Танец семи покрывал - Вера Ветковская

— Я не каждая, — гордо промолвила Зара. — И тебе это хорошо известно.

— Хорошо, не каждая… — согласился Юрий. — Но и я ведь не каждый… Тебе, дурочка моя, мужа надо поискать среди посредственности. Такой человек станет терпеть все твои выходки… Видно, Павел не такая уж серость, как ты считаешь, раз он до сих пор не женился на тебе…

— Я не говорила, что он серость…

— Нет, ты как-то упоминала, что в нем нет большого таланта, — напомнил ей Лобов. — А действительно, почему он не женился на тебе, раз такая любовь?.. Хотя, действительно, как можно жениться на тайфуне и вулкане…

— Он меня не любит, — завернувшись в простыню, мрачно сказала Зара.

— И я его понимаю, — серьезно ответил Лобов.

— Понимаешь? Почему? Неужели я не стою любви?

— Глупая ты девочка, — пожал плечами Лобов. — Ты прожила на свете больше двадцати лет и до сих пор не поняла, что суп отдельно, а мухи, как говорится, отдельно… Любить можно много всяких женщин, но женятся на одной. Ну какая из тебя, в самом деле, жена? Что ты умеешь делать? Разве ты умеешь любить?

— А что — нет? — многозначительно осведомилась Зара.

Юрий рассмеялся:

— Я не это имею в виду. Я имею в виду способность человека забывать себя ради другого. В тебе этого — ни на грош!

Зара покачала головой:

— Ты говоришь ерунду, Юра. Павел разлюбил мою сестру, которая этой способностью еще как обладала… она по натуре жертвенница. Она даже не красилась, чтобы не привлекать к себе внимания.

— Неужели? — заинтересованно промолвил Лобов. — Твоя сестра так не похожа на тебя?

— Полная противоположность…

— Хотел бы я с ней познакомиться. Твой Павел просто молодой кретин, который в силу своей молодости не смог оценить такую женщину… Она красива?

— Мы с ней очень похожи внешне, но она какая-то бескостная…

— Это — большое достоинство, — изрек Юрий.

— Если бы я была такой, ты бы и не посмотрел в мою сторону.

— В тебе я искал актрису, а не женщину, — объяснил Юрий.

— Да? — удивилась Зара. — А что же ты делаешь, в таком случае, в моей квартире и в моем халате?

— Квартира — моя, — ответил Лобов. — Я за нее плачу. И халат ты купила на мои деньги. В «Ферзе» ты не столько зарабатываешь, сколько разминаешься… Я просто хочу приучить тебя к сцене и публике. И не говори, что ты что-то имеешь в этом городе. Не будет меня — не станет и тебя. Это я в тебе вижу нечто. Другие не увидят, не надейся.

— Юра… — Зара помолчала, собираясь с мыслями. — Скажи, а ты бы мог влюбиться в женщину, которая намного способней тебя самого?

— Почему ты спрашиваешь?

— Так.

— Не так. Почему?

— Не спрашивай почему, — устало произнесла Зара. — Ответь, пожалуйста.

— Смотря какая женщина, — пожал плечами Лобов. — Если она добра, почему нет?

— Неужели тебя не унижало бы сознание ее превосходства над тобой? — допытывалась Зара.

— Во-первых, от меня не убудет… Во-вторых, если бы у этой женщины хватило такта не показывать мне свое превосходство… Постой! Я понял! У тебя есть соперница?

— У меня есть соперница, — кивнула Зара. — Она, как и Павел, художница. Он говорит, ужасно талантливая…

Лобов хотел было рассмеяться, но у Зары был настолько горестный вид, что он передумал и поманил ее к себе. Усадив девушку к себе на колени и покачивая ее, как ребенка, он сказал:

— Выбрось из головы этого человека, дурочка. Мы с тобою столько великих дел совершим! Мы вместе пойдем от победы к победе! Ты будешь более знаменита, чем Дина-египтянка в Каире со своим танцем живота, — у тебя тоже поразительное чувство ритма, такое бывает только у восточных женщин… И тогда твой Павел станет для тебя одним из зрителей… вот чем он сделается для тебя…

— Боюсь, что это невозможно, — вздохнула Зара. — Павел не один из… Он — единственный, и в этом вся моя мука!..

Глава 19

Путь Стефана в цветении снегов

Стефан шагал по предрассветной, окутанной новогодними снами Москве, и переполняющее его сверх меры счастье бросало праздничный отблеск на весь мир, простирающийся у его ног.

Он не был уверен, что идет в верном направлении, если иметь в виду Тимирязевский парк, возле которого был его дом, но не сомневался, что идет в сторону ослепительно сияющего, как этот совершающий свой полет снег, собственного будущего, встающего над всей природой, как солнце, которого пока не видно.

Только когда Стефан миновал громаду здания Московского университета, он осознал, где находится, и зашагал дальше по заметенным поземкой тропинкам к Москве-реке, намереваясь перейти ее по льду.

Он то и дело останавливался, запрокидывал лицо навстречу плавно летящему с темного неба снегу, обхватывал себя руками, бормотал те самые слова, которые еще пару часов тому назад слышала от него Зара, — теперь пусть их слышит небо, окутанные снегом деревья, простирающие свои ветви ему навстречу, церковка на Воробьевых горах, возле которой он вдруг встал на колени и помолился пришедшими на ум словами, и снег, сверкающий в свете фонарей, переливающийся всеми своими неуловимыми гранями и кристаллами.

Снег был похож на новогоднее платье Зары, которое Стефан, получив аванс за новый роман, купил в маленьком модном магазине на Арбате.

Платье было сшито из какой-то невероятно тонкой переливающейся ткани, напоминающей нити сверкающего снега, — его можно было, как турецкий шелковый халат, продернуть сквозь перстенек и взять в горсть, как пригоршню драгоценных камней.

Когда Зара надела его и вышла, чтобы показаться Стефану, у того от восторга перехватило дыхание. Платье было словно создано именно для нее. Она была хороша в нем, воистину как сказочная принцесса; оно обвило ее изящную фигурку, придавая ей еще большую гибкость, и колыхалось вокруг Зариных тонких щиколоток, как морская пена.

Сперва они не планировали встречать Новый год вместе, хотя, конечно, Стефан горячо мечтал об этом.

Но потом Зара сказала, что родственник, который обещал навестить ее под праздник и поднять с нею первый новогодний бокал, куда-то уехал по делам, и, таким образом, она оказалась свободной.

За день до праздника Стефан принес ей новогоднюю елку и целый ящик игрушек, которые уволок из собственного дома.

Это были старинные игрушки, наверное реквизированные его доблестным дедушкой из бывших купеческих домов, хрупкие и вместе с тем необыкновенно прочные — исполненные большого достоинства фигурки, сделанные с той тщательностью и даже с особенным проникновением в характер персонажа, которыми были отмечены вещицы минувших времен, — веселые зайцы с барабанами в лапах, медвежата с подарочными мешками на загривках, смешные гиппопотамы с зонтиками, кокетливые снежинки-куколки в пачках из папиросной бумаги, разноцветные стеклянные бусы, посыпанные толченым стеклом, крохотные храмы с золотыми куполами, серебряные шишки и много-много другого.