После апокалипсиса - Вячеслав Рыбаков

Его разбудил протяжный волчий вой. Он осторожно выглянул из укрытия и содрогнулся. Это была стая. Они сидели в круг на задних лапах на залитой лунным светом площадке посреди развалин, а в центре этого круга находился сильный матерый волк. Это он выл, задрав голову, а перед ним, скорчившись, лежал человек в разодранной одежде. Флокен решил, что тот мертв, но тут человек вдруг пошевелился и громко застонал. Волки сразу завыли все вместе, подхватывая песню своего вожака; их вой заглушил стоны человека. А потом вожак опустил голову, прицелился и одним махом перегрыз человеку горло. Флокен отпрянул вглубь своего убежища, его трясло. Страх не давал ему спать всю ночь. Он слышал, как волки рычали внизу, дрались между собой из-за лучших кусков, завывали. А потом стая ушла, бесшумными скачками сгинула во тьме. Флокен же просидел, трясясь от страха, до самого рассвета.

Только когда стало совсем светло, он покинул свой закуток, спустился на землю и, пошатываясь, побрел прочь от развалин. Не оглядываясь, ни в коем случае не оглядываясь.

Когда он вошел в лес, громкий рык заставил его остановиться. Он увидел волка-одиночку. Весь сжавшись, тот сидел в десяти шагах и смотрел на потревожившего его покой человека. У волка был один глаз. Второго не было совсем. Его заменял отвратительного вида нарост. Одноглазый Волк! Символ Зла во плоти! Волк ощерился, изготовился к нападению. У Флокена не хватило времени испугаться. Волк рванулся. Флокен вскинул автомат, прострочил волка. Потом подошел и наклонился над телом. У Флокена все завертелось перед глазами. Он только что убил символ Зла! Означает ли это, что пришел конец веренице смертей и боли? Означает ли это, что пришел момент, когда ему можно вернуться назад? Он уже мечтал о том, чтобы вернуться назад.

Он взвалил волка себе на плечи, нимало не заботясь о том, что испачкается кровью, пошел, согбенный тяжестью, через лес. Мир вокруг плыл. Флокена шатало из стороны в сторону; он потерял счет времени и ничего не замечал вокруг. Сейчас он был отличным объектом для нападения, но ему повезло — никто из волчьего племени не преградил ему дорогу.

Что-то помогло ему, не дало сбиться с пути, вывело к людям. Постовые заметили его у заградительной линии, забегали, засуетились, вызвали Вожака-Волкодава. Тот вышел ему навстречу. И тогда Флокен остановился, швырнул Одноглазого Волка в пыль к ногам Вожака, успев сказать: «Я убил его, господин учитель…», и сам упал лицом вниз.

Силы оставили его. Пять дней Флокен провел в бреду. Он метался на кровати, кричал, его била дрожь. В те немногие минуты, когда он успокаивался, Лия вливала ему в рот с ложки горячий мясной бульон.

Все пять дней его мучил однообразно повторяющийся кошмар. Люди и волки, волки и люди перемешались в этом его кошмаре, не оставив места ничему другому. Это была пестрая смесь из обрывков образов и воспоминаний. Он видел старого волка, сидящего на дне ямы, но все плыло, очертания смазывались, и на месте волка он видел старого человека с умным, но усталым взглядом чуть прищуренных глаз — он видел своего отца. Он видел волчью стаю, рыщущую при лунном свете среди развалин, а вел ее за собой Одноглазый Волк. И не волк это был совсем, Флокен не узнавал в нем волка, а был это Вожак-Волкодав, и он яростно перегрызал горло кричащему беспомощно младенцу и надвигался на Флокена, оскалив окровавленную пасть. А за ним надвигалась стая. Они рычали, на загривках дыбилась шерсть; их было много, и в каждом из них Флокен признавал знакомых охотников. Среди них находилась и Лия, грязная неопрятная волчица. Она дышала в лицо Флокену запахом гнили и готовилась вцепиться в него клыками. Флокен кричал, пытался убежать, но стая быстро настигала его, и все начиналось сначала. И так до бесконечности…

Ровным спокойным сном он заснул только на пятый день, а утром шестого открыл глаза. Кошмар ушел, забылся, оставив только неясную боль в груди. Над кроватью сидела Лия, растрепанная, опухшая от бессонницы. Она заметила, что он открыл глаза, вскочила и куда-то вышла. Через несколько минут в комнате появился Вожак-Волкодав в сопровождении телохранителей. Он излучал участие. Вперед выступил Левая Лапа.

— Охотник Флокен, — сказал он. — Ты совершил великий подвиг. Ты убил Одноглазого Волка. Это отводит от тебя подозрения. Но борьба продолжается. Зло пошатнулось, но не отступило. Ты займешь новое место в этой борьбе. С сего момента ты, охотник Флокен, удостаиваешься чести стать Правой Лапой Вожака-Волкодава. Мы все ждем твоего скорейшего выздоровления. Мы ждем тебя, Флокен.

Левая Лапа отошел в сторону. Вожак-Волкодав с добродушной улыбкой наклонился над Флокеном, коснулся пальцами его лба, но тотчас отдернул руку и исчез из поля зрения. Они ушли.

Еще через два дня Флокен встал наконец с постели и сделал с помощью Лии несколько шагов по комнате. Потом сел на кровать и притянул Лию к себе. Она недоверчиво улыбнулась ему.

— Измучилась со мной? — спросил он, глядя ей в глаза.

— Да, — прошептала она.

Глаза у нее заблестели.

«Что же ты делаешь, Флокен?» — успел подумать он, перед тем как поцеловать ее в губы.

Шимун Врочек

Хомяки месяца

Сержант лежит на кровати лицом вниз. Простыня белая и закрыта полиэтиленом. Предполагается, что мысли сержанта далеки от эротических — хотя нечто фрейдистское в том, как здоровенный мужик навалился на беззащитную кровать, все-таки есть. Одной рукой сержант обнимает матрас, другая свисает до пола. Пальцы напоминают сосиски с вышедшим сроком хранения. Ногти длинные, как у женщины, но нуждаются в маникюре. Над сержантом вьются мухи. Это, по всей видимости, означает, что сержанту удалось подцепить некую смертельную форму триппера.

Стоило бы поговорить об опасности внебрачных связей.

Стоило бы открыть дверь и сказать «добрый день, сержант».

Вместо этого я отрываюсь от стекла и иду варить кашу себе и Бобу.

4.1.6. При переносе сосудов с горячей жидкостью следует пользоваться полотенцем, сосуд при этом необходимо держать обеими руками: одной за дно, а другой за горловину.

Я снимаю поддон с газовой горелки и несу в кабинет. За мной, как хвост за кометой, тянется шлейф из запахов гречки и шоколада.

Ногой подцепляю дверь. Оттираю ее плечом, потом бедром, напоследок ягодицей и захожу внутрь. Пересекаю комнату и ставлю поддон на стол. Хвост догоняет комету — я стою, окутанный витаминизированными парами.

Над столом — самодельный плакат. Заголовок нарисован зеленым фломастером, улыбающиеся рожицы — красным и синим. Ниже булавками закреплены два полароидных снимка. На одном я, хмурый и невыспавшийся. На другом — Боб, похожий на развеселого сельского панка.

Фотографии подписаны. Александр Постоногов, 30 лет и «С любовью, Боб», соответственно.

Заголовок на плакате гласит «Хомяки месяца».

Стоило бы спросить «что не так в этих фотографиях?»

Стоило бы добавить туда сержанта.

Я накладываю себе в тарелку и начинаю есть, а поддон убираю в сторону, чтобы каша остыла.

Боб не любит горячее.

На полу стоит системный блок. Красно-черные провода распластались, как перерезанные вены.

Я закидываю ноги на бывший компьютер доктора Ремизова и отправляю в рот гречку с шоколадным вкусом. Доктор Ремизов очень любил «Несквик». Почти так же, как любят его маленькие дети.

Я запиваю обжигающую кашу холодной водой из кружки с надписью «Дорогому папе!». С кружки на меня смотрят мальчик и девочка. Девочка в голубом (цвета кислорода) платье и улыбается. Мальчик как будто только что отснялся для нашего плаката.

Кружка досталась мне по наследству.

Впрочем, как и компьютер, кабинет, шесть комнат, туалет и подсобка. Все, кроме большой лаборатории. Это собственность Боба.

И есть нечто, принадлежащее нам обоим.

2.17. Вместо расстановки нескольких термостатов в бактериологических лабораториях целесообразно оборудовать термальную комнату в изолированном темном помещении, включающую термальную камеру (площадь 7–8 кв. м) и предбоксник (3–4 кв. м).

Одна из комнат обита теплоизоляционным материалом. В ней сухо и тепло. Ее легко мыть и убирать.

В эту комнату я перетащил два больших тела и примерно сорок маленьких. У этой комнаты много достоинств. А главное, она герметично закрывается.

Стоило бы сказать «не думайте о геноциде».

Не надо.

Я создаю вселенную из пластиковых банок «Несквик» и рулонов туалетной бумаги.

Передо мной на полу — схема внутренних помещений базы. Указаны лифты, входы-выходы и стрелки — куда бежать. Это план эвакуации в случае пожара. Указан этаж — «уровень 3а».

Лучше всего по этому плану искать туалеты. Унитаз и раковина видны, словно их наносили, пользуясь высокоточной съемкой с военного спутника.