Шпион, или Повесть о нейтральной территории - Джеймс Купер

— Значит, сэр, — заметила мисс Пейтон, выслушав отчет хирурга о здоровье его молодого пациента, — мы можем надеяться, что он поправится?

— Несомненно, сударыня, — ответил доктор, стараясь из уважения к дамам водворить на голову свой парик, — при заботливом и хорошем уходе — несомненно.

— Об этом можете не беспокоиться, — с сердечностью сказала мисс Пейтон. — Все, что у нас есть, — в его полном распоряжении, кроме того, майор Данвуди послал за сестрой больного.

— За его сестрой! — повторил доктор, и взгляд его стал многозначительным. — Ну, если майор послал за ней, значит она приедет.

— Ведь ее брат опасно ранен, как же ей не приехать!

— Конечно, сударыня, — коротко ответил доктор и с, низким поклоном посторонился, чтобы пропустить дам.

Слова и тон Ситгривса не остались незамеченными младшей из сестер — она была вся внимание, когда при ней называли имя Данвуди.

— Сэр, — крикнул хирург, войдя в гостиную и обращаясь к единственному находившемуся там человеку в красном мундире, — мне сказали, что вы нуждаетесь в моей помощи. Слава богу, что не капитан Лоутон был вашим противником, а не то вам уже не нужна была бы никакая помощь.

— Очевидно, произошла ошибка, — высокомерно сказал Уэлмир, — майор Данвуди хотел прислать мне хирурга, а не какую-то старую бабу.

— Это доктор Ситгривс, — поспешил вставить Генри Уортон, с трудом сдерживая смех. — Многочисленные обязанности помешали ему сегодня позаботиться о своем костюме.

— Прошу прощения, сэр, — сказал полковник, неуклюже стаскивая с себя мундир и показывая свою, как он выразился, раненую руку.

— Сэр, — сухо заметил Ситгривс, — если диплом Эдинбургского университета, практика в ваших лондонских госпиталях, ампутация нескольких сот рук и ног, всевозможные операции, осененные светом науки, а также чистая совесть и полномочия Континентального конгресса могут сделать человека хирургом, то хирург к вашим услугам.

— Прошу прощения, сэр, — церемонно повторил полковник, — капитан Уортон уже указал мне на мою ошибку.

— За что приношу капитану Уортону благодарность, — сказал доктор и начал раскладывать свои инструменты с невозмутимостью, от которой полковнику стало холодно.

— В какое место вы ранены, сэр?.. Всего только эта пустяковая царапина на плече! Каким образом вас ранили?

— Мятежный драгун ударил меня саблей, — с надменным видом ответил полковник.

— Не может быть! Даже прикосновение сабли кроткого Джорджа Синглтона не оказалось бы таким безобидным. — Ситгривс достал из кармана кусочек пластыря и залепил ранку на плече офицера. — Вот и все. Этого достаточно для вашей цели, сэр; уверен, что больше от меня ничего не потребуется.

— Какова же, по-вашему, моя цель, сэр?

— Отправить депешу, чтоб вас занесли в списки раненых, — спокойно ответил доктор, — и можете добавить, что перевязала вам раны старая баба — любая старуха вполне справилась бы с этим!

— Удивительно странная манера разговаривать! — пробормотал полковник.

Тут вмешался капитан Уортон. Он объяснил доктору, что полковник Уэлмир неудачно выразился, потому что был рассержен и страдал от боли. Капитану отчасти удалось умаслить оскорбленного хирурга, и тот в конце концов согласился продолжить осмотр раненого, у которого оказались лишь ссадины от падения. Ситгривс быстро залепил их пластырем и исчез.

Отдохнув и собравшись с силами, кавалеристы начали готовиться к отходу на намеченную позицию, а капитан Данвуди занялся размещением пленных. Ситгривса он решил оставить в доме мистера Уортона для наблюдения за Синглтоном. Генри попросил также позволения оставить в “Белых акациях” под честное слово и полковника Уэлмира. Данвуди охотно согласился, а так как остальные пленные были простыми солдатами, их, не мешкая, собрали и под сильным конвоем отправили в тыл. Вскоре тронулись в путь и драгуны. Пехотинцы разделились на небольшие группы и в сопровождении конных патрулей рассыпались но, всей окрестности, чтобы образовать цепь от вод Зунда до Гудзона.

Простившись с обитателями “Белых акаций”, Данвуди на мгновение задержался возле дома; ему не хотелось уходить, и он думал, что причиной тому было беспокойство о раненом друге. Сердце, еще не огрубевшее в битвах, быстро пресыщается славой, если она куплена ценою человеческих жизней. Теперь, когда улеглось возбуждение этого горячего дня и молодой человек остался один, он почувствовал, что есть на свете иные узы, кроме тех, что связывают воина непреклонными законами чести. Сознание долга не ослабело в нем, однако он ощутил, как силен соблазн. Кровь уже не кипела в нем, как во время боя. Суровое выражение его глаз мало-помалу смягчилось, и мысль о победе не давала удовлетворения, которое вознаградило бы за принесенные ей жертвы. Окидывая последним взглядом дом мистера Уортона, Данвуди помнил лишь о том, что там осталось все самое дорогое его сердцу. Там он покинул друга юности, задержанного при обстоятельствах, грозивших его жизни и доброму имени. Там лежал тяжело раненный кроткий товарищ по оружию, сохранявший нежность и мягкость даже в жестоких утехах войны. Образ девушки, в тот день уже не владевший безраздельно сердцем Данвуди, снова возник перед ним, и обаяние Френсис изгнало из его мыслей ее соперницу — славу.

Последний запоздалый воин скрылся за северным холмом, и майор неохотно повернул свою лошадь в том же направлении. В эту минуту Френсис, терзаемая беспокойством, тихонько вышла на террасу. Стоял ясный, тихий день, на безоблачном небе ослепительно сияло солнце. Шум, еще так недавно нарушавший покой долины, сменился мертвой тишиной; казалось, людские страсти никогда не омрачали светлый пейзаж, открывшийся глазам девушки. Над полем висело одинокое облачко — то был сгустившийся дым битвы, но и оно постепенно растаяло, и над мирными могилами погибших не осталось и следов недавнего сражения. Волновавшие Френсис противоречивые чувства, тревожные переживания этого полного событий дня представлялись ей теперь обманом расстроенного воображения. Она оглянулась и увидела исчезающую вдалеке фигуру того, кто был таким важным действующим лицом в этой картине. Иллюзия рассеялась: девушка узнала любимого человека; действительность воскресила в ней воспоминания, и они заставили ее уйти в комнату с такой же печалью в сердце, какую уносил с собой из долины Данвуди.

Глава IX

Окинув горы быстрым взглядом,

Он притаился. Где-то рядом

Раздался вдруг протяжный крик -