Экспедиция инженера Ларина - Михаил Белов

— Ладно, я поднимусь в рубку и посмотрю, что там.

Между тем в красном уголке разгорелся горячий спор.

— Может, зря обушком-то по голове? — как всегда смущаясь, сказал Володя Данилов.

— Прикажешь ручки ему целовать за такое дело? — зло бросил Щербань и уничтожающе посмотрел на Данилова.

— А я верю Соболеву, — продолжал Данилов. — Если он сказал, что трос заедает, значит так оно и есть.

— Не в тросе дело, Данилов, — возразил Вершинин.

Щербань и Новиков многозначительно переглянулись.

— Конечно, не в тросе, — подтвердил Новиков. — Просто у человека самомнение большое. Думает, так это просто: встал за штурвал и крути…

— А ты, Новиков, почему не помогаешь Соболеву? — спросила Саша.

— Я не педагог, и мы не в школе, а на экспедиционном судне, — язвительно пояснил Новиков. — Тем более…

— Подожди, Юра, — перебила Саша. — Ты помнишь пятый пункт нашего обязательства — помогать друг другу? Вот меня и интересует, почему ты не выполняешь этого пункта?

— Ну что пристала? Тоже — нашкодила, а теперь стараешься выслужиться.

Саша вспыхнула:

— Ты за меня не беспокойся, за свои поступки я отвечу сама, где будет нужно. А ты сейчас отвечай на вопрос.

— И отвечу. Соболеву я нянькой не буду. И всё. Не буду!

Комсомольцы переглянулись.

— Заставим, — тихо произнёс Данилов.

— Это ты, что ли, заставишь? — презрительно фыркнул Новиков.

— Не я, а комсомольское собрание.

— Правильно, Володя!

— Да что вы, в самом деле — учить да учить, — растерянно бросил Новиков. — Кто хочет учиться — учится без нянек…

— Всё равно надо созвать комсомольское собрание, — сказал Володя Данилов.

ГЛАВА 21 СЛУШАЯ ПОЛОНЕЗ ОГИНСКОГО…

— По случаю первой удачи не грех и рюмку пропустить, — весело предложил Усков, входя в каюту начальника экспедиции.

Ларин достал из буфета бутылку коньяку и две рюмки, поставил их на стол.

— Не помешал? — спросил Усков, кивнув головой на разбросанные листы бумаги.

— Я сказал бы.

Ларин наполнил рюмки.

— За успех!

— За успех! — повторил Усков. Он разгладил усы, поставил рюмку. — Много работаете, Василий Михайлович.

— Время быстротечно, а сделано так мало. — Длинные, тонкие пальцы ловко и аккуратно собрали исписанные листы рукописи. Ларин поднял глаза на Ускова. — Рыбаки давно ждут книгу, а сегодня и строчки не мог выжать. Расклеился что-то, раскис…

— Бывает, — согласился Усков.

— Ну, как, может, ещё по одной?

— Нет, хватит. А то прошлую ночь не спали, может и в голове зашуметь. Вот кофейку не мешало бы…

Ларин включил электрический чайник и повернулся к Ускову.

— Найдём косяк сельди и начнём испытывать электроловное оборудование. А по ночам будем ловить на свет…

«Некоторые тоску глушат вином, этот — работой. Сгорит — останется пепел. А кому нужен пепел?» — подумал Усков, вслух же сказал:

— Большой груз вы навалили на свои плечи — нельзя всё сразу. Лекции для команды, книга, изобретения, подводное плавание. В прошлом году вы куда спокойнее работали.

Чайник закипел. Ларин выключил его, достал чашки и разлил кофе.

— Да, — сказал он. — В прошлом году до цели было далеко, сейчас всё на стадии завершения — и книга, и изобретения…

«Хитришь, парень, — отметил про себя Усков. — Когда дело идёт к концу, человек радуется, а ты невесел, дорогой».

— Мне кажется, — сказал он, слегка дотрагиваясь до горячей руки Ларина, — оттого вы мечетесь, что рядом находится девушка, которая повседневно напоминает вам о прошлом… Всё от этого.

— Это не так, — возразил Ларин, хотя знал, что это именно так. Отхлёбывая небольшими глотками горячий крепкий кофе, он отвёл глаза в сторону, глухо сказал: — Возможно, я переутомился. Но это пройдёт…

— Может быть… Всё может быть, — согласился Усков…

Шёл одиннадцатый час ночи. Ларин поймал себя на том, что думает о Поленовой, о своей судьбе в связи с этим. «Да, действительно раскис. Даже со стороны заметно. А ведь ничего особенного не случилось. Что она, не оправдала твоих надежд? Но почему ты должен расстраиваться? Какое тебе до неё дело? — Он грустно усмехнулся. — Признайся, она заняла в твоём сердце гораздо больше места, чем ты предполагал…»

Раздался стук в дверь. В каюту вошла Саша и смущённо остановилась у порога. Ларин молча предложил ей кресло.

— А, проказница, — добродушно произнёс Усков. — Легка на помине… — Настроение у него было хорошее, да и девушка ему всё больше нравилась. Стариковским глазом он видел, как моряки наперебой ухаживали за ней и как она умеючи, с тактом отвадила их от себя. «Анфиса тоже строгая была», — подумал он. А Анфиса для Ускова на всю жизнь осталась идеалом женщины.

Саша присела на краешек кресла и вопросительно посмотрела на Ларина. «Легка на помине»… О чём говорили? — тёмными блестящими глазами она словно хотела проникнуть в душу Ларина. Но тот молчал. Усков тоже не произносил ни слова и загадочно ухмылялся. С минуту длилось это неловкое молчание.

— Вот, принесла результаты анализов, — сказала Саша. Напряжение исчезло. Она почувствовала себя свободнее. — Смотрите, солёность воды…

— Я категорически запрещаю говорить о работе, — протестующе поднял руку Усков.

Ларин отодвинул журнал в сторону и принуждённо рассмеялся.

— В самом деле, не будем. Налить вам кофе, Александра Николаевна?

Она отрицательно покачала головой:

— Спасибо. Кто же в такой поздний час пьёт кофе?

— Правильно, проказница. А мне ещё чашечку, — попросил Усков. — А вы сыграйте нам. Мы будем пить кофе, слушать и, как скряга монеты, перебирать в памяти прошлое…

— Вы совсем недавно утверждали, что не надо часто оглядываться на прошлое. Прошлое, говорили вы, тянет человека назад, — лукаво напомнил Ларин.

Усков погрозил ему пальцем.

— Вы же прекрасно знаете, что это было сказано совсем по другому поводу. Конечно, вам надо смотреть в будущее, Василий Михайлович. Вы молоды, у вас жизнь впереди. У меня же всё в прошлом, а впереди… — он махнул рукой и замолчал.

Саша внимательно посмотрела на Ускова, и ей вдруг стало жаль поникших стариковских плеч, узловатых, с венами больших рук, как-то сразу ставших грустными глаз. По странной ассоциации в памяти всплыло другое лицо, и какой-то ком подкатил к горлу.

«Мама, — подумала она, — мама такая же старенькая, как наш капитан, такая же одинокая…»

— Хорошо, — овладев собой, быстро сказала она. — Я сыграю вам любимую мамину пьесу.