье. Это был постоянный пост, и моджахеды знали, кто за кем должен дежурить, кто кого должен сменять. Сегодня джамаат понес потерю — погиб Икрам Лорсануков. Значит, его время просто выпадает из общего графика, и все. Но график остается прежним.

— Смотри, не подстрели своих. Нас должны догнать Оздемиров с Назарбековым. Как только появятся, пусть бегом ко мне бегут. Я жду доклада. Сильно промок? Устал? — спросил амир часового.

— Успею согреться. Два часа я потерплю…

— Я прикажу сменить на сегодняшнюю ночь график. Все промокли. По часу будете дежурить.

— Спасибо, амир.

От входа в ущелье до бункера недалеко. Естественно, в таких местах, когда уходят, бункер не закрывают. Здесь не бывает непрошеных гостей. Амир Уматгиреев сразу распорядился растопить все печки, чтобы за ночь, пока не видно дыма, прокалить стены так, чтобы на весь день хватило. Первую печку, как всегда, моджахеды развели в отдельной комнатке амира. И сделали это еще до того, как Джабраил успел переодеться в сухую одежду.

Уматгиреев переодевался и прислушивался. Ждал, что из общей комнаты, куда ведет тесный коридор от входа, раздадутся возбужденные голоса. Это значило бы, что джамаат догнали Оздемиров и Назарбеков. Но слышно ничего не было… Долго же они идут.

Эпилог

— Товарищ подполковник!.. — пронесся по колонне зов. — Командир взвода требует.

Колонна остановилась. Значит, предстоит еще что-то увидеть. Может, снова «растяжки» рядом с очередным местом падения? И не надоело бандитам в грязи валяться!

Но уже подходя к ведущей группе, подполковник Калужный понял, что дело здесь в другом. Группа стояла молча, всматривалась и вслушивалась в темноту впереди, а снайпер застыл в позиции с колена и не «шарил» прицелом по горизонту, а смотрел в одну точку. Все стало понятно.

— Кто там?

— Пулеметчик на скале, — доложил старший лейтенант Березкин. — Нас дожидается.

— Один?

— Один.

— А чего ждем?

— Фотографировать? — Снайпер перешел на свой профессиональный жаргон.

— Давно пора.

Выстрел прозвучал коротко и сухо. Вероятно, уже в середине взводной колонны не могли понять, что это за звук. Вообще винтовка «ВСК-94», наверное, самая тихая из всех отечественных снайперских винтовок, снабженных глушителем. Снайпер опустил винтовку.

— Готово. В лоб попал.

— Дистанция?

— Дальномер показывает сто восемнадцать метров. Но он у меня немного врет. Прицел я ставил ровно на сотню. Попал куда хотел.

С такой дистанции снайпер не промахивается даже с ночным прицелом, у которого предельная дистанция для стрельбы примерно на четверть короче.

И словно в отклик на удачный выстрел закончился ливень. Однако уже через пару минут взамен ливня начался дождь со снегом. Причем уже чувствовалось, что взвод поднялся в горы, и снег сразу не таял, как внизу, среди сопок. А еще через пятнадцать минут марша пошел снег, без дождя, и земля быстро покрылась легким белым наносом.

— Сергей Ильич! — обратился командир батальона к командиру взвода. — Надо бы снайперу почаще вперед посматривать. — Снегопад… Следы остаются… Уматгирееву необходимо время, чтобы занесло следы. Он еще кого-нибудь пошлет, чтобы нас задержать.

Снайпер слышал слова комбата и сразу поднял винтовку. И, как оказалось, подполковник был прав. Уже через пять минут снайпер сообщил:

— В нашу сторону бежит с гранатометом в руках человек… Может быть, в сторону скалы.

Скалу, на которой прятался пулеметчик, взвод только что миновал, и старший лейтенант Березкин послал наверх солдата, чтобы тот прихватил с собой бандитский «РПК». В пулеметах любой взвод обычно испытывает нехватку. Одного штатного, полагающегося каждому взводу, всегда мало. Во взводе у Березкина уже был дополнительный пулемет, захваченный у бандитов. А иметь третий, как имеют некоторые взводы, — это отлично, потому что при неожиданной встрече с противником пулемет всегда способен подавить несколько автоматчиков. И потому у подразделений, часто участвующих в боевых действиях, есть негласный закон: трофейное оружие сдается только тогда, когда самому подразделению нет в нем необходимости. В этом случае предусматривается и необходимость родственных подразделений. Если бы взводу Березкина пулемет был не нужен, его передали бы в другой взвод, в котором не хватает пулеметов.

— И долго он будет бежать? — встречно спросил командир взвода.

В ответ раздался щелчок выстрела.

— Отбегал свое… — прокомментировал снайпер.

— Оправдание прогноза, — сказал подполковник Калужный. — Мы нагоняем их. У Джабраила прекрасная интуиция. Он чувствует, что мы «сели ему на хвост», хотя нас еще не видит. Более того, по моим соображениям, он подозревает, что его преследует спецназ ГРУ. Иначе сработали бы его «растяжки». В темноте они должны были сработать, если бы его преследовал, скажем, полицейский спецназ или просто полицейские. О других войсках амир не думает. Он еще не знает, что по соседству появились «краповые». Но нас, мне кажется, он видел еще вчера. Может быть, и меня узнал. И считает, что для меня дело принципа — победить его. Он не понимает, что для меня дело принципа — победить бандита. А уж его победить — дело второстепенное…

Долгое выступление комбата не сбило ему дыхание. Здоровья подполковнику еще хватало, чтобы разговаривать на ходу и даже размышлять вслух. Все-таки сказывались многолетние регулярные тренировки.

Не прошло минуты, как взвод подошел к убитому бандиту. Этому, как и пулеметчику, снайпер попал прямо в лоб, припечатав к голове шерстяную вязаную шапочку. Бандит был не молод. Наверное, имел семью. И шапочку эту ему вязала или жена, или даже дочь. Вязали и не знали, что шапочка — не стальная каска и не сможет защитить от пули.

В последнее время при виде убитых бандитов подобные мысли стали часто посещать подполковника Калужного. Когда он видел молодых, он тяжело вздыхал, думая о том, что они ведь тоже чьи-то дети. И грех, наверное, заставлять чью-то мать плакать. И при этом Юрий Михайлович прекрасно понимал и отдавал себе полный отчет в том, что не убей он или его солдаты этого бандита, то будет плакать другая мать, мать того человека, которого убьет бандит. И чувство жалости вовсе не мешало подполковнику Калужному осознавать свое чувство долга и выполнять то, что положено выполнять комбату…

Печка, сделанная из натурального камня, нагрелась не сразу, но уже через сорок минут камни прокалились и стали давать тепло. Настолько сильное, что Джабраилу стало даже жарко в своей тесной комнатушке. А жара никогда не способствует здоровому сну, хотя он честно старался уснуть, но это было трудно. Тем более при сильном нервном напряжении. Сильно беспокоило то, что до сих пор не пришли Мовсар с Насуханом. Если бы с одним из них что-то случилось, то другой должен был бы прибежать и сообщить. Но не было ни того ни другого. И мысли от этого приходили одна хуже другой. Еще действовала на нервы вторая постель в этой маленькой комнатушке, на которой еще вчера спал имам Гойтемир Габисов.

Сейчас постель была пуста, и Джабраил сам себя спрашивал, а не предал ли он этого человека. Он не хотел быть предателем даже в глубине души. Да, он избавился от Гойтемира Габисова, да, он не стал брать его с собой под пули, а послал напрямик между сопками. Там пули не должны были летать. Куда тот мог выйти? Мог, конечно, если бы постарался, выйти и к месту боя. Но для этого требовалось продираться через такой густой лес, что от праздничного халата имама остались бы одни тряпки. По большому счету, амир Уматгиреев думал, что нытик и вообще слабый духом человек не пожелает продираться через заросли и остановится на первых десяти метрах пути и вернется. Но имам не вернулся на их тропу, иначе они встретили бы его при отступлении. Куда же он делся? Может, попал в руки к федералам? Это неизвестно. Но можно ли считать предательством то, что Джабраил не взял имама с собой под пули? Может быть, он спас его этим! Пуля не выбирает, в кого ей попасть. Она просто убивает человека. И безразлично пуле, амир это, или имам, или просто гранатометчик джамаата. А там, без соседства вооруженных людей, имам был в большей безопасности, чем рядом с ними. Даже если он и попадет к федералам, имам не настолько глуп, чтобы сразу признаться в своих связях с «Аль-Каидой». Ведь так легко отговориться: шел по дороге. Имам — человек не военный. Испугался звуков боя. Обошел стороной. Кто и по какой причине сможет обвинить Гойтемира Габисова? Кто вообще решится обвинить в чем-то имама? Нет, со стороны Джабраила предательства не было. И не мог он искать его там, не мог ждать, потому что на нем висит ответственность не за имама, а за жизни молодых моджахедов его джамаата. Каждый из них верит и своему амиру, и в своего амира. И их подводить нельзя!