История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7 - Джованни Казанова

— Дорогая Розали, я тебя обожаю, но прошу поверить, что ты не можешь знать лучше, чем я, чего требует моя честь. Если этот П-и человек обеспеченный и может сделать тебя счастливой, я должен, даже ценой своей жизни, посоветовать тебе принять его руку, или предложить тебе свою.

— Ни то и ни другое. Ничто нас не заставляет. Если ты меня любишь, я счастлива. Я люблю только тебя. Я не отвечу на это письмо. Наконец, я не хочу больше слышать разговоров о П-и.

— Я никогда не буду больше о нем говорить, будь уверена; но будь уверена, вмешается маркиз Гримальди.

— Он вмешается; но будь также уверен, что он заговорит об этом со мной только один раз.

— И один раз — также со мной.

После этого соглашения я решил уезжать, получив предварительно письма из Флоренции и Рима, которые попросил у г-на де Брагадин. Я жил с моей дорогой Розали в нежном согласии и любви; она больше не ревновала; один лишь маркиз Гримальди был свидетелем нашего счастья.

Это было на пятый или шестой день после получения письма от П-и, когда г-н Гримальди в своем казене в Сен-Пьер д'Арена сказал мне, что очень хотел бы со мной увидеться, чтобы поговорить о деле, которое должно меня заинтересовать. Сразу догадавшись, о каком деле идет речь, и зная, что я должен ему ответить, я попросил его говорить. Вот этот разговор:

— Известный у нас торговец пришел ко мне два дня назад и представил мне своего племянника, которого зовут П-и. Он сказал, что это мой крестник, и я подтвердил это; он попросил моей протекции, и я ответил, что в любом случае я считаю моим долгом быть ему полезным; я обязан быть ему как родственник.

Этот крестник, оставшись наедине со мной, сказал, что был знаком до вас с вашей любовницей в Марселе, что он обещал ей взять ее замуж этой весной, что он видел ее здесь, выходящей со мной из комедии, последовал за ней, что он узнал, что она живет с вами, что ему сказали, что она ваша жена, но он не поверил, что он написал ей письмо, которое попало в ваши руки, где он написал, что готов на ней жениться, и он не получил ответа. Он решился обратиться ко мне, чтобы узнать, согласна ли Розали на его предложение, и в этом случае льстит себя надеждой получить мою протекцию, изложив мне все свои дела, с тем, чтобы я мог отвечать за него и быть уверенным, что он в состоянии сделать ее счастливой. Я ответил ему, что все зависит от вас, что я с вами поговорю и дам ему знать о результате.

Перед тем, как говорить с вами, я поинтересовался состоянием дел этого молодого человека, и узнал, что он хозяин значительного капитала, что он человек нравственный и пользуется превосходной репутацией. Кроме того, он наследник всего имущества своего дяди, который привел его ко мне. Скажите, какой ответ я должен ему дать.

— Вы ответите, что Розали его благодарит и просит ее забыть. Вы знаете, что через три-четыре дня мы уезжаем. Розали меня любит, так же как и я ее, и она найдет меня готовым жениться на ней, когда она захочет.

— Это ясно. Но я полагаю, что для человека, как вы, свобода должна быть намного дороже, чем брак. Вы позволите мне поговорить самому об этом с Розали?

— Вы не нуждаетесь в моем позволении. Говорите с ней, но разумеется, в моем присутствии, потому что, обожая ее, я не могу дать ей повод вообразить, что я могу желать, чтобы она ушла от меня.

— Если вы не хотите, чтобы я вмешивался в это дело, скажите прямо.

— Наоборот. Я рад, что вы сможете свидетельствовать, что я не тиран моей дорогой Розали.

— Я поговорю с ней этим вечером.

Чтобы дать время маркизу поговорить с ней, я вернулся домой лишь к ужину; он ужинал с нами, и после его отъезда она дала мне отчет обо всем, что он ей сказал. Он говорил с ней так же, как со мной; она ответила ему так же, как я сказал ему, что она ответит, плюс к тому сказав, что попросила его не говорить с ней больше о П-и, и он обещал ей не говорить о нем больше ни слова.

Вот как все это кончилось; мы собрались покинуть Геную.

Три или четыре дня после того, как г-н Гримальди провел последнюю беседу с Розали о деле П-и, когда мы уже решили, что он больше не думает об этом, он попросил меня прийти пообедать вместе с ней в Сен-Пьер д'Арена. Она там никогда не была, и он хотел, чтобы она перед нашим отъездом увидела его сад. Мы согласились.

И вот на завтра в полдень мы в его красивом казене. Мы застали его вместе с двумя пожилыми людьми, мужчиной и женщиной, которых он нам представил, и представил также и меня моим именем, объявив мадемуазель как персону, принадлежащую мне.

Мы пошли все прогуляться в саду, и те два человека окружили Розали и наговорили ей множество лестных слов, нежно приласкав ее; она отвечает им, она весела и говорит с ними по-итальянски; комплименты, которые они говорят, ей приятны; после получаса прогулки приходят сказать, что стол накрыт, мы идем в залу, и я вижу шесть кувертов. Я, наконец, догадываюсь обо всем, но время ушло. Мы садимся за стол, и в тот же миг входит молодой человек. Маркиз говорит ему, что он заставил себя ждать, и очень наскоро представляет мне его как г-на П-и, своего крестника и племянника мадам и месье, которых я здесь вижу. Он усаживает его слева от себя, справа сидит Розали и я — рядом с ней. Я вижу, что она побледнела, как мертвая; я дрожу от гнева с головы до пят. Я нахожу поступок генуэзского аристократа недопустимым; это был сюрприз, кровное оскорбление Розали и мне, которое надо смыть кровью; и в волнении, обуревающем мою душу, я сознаю, что должен прикусить язык. Что я могу сделать? Взять Розали за руку и выйти с ней вон? Я думал об этом, и, предвидя последствия, не находил в себе смелости на них решиться. Я в жизни не проводил за столом часа, столь ужасного. Мы не ели ни крошки, ни я ни она, и маркиз, обслуживая всех сотрапезников, имел осмотрительность не замечать, что мы отправляем тарелки нетронутыми. Во время обеда он говорил только с П-и и с его дядей об их коммерции. В конце обеда он сказал тому, что он может идти по своим делам, и, поцеловав ему руку, тот ушел.

Это был мальчик примерно двадцати четырех лет, среднего роста, с лицом обыкновенным, но тонким и благородным, который очень сдержанно говорил, не слишком с умом, но со здравым смыслом. Я не счел его недостойным Розали, но трепетал, думая о том, что не могу представить ее его женой, не потеряв ее при этом. Маркиз после его ухода попенял его дяде за то, что тот не представлял ему этого мальчика, который является очень полезным в его коммерции.

— Но я уверен, — добавил он, — что буду ему полезен в будущем, и что я позабочусь о его судьбе.

На это дядя и тетя, которые должны были знать все, множеством слов выразили почтение, высказав для проформы, что, не имея детей, они счастливы видеть, что тот, кто должен унаследовать все их состояние, пользуется покровительством Его Превосходительства. Им не терпелось увидеть мадемуазель из Марселя, на которой он собирается жениться, чтобы заключить ее в свои объятия, как если бы она была их собственная дочь. В этот момент Розали, не выдержав, сказала мне, что ей сейчас станет плохо, если я не провожу ее в гостиницу, и я раскланялся с маркизом, сдерживаясь изо всех сил. Я видел, что он недоволен. Не зная, что сказать, он лукавил; он сказал ей, что надеется, что это несерьезно, что, к сожалению, он не будет иметь чести видеть ее сегодня вечером, но что непременно увидит на следующий день, и подал ей руку, проводив до портшеза.