Изгнанница. Клятва рыцаря - Рикарда Джордан

Господин Соломон, которому озабоченная Герлин рассказала обо всем, согласился с Дитрихом.

– Если он станет спрашивать у епископа разрешения, это будет означать, что Дитрих из Лауэнштайна считает его очень важной персоной, – заявил он. – Однако я все же посоветовал бы господину Дитриху предоставить поселенцам другой участок. – Он вздохнул. – Ах, эти юные рыцари… Хоть наш граф Дитрих и осмотрительнее многих, ему не следовало бы идти на поводу у этих молодых крестьян. К тому же лес на западе такой же густой.

Флорис, напротив, полностью поддерживал хозяина крепости. После рождения Дитмара рыцарь считал, что положение юного графа упрочилось, и его больше не слишком беспокоил Роланд. Он счел замечательным предложение Герлин наконец выпроводить из крепости госпожу Лютгарт, а епископа Бамберга он тоже не опасался. После очередного сбора урожая Лауэнштайн отправил его коллеге в Майнц щедрую плату, а в близлежащий монастырь бенедиктинцев – гору подарков. Незадолго до этого настоятель крестил Дитмара. Флорис не считал, что из-за этой небольшой провокации им может грозить опасность, а также был чертовски рад, как и юный Дитрих, тому, что они устраивали каверзу епископу. Оба рыцаря не забыли, как епископ заставил Герлин и Дитриха ожидать перед церковью. Дитрих был терпеливым, однако положение обязывало его дорожить честью. Благородные господа не так-то просто прощали обиды, и Флорис даже осмелился упрекнуть Герлин в «еврейском страхе», узнав, что она придерживается мнения господина Соломона.

Молодая женщина в ответ на эти упреки только пожала плечами. В течение нескольких недель после родов, когда она еще не могла выходить из крепости, господин Соломон часто навещал ее. Она теперь знала о жизни евреев в Бамберге и Майнце больше, чем рыцари, и могла понять, почему представители этого народа так предусмотрительны и расчетливы. Она даже собиралась извиниться за Дитриха и Флориса, но лекарь только отмахнулся:

– Все равно ничего не изменишь, господин Дитрих уже согласился с планами крестьян. И вряд ли может случиться что-то плохое. Но не надо забывать, что благополучие этого графства не обеспечено навеки! Жизнь ребенка или юноши может казаться прочней шелковой пряжи, однако и крепкую нить можно перерезать острым мечом.

Еще до начала зимы крестьянин Лоисл и его друзья переселились в лес, и в последующие месяцы жители крепости Лауэнштайн не слышали никаких новостей о них. Герлин иногда содрогалась при мысли о пятнадцати молодых мужчинах, которые в снег и холод пытаются выжить в своем новом поселении. Она надеялась, что им хватило времени на постройку по крайней мере пары лачуг, и размышляла над тем, как отправить им к Рождеству повозку с продовольствием. Дороги через Франконский лес сейчас были проходимыми только для всадников, а рыцарь счел бы ниже своего достоинства навестить крестьян. Жителей деревни также не настолько волновало, что сталось с членами новой общины, чтобы они решились покинуть свои хоть сколько-нибудь теплые дома и отправиться в лес. Крестьяне не были склонны к приключениям, даже если им за это сулили подарки.

Герлин все же отказалась от намерения облагодетельствовать поселенцев и посвятила себя хозяйственным делам – причем время тянулось для нее очень медленно. Дитрих в зимние дни снова занимался с господином Соломоном. Иудейский лекарь привозил с собой в крепость все новые книги и свитки и удерживал юного рыцаря от слишком долгого пребывания на ветру и холоде. Флорис был недоволен то тем, то этим и частенько грустил. Невозмутимый ранее аквитанец в последние месяцы нередко бывал раздраженным и вспыльчивым, что сказывалось на их отношениях с Герлин. Похоже, он пытался с ней сблизиться, чтобы затем снова поступить с ней бесцеремонно и просто игнорировать ее в присутствии Дитриха. Он избегал оставаться с ней наедине – больше не было тем для доверительных бесед. В крайнем случае он мог пожаловаться на то, что Дитрих увиливает от воинских упражнений.

– Он забудет все, чему мы его с таким трудом научили! – однажды рассерженно заявил он, избегая смотреть Герлин в глаза.

Юная графиня пожала плечами и заметила, что ее супругу, возможно, никогда больше не придется участвовать в турнире, и уж точно не этой весной. Флорис закрыл лицо рукой – это было невежливо с его стороны, чего раньше она никогда за ним не замечала.

– Дело не в рыцарских поединках и кубках с вином, госпожа Герлин! Речь о том, что рыцарь должен быть способен защитить себя!

Герлин оставила слова Флориса, равно как и его грубое поведение, без ответа. Она никогда не была свидетельницей битвы или осады и считала, что Лауэнштайну ничего не угрожает. Для нее было гораздо важней, чтобы на этот раз Дитрих пережил холодную пору года без кашля и жара, и если этому способствовали занятия с господином Соломоном, то она была рада присутствию лекаря. Сама же она мало что могла понять из его лекций по арифметике и технике строительства. Герлин не была глупой, но уже не жаждала знаний так сильно, как ее супруг. Соломон пытался приобщать ее к занятиям, например, описывая ей чудеса современной архитектуры на примере моделей, которые они строили вместе с Дитрихом. Однако Герлин могла восхищаться собором и не задаваясь вопросами, как был сооружен его купол и почему свет преломляется так, а не иначе, проходя через стекла окон. Поэтому она просто сидела рядом, шила или укачивала ребенка и слушала красивый, звучный голос Соломона, не вникая в смысл его слов.

Разумеется, вскоре ей этого стало недостаточно. Она начала скучать по коротким беседам с Флорисом, которые раньше так ее развлекали, и она вспоминала игру трубадуров при дворе госпожи Алиеноры. Когда она очень скучала по развлечениям и танцам, по женскому обществу, то даже присоединялась к госпоже Лютгарт. Однако от вдовы Герлин не слышала ничего, кроме жалоб, и у нее появлялось неприятное чувство, когда она брала с собой в покои вдовы маленького Дитмара. Лютгарт всегда была приветливой по отношению к ребенку, но Герлин ей не доверяла. Она никогда не оставляла Дитмара одного с мачехой Дитриха, и если та предлагала ему леденец, Герлин сразу же забирала у него сладость. Пока это было несложно – мальчик был совсем маленьким. Герлин могла заявить, что ему не подходит твердая пища. Однако ей следовало придумать, как позже защитить Дитмара от его «сводной бабушки». Летом ей следует заняться Лютгарт. Никто не был заинтересован в том, чтобы она оставалась в крепости.

Наконец снег начал таять, первые цветы стали пробиваться к лучам еще бледного солнца. Герлин с нетерпением ожидала праздника Пасхи и Пятидесятницы. В рыцарском зале было уже не так нестерпимо холодно, как в последние недели, и Дитрих снова взялся вершить правосудие. В Лауэнштайн стали поступать новости из внешнего мира. Странствующие рыцари сообщили об оплошности Ричарда Львиное Сердце. В конце 1192 года он попал в плен к Леопольду Австрийскому, а весной следующего года его доставили к кайзеру Генриху. С того времени все только и говорили о требовании несоразмерного выкупа. В феврале он получил свободу за сто пятьдесят тысяч серебряных монет – снова появилась тема для обсуждений.

Между тем наступил март, и Герлин вспомнила о поселенцах в лесу и уже хотела было отправить им повозку с провиантом, как неожиданно дело само напомнило о себе. Герлин как раз наблюдала за упражнениями рыцарей с балкона. В них принимал участие и Дитрих, Флорис критиковал его, как простого неумелого оруженосца. Господин Адальберт с недовольством слушал эти замечания, он наверняка сумел бы более вежливо порицать юношу. Даже Герлин отметила, что не только доспехи Дитриха, но и техника боя была заржавевшей. Против воли она должна была согласиться с Флорисом. Даже господин Соломон наносил удары бодрее, чем ее супруг.

На бойцовских качествах Дитриха сказалось и то, что он подрос и набрал вес. Теперь ему нужно было приспособить к этому технику и тренировать мышцы, о существовании которых он, пожалуй, раньше лишь подозревал. По вечерам все его тело болело, однако Герлин всегда подбадривала его, превознося его красоту. И действительно, он был хорош собой. Когда-нибудь он станет тем идеальным мужчиной, каким Герлин представляла рыцаря своего сердца, – если его не затмит юный аквитанец, к которому ее, как и прежде, влекло. И не имело значения, что Флорис часто вел себя с ней бесцеремонно и старался отдалиться от нее в поступках и мыслях.

Герлин решительно отогнала свои мечтания и попыталась сосредоточить внимание на Дитрихе. Он как раз выезжал на еще скользкую арену. За последние дни сильные ливни растопили снег и лед, и земля уже не была замерзшей, но раскисла. Герлин вздрогнула, когда копыта Флоремона начали скользить, однако конь сохранил равновесие. Молодая женщина почувствовала, как кто-то робко дернул ее за юбку.