Люблю секретных агентов - Ирина Волкова

— Слишком скучно, — вздохнул колумбиец. — Сидеть в конторе или за экраном компьютера — это для стариков. Может, лет в пятьдесят, я и начну вести дела нашей фирмы.

— До пятидесяти ещё надо дожить, — заметила я. — Я только одного не могу понять. Ты, как попугай, только и делаешь, что талдычишь мне об опасности, а сам жить не можешь без рискованных и опасных ситуаций.

— Потому что ты — гражданское лицо, — сказал Луис.

— Зато у тебя нездоровая тяга к смерти, — разозлилась я. — Бобчик совершенно прав — тебе давно следовало бы заняться бизнесом.

— Интересно, почему это женщины всегда лучше знают, что именно мы должны делать? — возмутился колумбиец.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это риторический вопрос, — подмигнул ему Бобчик.

— Что ты думаешь по поводу взрывов, о которых рассказывали по телевидению? — спросила я Луиса, когда мы вновь оказались у себя в номере.

— Да, ребята неплохо порезвились, — задумчиво произнёс он. — Похоже, война наркомафии в самом разгаре. Завтра я позвоню в Колумбию и узнаю, что там происходит. Раз дошло до убийств, тем более таких людей, как Хайме Барбадильо и и Фелипе Касоно, значит, дело серьёзное.

— Как бы тебе работы не лишиться, — усмехнулась я. — Что ты будешь делать, если твои любимые мафиози на корню уничтожат друг друга?

— Об этом ты можешь не беспокоиться. Свято место пусто не бывает, — пожал плечами колумбиец. — Но в одном я совершенно уверен. За всей этой бойней кто-то стоит, и этот "мистер Икс" очень ловко расчищает себе путь наверх, причём расчищает его чужими руками.

— А ты обратил внимание, что Рамон де ла Серра делает патриотические заявления, и призывает активно бороться с преступностью? В его устах это звучит довольно забавно.

Луис рассмеялся.

— Полковник должен быть в ярости. Ведь он вместе с Эдгаром Арребола Паредесом вложил немалые деньги в эти подпольные лаборатории, а в результате все его денежки взлетели на воздух. Было бы странно, если бы он не призывал бороться с преступностью. А уж уесть президента для него вообще милое дело.

— Надоели мне все эти наркодельцы, — вздохнула я. — Всё-таки искать сокровища гораздо интереснее, чем вникать в их дурацкие разборки.

— Ничего, завтра мы займёмся поиском сокровищ, — утешил меня колумбиец. — Мне самому интересно, куда отведёт Аделу её прекрасный принц со скорпионом на левом ухе.

— Это Площадь Оружия, священное место для индейцев кечуа — торжественно сказал Уайна Инти. — Площадь Оружия — это центр империи инков.

— Но ведь в Лиме тоже есть Площадь Оружия, — заметила Адела. — В перуанских городах что, все центральные площади называются "Пласа де Армас"?

— Просто Лима пытается подражать столице империи инков, — презрительно скривился Уайна. — А Франциско Писарро на площади Оружия в Лиме сделал почти то же самое, что и Манко Капак, первый император инков, сын Инти-Солнца и Кильи-Луны.

— И что же он сделал? — заинтересовалась я.

— Отец-Солнце и мать-Луна послали на землю своих детей — сына Манко Капака и дочь Маму Окльо, — объяснил индеец. — Отец-солнце вручил Манко Капаку золотой жезл, для того, чтобы там, где он войдёт в почву, Дети Солнца основали город, которому впоследствии суждено превратиться в столицу великой державы. Манко Капаку удалось вонзить жезл в землю в долине Куско близ горы Уанакури. На этом месте сейчас располагается центр площади Оружия.

— Здорово! — восхитилась Адела.

Я огляделась вокруг, чтобы представить себе, как всё это происходило много веков назад, но праздник Капак-Райми продолжался, и площадь была заполнена народом. Вдоль тротуаров и стен зданий стояли грубго сколоченные деревянные столики и скамейки с цинковыми и эмалированными вёдрами.

Толстые индианки с косами, щеголяющие в пёстрых длинных юбках и причудливых разноцветных шляпках, черпаками разливали по пластмассовым стаканчикам напиток золотистого цвета. Как объяснил Уайна Инти, это была чича, домашнее кукурузное пиво.

Похоже, индейцы в честь праздника решили ни в чём себе не отказывать, и торговля пивом шла на удивление бойко.

Среди громыхающей со всех сторон музыки, танцующих и поющих коренастых индейских красоток в шляпках-"мухоморах" и пышных красно-зелёных нарядах, среди толкающихся и дышащих пивным перегаром мужчин в полосатых пончо, было трудно вообразить сына Солнца и Луны Манко Капака, вонзающего в землю волшебный золотой жезл среди торжественного безмолвия мрачных вулканических гор.

— Вряд ли в такой толкучке нам удастся посмотреть город, — сказала я. — Здесь даже дышать тяжело.

— Мы можем дойти до машины и поехать в крепость Саксайуаман, — предложил Уайна. — Она находится к северу от Куско, и там в это время никого нет. Весь народ сейчас на празднике в центре города.

— Хорошая идея, — согласились мы.

По дороге к машине меня дважды облили кукурузным пивом, шесть раз наступили на ноги, ушибли плечо и порвали рукав. "Джип" тоже был в плачевном состоянии. Похоже, на нём успела попировать какая-то пьяная компания, поскольку капот и лобовое стекло были заляпаны томатным соусом и ещё чем-то желтым, пахучим и липким.

Бобчик, ворча, достал из "бардачка" тряпку и аккуратно протёр машину. Наконец, мы погрузились в "джип" и, отчаянно сигналя, принялись пробираться сквозь толпу, медленно, но верно удаляясь от центра. Когда шумные, благоухающие чичей индейцы остались позади, мы все вздохнули с облегчением.

— Название города Саксайуаман — возникло от кечуанского слова саксаваман, которое означало "яшмовый сокол", — сказал Уайна Инти. — Саксайуаман, является составной частью "города-пумы", вытянувшегося с юга на север. Площадь Оружия Куско располагается на животе пумы, и из неё исходят четыре пути, ведущие в четыре провинции Тауантинсуйу. Хребет пумы проходит по Реке Туллумайо, название которой переводится на испанский, как "река, орошающая кости", а её когти вонзаются в реку Сапи. Крепость Саксайуаман возведена на костях жертв, принесённых Пачамаме — богине земли, Инти — богу солнца и Килье — богине луны.

Адела переводила рассказ индейца не понимающему испанского Бобчику.

— Жуть какая, — поёжился Бобчик. — Это настоящее варварство — приносить человеческие жертвы.

Адела перевела.

Уайна Инти удивлённо посмотрел на "нового русского".

— А разве ваш народ никогда не приносил человеческих жертв?

— Нет, — покачал головой Бобчик. — Слава богу, хоть этого в России не было.

— Да ладно тебе, — не выдержала Адела. — Ты ещё будешь о варварстве рассуждать. Держу пари, что на дне Беломоро-балтийского канала гораздо больше человеческих жертв, чем во всём "Городе-пуме". Не забывай, что только Сталин укокошил почти двадцать миллионов человек, а до него ещё были Пётр Первый и Иван Грозный. Так что нечего катить бочку на инков за то, что они когда-то кого-то прирезали во время религиозной церемонии. Держу пари, что русские запросто могли бы претендовать на место чемпионов по уничтожению собственного народа.

— Я имел в виду религиозные жертвоприношения, — возразил Бобчик.

— Я тоже, — упрямо сказала Адела. — Идеалы коммунизма ещё менее реальны, чем боги и духи инков, так что по сути это одно и то же — ставить к стенке "врагов народа" во имя светлого коммунистического будущего или убивать людей на алтарях храмов во имя светлого будущего Тауантинсуйу. И самое забавное, что в обоих случаях результат один и тот же: русские от голода "сосут лапу", а инки сосут сушёного куя.

— Не ссорьтесь, — попросила я. — Вы выбрали не лучшее время для политических дискуссий.

— А сейчас индейцы приносят человеческие жертвы? — поинтересовался Бобчик.

— Только в особых случаях, — пожал плечами Уайна Инти.

Миновав ровные прямоугольники полей, мы перевалили через очередной невысокий холм, и перед нами открылась величественная панорама трёх возвышающихся друг над другом крепостных стен, сложенных из гигантских каменных глыб. В отличие от европейских крепостей, стены Саскайуамана были построены в форме ломанных линий и казалось, состояли из множества кубов, выстроившихся впритык друг к другу вдоль волнистой зелёной линии холмов. Уайна объяснил, что, по задумке древних архитекторов, зигзагообразная конструкция стен имитировала молнию.

Чуть пониже уходящих за горизонт крепостных стен примостился небольшой домик с черепичной крышей, в котором продавались местные сувениры. Около домика стоял потрёпанный белый пикап. Кроме скучающего у прилавка с открытками и кустарными поделками индейца, вокруг не было видно ни одной живой души. После бурлящего, как Рио-де-Жанейро во время карнавала, Куско, Саскайуаман показался мне самым спокойным и тихим местом на земле, если, конечно, не вспоминать о человеческих скелетах, замурованных под его стенами.