Конкурс песочных фигур - Татьяна Краснова

Карина слушала монолог, скосив глаза на часики, потом продела руки в рукава и плотнее запахнула серую куртку. Внутри оказалась какая-то колючка, но было не до нее. Услышав про феноменальную Володину память, она чуть не развеселилась и уже хотела достать карманный календарик и заняться проверкой – совсем забыв, что ждет, когда все закончится. Но на последней фразе споткнулась и следующие уже не слышала.

– Какой щелчок? – перебила она. – Какая шутка?

Она вгляделась в Володины глаза, такие взволнованные, такие честные, – он, не отпуская воротника, притягивал ее все ближе для пущей убедительности, – сейчас они просто лбами столкнутся. Он что же, убеждает ее в том, что циклоп был безобидной шуточкой, а не ядовитой насмешкой, – и это в тот момент, когда она вцепилась в него обеими руками, чтобы никуда не отпустить из Карачарова? Он и себя в этом убеждает? Да тут самолюбия не то что вагон, его просто немерено!

– Послушай, Головин, – покачала головой Карина. – Ты, конечно, лучше Иванова, Петрова и Сидорова, вместе взятых, но ты ничего не понимаешь!

– Чего не понимаю? – остановился он с разбегу.

Янтарные, медовые, со всей своей лунной географией глаза смотрели на него непонятно, оттого что очень близко, – но нет, они улыбаются!

– Совсем ничего.

– Ну и ладно! – Володя был с этим согласен, так же как когда-то идти не в ресторан ужинать, а гулять, и, наконец-то отпустив воротник, бережно застегивал все пуговицы на куртке, сверху донизу.

– Вижу, нам еще говорить и говорить. Год – это мало.

Карина старалась не улыбаться, чтобы опять не заподозрили в хохмах. Она ошеломленно размышляла, что же ужаснее – то, что они случайно друг друга не поняли, думая один про Фому, другой про Ерему, или то, что это так же случайно выяснилось. Ведь этого могло бы не произойти! А Володя кивал, понимая, что самое тяжелое почему-то уже позади и что разговоры окончены, но на всякий случай продолжал крепко держать ее за плечи.

– А тетины соседи, которые наблюдают из окон и с балконов, разочарованно расходятся – побоища не будет.

Володя невольно вскинул голову на «зефир» – в окнах никого не было.

– Уже разошлись, – пояснила Карина. – Ничего интересного… А знаешь, и мои родители все время что-то выясняли на повышенных тонах. И я думала, что уж у меня-то будет правильная семья! Уж я-то знаю, что мне надо, в отличие от них… Кстати, тебе тоже не мешает разобраться, чего ты хочешь. Говорят, помогает.

– Я разобрался. Я хочу растопить камин и согреть тебя как следует.

Карина представила долгий путь отсюда до Белой Горки, но Володя уже поймал машину, открыл дверцу и, задвинув девушку в теплый салон, нырнул следом на заднее сиденье, продолжая сжимать ее плечи обеими руками.

– Здравствуйте, Владимир Глебович! Не узнали? Я Гусятников! Вас домой, да? Да я знаю, куда ехать!

Водитель, оказавшийся каким-то Володиным знакомым, болтал всю дорогу про предстоящий День города и какие-то воздушные шары.

– А прокатиться можно будет, не знаете? Или только спортсмены полетят? Это ведь Роман Григорьевич организует? Ну да, как же без него! В прошлый раз, помните, они аж до Зеленограда, что ли, долетели! А вы сами не собираетесь? А я бы попробовал! – и дальше в том же духе.

Карина, услышав о празднике, спохватилась и полезла за мобильником – звонить насчет немцев. Как же она совсем о них забыла! Но их родственник не отвечал, и пришлось перезванивать Ане.

– Кариночка, как ты вовремя! Только что говорила с Фольцем, он извиняется – у него какое-то важное совещание завтра по Дню города, он же начальник милиции, отвечает за безопасность и все такое. В общем, у него не получится с тобой встретиться и немцев представить. Тебе их покажет одна милая дама, Варенька Воробьева, она их недавно по Переславлю водила – работает там экскурсоводом, а раньше в нашем музее была, я еще с ней начинала… Она как раз приехала сюда на праздники к родителям, очень удачно. Я уже договорилась предварительно – она тебя ждет завтра утром в одиннадцать на новой набережной. Если неудобно, можешь ей перезвонить…

– Мне удобно, я подойду.

В машине было натоплено, и Карина стянула куртку. Палец опять зацепился за что-то колючее – она глянула мельком и узнала свою новогоднюю булавку для галстука. Она украшала внутренний карман…

Карину охватило странное оцепенение – такое волшебно-счастливое, и мир вокруг был упорядоченным, стройным, мелькающие за окном дома, деревья, люди – все на своих местах, и все шло правильно, словно совпадая с чьим-то давним замыслом. А главное, она сама была блаженно-спокойна, как путник, осознающий, что долгая дорога позади и больше не надо ни спешить, ни волноваться – не только сейчас, а вообще никогда. Как в первый раз на роднике или у Володи. Она еще сидела в чужой машине, но была уже дома. Володя поймал ее взгляд – и его глаза были такими же удивленно-счастливыми. Он тоже не слушал про шары. Но если он мог себе позволить односложно хмыкать, потому что Гусятников сам спрашивал, сам и отвечал, то Карина с трудом сохраняла ясность мысли, чтобы говорить хоть чуточку членораздельно.

– А ты где сейчас? – спрашивала Аня, удивляясь, видимо, что та звонит с мобильного, а не из тетиной квартиры. – Еще не приехала?

– Я в пути, – туманно отвечала Карина.

Они ехали по Зеленой улице, украшенной домом Павлика, таким же заметным, как он сам, – с разноцветными витражами и флюгером в виде кораблика; по Научной, застроенной типовыми коттеджами для работников НИИ; потом свернули на Главную, которая заканчивалась прямо в лесу. И там, в стороне, среди сосен, в косых лучах заката выступал дом-корабль.

НОКТЮРН В СИНЕМ И ЗОЛОТОМ

– Летом – топить? Дрова переводить? – удивлялась Карина, пока Володя растапливал камин газетами и подбрасывал березовые поленья.

А он, больше глядя на нее, чем на то, что делает, говорил, что в этом-то и прелесть собственного дома, обещал, что комната нагреется за считаные минуты – это же печь-камин, и тепло потом будет долго держаться, рассказывал о старом камине, который дымил, не грел, плевался сажей и выполнял только декоративную функцию, так что обустраивать дом пришлось с постройки нового – возня на несколько месяцев, но дело того стоило. А Карина легко переводила сказанное: как же хорошо, что ты здесь, что мы вместе, совсем как раньше. И сидеть в зеленой гостиной было так же уютно, как зимой, только в окна заглядывали не сугробы, а ветки. Действительно, скоро стало совсем тепло, и на огонек заявился Кошаня, и Рыжий просочился со двора и скромно лег в дверях. Кажется, на холоде остался только суровый Бублик, преданный своей конуре.

– А это кто? Братец кролик? А я думала, тетя Зина его на дачу забрала. Он же вроде только на зиму…