Алая нить - Лариса Райт

– Какое красивее?

– Это, – механически указывает Антон на то, что длиннее.

– Вот видишь. Значит, хотя бы названием.

– Ты написала названия?

– Ага.

– Это нечестно, Сонюшка. Парижу не хватает семи букв.

– Адвокат! – надувается она. – Поборник справедливости! Могу я просто влюбиться в Сан-Себастьян без объяснений?

– Можешь, – смеется Антон.

– Вот и отлично. Слушай, – Соня просительно заглядывает мужу в глаза, – а давай больше никуда не поедем, а? Проведем остаток отпуска здесь.

– Не выйдет.

– Тош, ну пожалуйста!

– Надо ехать.

– А я не хочу! Я уверена: ни Памплона, ни Барселона не дотянут своим великолепием до Сан-Себастьяна.

– Естественно, Сонюшка. В Памплоне восемь букв, в Барселоне девять. Разве могут они тягаться с двенадцатью?

– Я серьезно!

– Я тоже, солнышко! Нам обязательно надо двигаться дальше.

– Ладно, давай пропустим хотя бы Памплону.

– Как раз Памплону мы пропускать не должны.

– Почему?

– Сейчас могу сказать только одно: послезавтра самым прекрасным для тебя станет именно этот город.

– Почему?

– Всему свое время.

– Скажи! – требует Соня.

– Ни за что!

– Намекни хотя бы!

– Там проходит одно интересное событие…

– Сан-Фермин? Извини, но святой Себастьян меня по-прежнему привлекает гораздо больше.

– Симпозиум по абдоминальной хирургии.

– Ты шутишь?

– Нет.

6

– Да. У меня все хорошо, – говорит Катарина, прижимая плечом телефонную трубку и продолжая перебирать бумаги.

– Интересный консилиум?

– Симпозиум, малыш. Интересный. Как у вас?

– Нормально. Папа воюет с Анитой и с бабушкой.

– А ты?

– А на меня всем наплевать.

– Фред! – Катарина откладывает листы.

– Правда, мам! Папа только ругается: «Уйди! Не мешай!»

– Не ябедничай, сынок! У папы ответственная работа. Он остался один с детьми на целую неделю.

– Он с бабушкой.

«Не надо было просить маму приезжать».

– Я скоро вернусь, малыш, а пока позови папу.

– Катарина? – Голос у Антонио по-деловому резкий, как будто она оторвала его от важного совещания, а не от спора о том, как нужно мыть сковородки с тефлоновым покрытием.

– Привет. У тебя цейтнот?

– У меня аврал. Анита постоянно ноет, твоя мама нудит, а Фред путается под ногами.

– Хочешь совет?

– Давай.

– Замкни Аниту с мамой друг на друге, а Фреда возьми за руку, вытащи из-под ног и сходи с ним куда-нибудь.

– Куда?

– Не знаю. В кино, в музей, в боулинг… Да какая разница!

– Попробую. Как твои дела?

– Нормально.

– Когда твой доклад?

– Завтра.

– Готовишься?

– Пытаюсь, но, честно говоря, получается плохо.

– Почему?

– Я приехала сюда отвлечься от грустных мыслей, но не могу.

– Ты пытаешься отвлечься от грустных мыслей, сидя в номере и штудируя замысловатый научный текст?

– А что же мне еще делать?

– Хочешь совет?

– Давай.

– Сходи куда-нибудь.

– Куда?

– Не знаю. В музей, в кино, в боулинг… Да какая разница.

– Попробую.

Музеи в это время суток уже закрыты, в кинотеатре Катарина боится уснуть, для боулинга нужна компания. Неизвестно зачем она спускается в бар отеля. Особого желания выпить женщина не ощущает, но что еще ей делать у стойки?

– Двойной мартини.

– Со льдом? – безразлично интересуется бармен.

– Без, – отвечает Катарина и объясняет для чего-то: – У меня завтра доклад, берегу голос.

Скользнув по ней равнодушным взглядом, ее награждают таким же лишенным эмоций кивком. Молодой человек скучает. В дни, когда по городу бегают быки, только зануды-ученые могут просиживать штаны в тихом баре отеля, а не отплясывать сальсу на центральных улицах.

Катарина обводит глазами полупустой бар. Развлечениями здесь и не пахнет. За столиком в углу пожилая пара пьет зеленый чай с пирожными, уткнувшись каждый в свою книгу. У мужчины – мешки под глазами, у женщины – отечные ноги-тумбы. Жидкость на ночь противопоказана обоим. Интересно, что они читают? Катарина выбирает столик напротив и с удивлением видит заголовки: «Как избавиться от бессонницы» у него и «Диабетическая диета» у нее. Все ясно. Перед ней самоубийцы. Женщина улыбается. Теперь она знает, чем занять себя на ближайшие полчаса, до тех пор пока алкоголь не начнет отключать ее сознание и не заставит вернуться в номер. «Будем изучать детали», – мысленно говорит себе Катарина.

Объектов для наблюдения немного: двое мужчин, молодая женщина и безликий бармен. С последним все ясно. «Что может быть хуже для юного испанца, чем работа в праздничные дни? Его друзья-приятели наверняка отбили пятки, увертываясь от острых, а может, и слегка подпиленных бычьих рогов, и теперь бравируют своей смелостью в шумных клубах перед наивными девицами, разинувшими рот от ужаса. А чем способен похвастаться этот герой? Барной стойкой в лучшем отеле Памплоны? Почему бы и нет, кстати? Чтобы попасть на это место, необходимо достойно владеть искусством смешивания коктейлей или, по крайней мере, обладать какими-то связями. Но разве может сравниться в глазах двадцатилетних красавиц сделанная по всем правилам «Маргарита», отменно взбитый банановый шейк или папа – администратор отеля с необузданным риском, чарующей смелостью, запахом потной отваги и снисходительной улыбкой всех тех, кто бежал сегодня по улицам города? Кого удастся подцепить бедняге в этом заведении? Девушки его круга сюда не заглядывают, а богатенькие крошки, оказывающие благосклонность прислуге, приходят в сопровождении строгих родителей или охраны, которая не позволит ему не то что словом перемолвиться, но даже бросить мимолетный взгляд на их подопечную. Скажи им спасибо, мальчик. Ты подрастешь и женишься на милой улыбчивой продавщице из соседнего магазинчика или на хорошенькой официантке из ближайшего ресторана. И благодаря бдительности важных секьюрити, оберегающих недоступный мир роскоши, избежишь искушения превратиться в Клайда Грифитса [102] . Когда ты немного подрастешь, ты поймешь, что каждый хорош на своем месте и любая честная работа привлекательнее бездумной погони за славой. Как знать? Может, ты действительно ас и тебя ждет большое будущее? Не исключено, что записываться на тебя и манить баснословными гонорарами станут «Хайят» в Париже, «Ритц» в Мадриде и «Хилтон» в Лондоне? Людская молва и хвалебное перо журналистов – отличные спутники удачи, которые помогут тебе открыть свой паб и охотно сделают его популярным. Кстати, почему бы не проверить прямо сейчас, чего ты стоишь?»

Катарина отодвигает недопитый мартини и возвращается к стойке.

– Сделайте мохито, пожалуйста, – ободряюще говорит она бармену и ловит несколько его быстрых взглядов.

«Уже профессионально. Отметил мое состояние и недопитый бокал. Прикинул, могут ли возникнуть проблемы. Молодец!»

В ожидании коктейля Катарина разворачивается к залу и, делая вид, что пытается рассмотреть нечто важное на темной улице, изучает женщину, сидящую возле окна.

«Лет тридцати, не больше. Кожа не испорчена косметикой, хотя этой особе уже не мешало бы наносить макияж. Лицо бледное, неяркое, хотя, возможно, она просто не желает привлекать внимание. Что еще я могу сообразить? Скорее всего, девушка – иностранка, так же как я. Во-первых, на ярких испанок она не похожа, а во-вторых, на ней гостиничные тапочки. И это «во-вторых» даже не требует никакого «во-первых». Даже и не стоит хвалить себя за легкий вывод, не потребовавший логических размышлений. К такому умозаключению даже Ватсон пришел бы без помощи Холмса. Итак, что мы имеем? Тридцатилетняя иностранка неторопливо потягивает в одиночестве бокал красного сухого в баре отеля? Почему? Ответ напрашивается сам собой: она воскресила жестокого убийцу и теперь топит горе в вине. Лучше не придумаешь. Правдоподобнее не бывает. Надеть свою рубашку на первую встречную женщину и считать, что примерка прошла успешно. Что может быть проще? Остановиться на этом и не обращать на незнакомку внимания? Ну нет. Это неинтересно. Очевидно, что в бокале она ничего хоронить не собирается, иначе не сидела бы над ним так долго, а осушала бы емкости одну за другой. Может, она ждет кого-то. Хотя вряд ли, слишком спокойна: в окне никого не выискивает, на дверь не оглядывается».

– Ваш мохито.

– Спасибо.

«Надо признать, весьма недурно. Мяты немного, листа четыре, как и положено, но аромат сильный. Значит, бармен изрядно потрудился пестиком над листочками, а не просто швырнул их в стакан. Ром добавлен в меру. Вкус приятный, не приторный, и бьющие в нос сладкие пузырьки отсутствуют. Выходит, здесь царствует содовая. Что ж, вполне прилично, даже здорово. Это творение, пожалуй, оценил бы и сам Хемингуэй».

– Пригласите меня на открытие своего паба, когда покинете лондонский «Хилтон».

– Что?

Катарина молча улыбается талантливому «шейкеру», не реагируя на его вполне очевидное удивление.