Рождественская сказка - Роузмери Гибсон

Автоматически она выбралась из постели, набросила халат. Окинув свою постель завистливым взглядом, Бет, спотыкаясь, вышла в холл и увидела, как Джеймс появился из своей комнаты. Он был без обуви и рубашки и застегивал ремень джинсов, сдерживая зевоту.

Бет выругалась себе под нос. Ей надо бы поспать еще четыре-пять часов и выпить несколько литров чая, чтобы обрести чувство равновесия и не обращать внимания на этот крепкий мужской торс, оставаться хладнокровной. Джеймс, судя по тому, что он нахмурился, также был взволнован ее видом. Пригладив рукой взъерошенные волосы, он проворчал что-то невнятное и пошел в кухню.

Вероятно, они с Джеймсом никогда не смогут поддерживать нормальную беседу, что в их ситуации было бы неплохим выходом из положения. Бет зашла в комнату Тимми, и малыш перестал плакать, когда она подняла его, но его большие укоряющие глаза давали понять, что он недоволен ее столь поздним появлением.

— Я пришла, как только смогла, — оправдываясь, сказала Бет, застегивая пуговицы на его рубашонке.

Смягчившись, Тимми просиял и дружелюбно похлопал ее по щеке.

— Но не думай, что кто-то будет бегать вокруг тебя всю жизнь, — предупредила его Бет, — к сожалению, некоторые уже допустили такую ошибку.

Тимми смотрел на нее спокойно. Она положила малыша на пластиковую клеенку у кровати, размышляя о том, о чем только что ему поведала.

Ее навыки по уходу за ребенком определенно улучшились, подумала Бет с удовлетворением. Некоторое время спустя они с Тимми, умытым и причесанным, сидели на кровати. Вошел Джеймс, неся поднос с бутылочкой для ребенка и две чашки чая для взрослых. От неожиданности Бет чуть было не вскочила. Поставив поднос на туалетный столик, Джеймс отдал Бет бутылочку, которой Тимми очень обрадовался.

— Спасибо, — пробормотала Бет. Ее сердце екнуло, едва она ощутила его неотразимый мужской запах. На щеках его темнела щетина, темные волосы, покрывающие грудь, вились, исчезая за ремнем джинсов. Когда Джеймс наклонился, чтобы взять свою чашку, Бет показалось, что он сядет на кровать рядом с ней, но, к ее облегчению, он повернулся и вышел за дверь.

Что за начало дня! От ее спокойствия не осталось и следа. Тимми удобно устроился, прислонившись к ней. Он прикрыл глазки и с довольным видом принялся сосать бутылочку. Если бы Бет вышла за Джеймса, она бы стала тетей Тимми.

Просто выбрось это из головы! — посоветовала она себе, быстро проглатывая чай.

Поставив пустую бутылочку на стол, Бет вытерла испачканный в молоке подбородок Тимми и подняла глаза, когда Джеймс снова вошел в комнату. Его волосы были влажными после душа, темно-зеленый джемпер облегал широкие плечи.

— Я накормлю Тимми завтраком, если ты хочешь принять душ и переодеться.

Так, значит, он все-таки решил не затрагивать эту тему! Поднявшись, Бет передала Тимми в сильные руки, внимательный взгляд голубых глаз охватил ее халат, испачканный молоком, и растрепанные волосы.

— Можешь не торопиться, — великодушно разрешил Джеймс.

— Спасибо, — сладко ответила Бет, но она и не собиралась спешить.

— Ладно, Тимми, что ты желаешь сегодня на завтрак? Яйца, бекон, помидоры, жареный хлеб? — бормотал низкий голос позади нее, когда Бет выходила из комнаты. — Хмм? И еще пару сосисок? Ну, это ты переборщил, старик.

Засучив рукава розового свитера, Бет подошла к французским окнам и принялась печально смотреть на падающие хлопья снега. Белый мир, который прошлым вечером привел ее в состояние восторга, теперь полностью потерял свое очарование. Что она будет делать целый день? Когда Джеймс дома, она как в клетке, даже не может пойти на прогулку с Тимми! Надеяться, что Джеймс поедет в офис в снежное воскресенье за два дня до Рождества, было бы наивно. Он явно не намеревался никуда идти. В отличие от нее он совершенно расслабился и сидел на диване с Тимми на коленях. Джеймс вытянул свои длинные ноги и с карандашом в руке решал кроссворд в воскресной газете.

Сегодня он никак не упоминал о своем предложении, как будто вчера ничего и не было. Украдкой Бет осмотрела его лицо, остановив взгляд на подбородке. Для мужчины с таким характером Джеймс с невероятным спокойствием принял отказ и, видимо, не собирался уговаривать ее и дальше.

Бет была вынуждена признать, что предложение было сделано под влиянием усталости, позднего часа, внезапного желания иметь семью. Наверное, проснувшись утром, он почувствовал сильное облегчение, вспомнив о том, что она отказала, и поняв, как это было бы гибельно — связать себя с нелюбимой женщиной.

Подойдя к елке, Бет перевесила нитку мишуры. Даже праздничное дерево потеряло свое волшебство этим утром. Сказка исчезла.

— Ты не заключенная, Бет. — Джеймс резко поднял голову и посмотрел на нее. — Ты вполне свободно можешь выйти из квартиры в любое время, — спокойно сказал он.

Снова захваченная врасплох, Бет замерла.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — отрывисто спросила она.

— А ты хочешь уйти?

Бет напряглась, чувствуя, что внезапно возникший каприз заставляет сказать «да», просто чтобы посмотреть на его реакцию, выяснить, попытается ли он отговорить ее. Но это был риск, которого она не могла себе позволить, это могло привести к обратному результату. А Бет не хотела играть с ним в эти игры.

— Нет, — честно призналась она и увидела, как его глаза сверкнули, но причину было невозможно угадать. Если он хотя бы случайно показал свои чувства! Он, должно быть, питал какой-то интерес к ней. Или она просто себя обманывает? — Твоя квартира гораздо теплее моей, — добавила она быстро и улыбнулась.

Джеймс прекрасно знал, почему Бет хотела остаться, и температура воздуха ее квартиры была совсем ни при чем.

— Хочу сказать, было бы не очень хорошо, если бы ты сейчас ушла, — задумчиво отметил Джеймс и сам улыбнулся. — Я бы предпочел, чтобы ты села здесь, — он похлопал рядом с собой, — и помогла мне разгадать этот кроссворд, потому что племянник не смог мне ничем помочь.

Бет улыбнулась. Она почувствовала, что Джеймс хотел, чтобы она осталась не из-за кроссворда и даже не из-за Тимми…

— Я думаю, твой племянник или находится в глубокой медитации, или трусливо дремлет, — заметила она с деланной небрежностью. — Положить его в кроватку?

— Ему хорошо там, где он сейчас, — просто ответил Джеймс. — Три по горизонтали, — проговорил он, переворачивая газету на коленях.

Бет послушно нагнулась над газетой, прядь ее волос упала, скрыв лицо, когда она добросовестно рассматривала пальцы, держащие карандаш.

— Я думаю, наверное, это — анаграмма, — пробормотал Джеймс.