История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7 - Джованни Казанова

— Ты хочешь меня покинуть? — спросил я у Розали.

— Да, дорогой друг, но не надолго, если я могу рассчитывать на твое постоянство. Сердце мое, твое счастье, так же как и мое, приказывают, чтобы я, если я беременна, заверила П-и, что это не от него, и в то же время — что это твой ребенок.

— Я в этом не сомневаюсь, дорогая Розали.

— Ты в этом уже усомнился, и этого мне достаточно. Наша разлука заставит меня лить слезы, но она необходима для мира моей души. Я надеюсь, что ты мне напишешь, и, после моих родов, будет твоей заботой указать мне способ с тобой соединиться, а если я не беременна, наше соединение сможет произойти, самое позднее, к концу этой зимы.

— Я должен соглашаться со всем, что ты хочешь. Думаю, твое укрытие должно быть в монастыре, и я думаю, что маркиз может его подыскать и иметь о тебе попечение как отец. Надо ли, чтобы я поговорил с ним об этом? Я оставлю тебе сумму денег, достаточную для твоих надобностей.

— Сумма не будет слишком большой; но говорить с г-ном Гримальди не обязательно, потому что он сам это предложит. Его честь этого потребует.

Она рассуждала верно, и я любовался ее знанием людского сердца, благородного поведения и требований чести.

Назавтра я узнал, что русский авантюрист удрал, за час до прихода сбиров, которые должны были препроводить его в тюрьму по требованию банкира; тот распознал фальшивку в кредитном письме, которое тот ему предъявил. Он бежал пешком, побросав все, так что банкир потерял очень немного.

На другой день маркиз явился дать отчет Розали, что П-и не имеет что возразить против его проекта, и что он надеется, что Розали решится стать его женой после родов, даже если расчеты покажут, что плод ему не принадлежит.

— Он волен надеяться, — ответила она с улыбкой.

— Он надеется также, что вы окажете ему честь позволить посещать вас. Я разговаривал с настоятельницей монастыря XXX, которая является моей дальней родственницей; у вас будут две комнаты и женщина, очень порядочная, которая будет вам для компании, будет вас обслуживать и даже послужит вам акушеркой, если понадобится. Я сам оплачу ваше содержание и буду посылать каждое утро от себя человека, который договорится с вашей гувернанткой и будет приносить мне все ваши распоряжения. Я буду также посещать вас иногда у решетки, когда позволите.

Мне пришлось благодарить маркиза. Я сказал, что поручаю ему мою дорогую Розали, и что рассчитываю выехать через день после того, как Розали поселится в монастыре, что он ей нашел, представив настоятельнице письмо, которое он любезно напишет. Он сразу написал это письмо, Розали сказала, что хочет сама оплачивать все, что необходимо для ее содержания, и он подтвердил это письменно. Когда он уходил, она сказала ему, что отправится в монастырь завтра и будет рада увидеть его у решетки послезавтра. Он обещал это.

Мы провели грустную ночь, которую должны проводить влюбленные души, которые вынуждены на рассвете разлучиться. Жалобы, утешения, нескончаемые переживания и обещания, которые, мы были уверены, мы выполним, но которые должны были бы быть согласованы с самой судьбой, с которой ни один смертный не может никогда согласоваться.

Все утро она была занята приготовлением пакетов, вместе с Вероникой, которая плакала и на которую я не смотрел, потому что считал дурным то, что она мне нравится. Розали согласилась принять от меня только двести цехинов, сказав, что я всегда смогу послать ей денег, если они понадобятся. Попросив Веронику заботиться обо мне те два или три дня, что я решил еще оставаться в Генуе, она сделала мне молча реверанс и ушла, в сопровождении Коста, который проводил ее до портшеза. Два часа спустя слуга г-на Гримальди пришел взять все ее пожитки, и я остался один, и очень грустный, вплоть до прихода этого синьора, который пришел, желая со мной поужинать, и посоветовал посадить с нами Веронику.

— Это очень достойная девушка, — сказал он мне, — которую вы недостаточно хорошо знаете и которую следует узнать получше.

Немного удивленный, я тем не менее пошел позвать ее доставить мне это удовольствие. Она приняла приглашение, заверив меня, что чувствует честь, которую я ей оказываю.

Я был бы последним дураком, если бы не видел, что тонкий генуэзец явился со своим замыслом, играя мною, как настоящей марионеткой. Несмотря на то, что у меня были все основания надеяться, что Розали ко мне вернется, я предвидел, что он использует все свое искусство, чтобы ее соблазнить, и преуспеет в этом. Я должен был затаиться и дать вещам идти своим ходом.

Этот сеньор был человек почти шестидесяти лет; большой эпикуреец, сильный игрок, богатый, красноречивый, великий политик, очень уважаемый в своей стране, который достаточно долго жил в Венеции, чтобы уметь пользоваться ее свободой и радостями жизни, и который открыл секрет вернуться туда, после того, как побыл здесь дожем [17], несмотря на закон, запрещающий патрициям, достигшим этого сана, покидать в дальнейшем свою родину. Вопреки знакам дружбы, которые он мне все время выдавал, он все время придерживался тона превосходства, который я вынужден был принимать. Если бы он не осознавал этого, он не осмелился бы поймать меня врасплох, заставив обедать с П-и. Он обошелся со мной как с простаком, и я оказался вынужден уступить его желанию, приняв эту игру. Из чувства благодарности он захотел выправить мою дорогу к завоеванию Вероники, после того, как я влюблюсь в нее.

За столом, где я почти не разговаривал, он втянул ее в беседу, и она блеснула. Я ясно видел, что она рада доказать мне, что имеет больше ума, чем Розали, Это был верный способ мне не понравиться. Гримальди, которому было жаль видеть меня грустным, втянул меня силой в разговор, в котором высказал Веронике, что у меня есть все основания молчать после того объяснения в любви, которое я ей сделал, и которое она плохо восприняла. Весьма удивленный, я сказал ему, что не помню, чтобы я ее любил, и еще меньше, — что сказал ей об этом.

Но я должен был рассмеяться, когда она сказала, что называлась в тот день Линдан.

— Это могло произойти только в комедии. Мужчина, который заявляет о своей любви словами — дурак, он должен проявлять свои чувства только в отношениях.

— Но, несмотря на это, мадам была встревожена.

— Неважно. Она вас любит.

— Я это знаю; но, несмотря на это, я видела, что она ревнует.

— Если это так, она ошибается.

Наш диалог очень позабавил сенатора, который сказал мне, уходя, что пойдет завтра с первым визитом к Розали и расскажет мне новости за ужином. Я сказал, что буду ждать.

Вероника, проводив меня в мою комнату, попросила, чтобы за мной поухаживали мои слуги, потому что «поскольку мадам больше нет, могут возникнуть нежелательные суждения».