Радиация и лёд - Виктор Молотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его подвели ко мне. И первым делом я посмотрел в его уставшие глаза. В них не было злобы, что странно для человека, отдавшего приказ убить мутантов. В них было лишь отчаяние. Смирение со своей участью. Так смотрят те, кто готов пожертвовать собой, и именно это смутило меня больше всего.
— Как твоё имя? — грозно спросил я.
— Кехаэль Фракель, — отчеканил пленный глухим тоном.
— Назови своё полное имя, возраст, а также полные имена родителей.
Я открыл планшет, который успел забрать у Маркеля. Здесь были дела на каждого из жителей бункера. В основном примитивная информация, но и её мне достаточно.
Во взгляде пленника проскользнуло удивление.
— Мне двадцать семь лет, — начал он. — моё полное имя Кехаэль Фракель Фридерик Восьмой.
Потом он верно назвал имена родителей, но у меня всё равно оставалось смутное сомнение. Как-то неуверенно он говорил, будто вспоминал.
— Снимай противогаз. Не боись, я обеспечу тебе защиту до казни, — приказал.
— Боюсь у меня связаны руки, — в подтверждение он повернулся боком и показал.
— Точно. Забыл. Снимите с него наручники! — крикнул я сопровождающим, которые успели отойти шагов на десять.
Двое послушались. И когда руки пленника освободились, он снял противогаз, обнажая покрасневшее лицо. У него, как и у Маркеля были темные полосы в местах соединения с защитой.
Я снова открыл на планшете файл Кехаэля. На первой странице документа была фотография. Белобрысый паренек со светлой кожей и голубыми глазами, как у матери.
И кудрявый пленник с карими глазами и совершенно другой формой лица никак не походил на фотографию. Сомневаюсь, что он сделал себе пластическую операцию.
— Эй, — я снова окликнул сопровождающих. — Вы за идиота меня держите? — и в подтверждение я показал им фото настоящего Кехаэля на планшете. — Бегите к Иллаиде и передайте, что у неё есть десять минут, чтобы отдать нам своего сынка.
И на удивление двое реально побежали.
— Как ты вообще согласился умереть вместо этой мрази? — спросил я у пленника.
— Глава совета обещала достойную жизнь моей жене и детям. У нас ребенок-инвалид, с ним очень сложно.
— Капец. У меня нет слов, — выпалила стоящая рядом Лавина.
— Ты можешь быть свободен. Поверь, ты — самое дорогое, что есть у твоей семьи.
Пленник нехотя кивнул. Но я хотя бы попытался вразумить его. Он надел противогаз, и я убрал окружавший его противорадиационный купол. Он медленно побрел ко входу в бункер.
Сложности пугают таких людей, поэтому иногда им проще пожертвовать собой, чем день за днём прикладывать усилия.
Всего через пять минут к нам подошла Иллаида. Через стёкла противогаза я увидел слёзы на её лице.
— Если вы такие же люди как мы, то проявите сочувствие, — взмолилась она. — Не убивайте моего сына.
— Вы к нам сочувствия не проявили, — грозно сказала Лавина, девушке не было жалко эту женщину. — И к другим мутантам тоже не проявите. Убьёте при первой возможности. Да мы до сих пор живы только потому, что Мор повелевает радиацией. А для вас нет ничего страшней.
— Знаете, Иллаида, — тихо начал я, — если бы вы сразу сказали, что это ваш сын и попросили пощады, то я бы не смог вам отказать. Но то тогда. А сейчас, когда вы пытались снова обмануть нас и обрекли на смерть другого, я не стану проявлять сочувствие.
— Ты не убьёшь нас всех, — уверенно заявила она.
— Хочешь проверить? — все вымученное уважение к Иллаиде улетучилось в один миг, такая как она не достойна обращения на «вы».
— То есть все люди бункера согласны сдохнуть за твоего сынка? — поддержала меня Лавина.
Женщина не ответила, но в её глазах читалась злость. Теперь я был уверен, что и слёзы были лишь игрой. У неё нет раскаяния. Нет жалости. А у её сына тем более.
— Убейте нас, если сможете, — сказала женщина и направилась к бункеру.
К этому времени остальные люди, и даже преследовавшие нас солдаты уже скрылись там.
Глава 12. Совесть
Лавина наклонила голову к моему уху и шёпотом спросила:
— Что будем делать?
— Я нагоню радиацию, а ты сделай что сможешь, — также тихо ответил я.
Девушка кивнула.
Одной силой мысли я выстроил радиоактивные частицы в прочный канат. Один конец был у рук Лавины, а другой следовал за удаляющейся женщиной.
Ей не хватило пары шагов, чтобы спрятаться в бункере.
— Давай! — скомандовал я.
Лавина мигом выставила вперёд руки, и волна холода пронеслась по невидимой верёвке. Пока не добралась до Иллаиды.
Женщина не успела даже обернуться. Так и застыла ледяной статуей в двух шагах от спасения.
Она была права, совесть бы не позволила мне убить невинных. Но Иллаида была отнюдь не невинна. Её последние слова стали тому доказательством.
— Оставим её здесь в назидание другим? — спросила Лавина.
Девушка понимала, что нам придётся оставить Кехаэля безнаказанным. Хотя, разве убийство матери — не лучшее наказание?
— Оставим.
Я подошёл к замороженной. На её глазах застыл самый настоящий страх. Пришлось самому себе признаться, что даже от её смерти на душе стало легче, как бы неправильно с точки зрения морали это не звучало.
Я начертил носком ботинка на земле, под ногами ледяной статуи, надпись: «В следующий раз не будет вам пощады в ответ на агрессию».
— Хорошо сказано, — прокомментировала мои действия девушка. — А теперь давай убираться, пока они не очухались. Мне по горло проблем хватило. Ещё неизвестно кто человечнее: люди или мутанты.
— Никто, — тихо ответил я и вернулся к джипу.
Я завёл машину, мотор загудел. Медленно вывел джип из лагеря, а затем вдавил педаль газа на полную. Так хотелось скорее вернуться домой, если, конечно, то место, где нас приютили, можно назвать домом. У меня не было уверенности ни в чём.
Мы не сводили взгляда с дороги. Начало стремительно темнеть. И плутониевая пустошь вновь раскрывалась своими красными огнями.
Я гнал около семидесяти километров в час, столько смогла выдать машина по пересечённой местности. Благо, места здесь были хорошо изъезжены. Но нас всё равно периодически потряхивало, также как было на пути к бункеру.
За последние дни навалилось столько проблем и опасностей, что я даже сейчас не мог успокоиться. Интуиция бушевала, но она часто меня подводила в обоих мирах, так что я не особо к ней прислушивался. Но она создавала щемящее чувство в груди. Мне удалось от него избавиться только, когда я на всякий
