Химеры чужих желаний - Елизавета Шумская

— О чем ты говоришь, идиот?! Какое положение может быть у жреца? Только то, что появляется вначале, чего его добиваться? Выше не взойдешь, это уж точно! А люди редко бывают признательны! Ими надо управлять, а не добиваться их расположения!

— А вот и нет! Имя истинных жрецов гремело в веках! Их знали и почитали куда больше каких-то членов Королевского Совета, мнение которых все равно никого не интересует!

— Да, даже в Совете нужен авторитет, но ты сможешь его заработать! Если сейчас примешь правильное решение!

— Я его и принял! И я добьюсь авторитета не меньше, чем у верховодящих в Королевском Совете, будучи жрецом и имлаймори! Всё! Я решил!

Ульберна переполняла ярость такая, что он готов был поколотить много о себе возомнившего сына. Вот только вряд ли это поставит его мозги на место. Глава семьи сжимал и разжимал кулаки, потом зло мотнул головой и процедил:

— Я даю тебе три дня. Если в течение этого срока ты не одумаешься, ты мне больше не сын!

— Я уже все решил, — упрямо продолжил Ингвар, понимая, что сейчас творится нечто ужасное и странное, чего он совсем не желал. — Не пройдет и пары лет, как ты сам признаешь, что мое решение было верным.

Отец какое-то время смотрел на юношу, потом пробормотал под нос какое-то ругательство, развернулся и пошел к выходу с храмовой территории. Шел медленно, надломленный произошедшим и осознающий ужас произнесенных слов. Он совсем этого не хотел, но они уже сказаны и назад дороги нет.

Ингвар же стоял на поляне, глядя, как уходят из его поля зрения родственники, кидая на него возмущенные, сочувственные, ободряющие, понимающие и откровенно злые взгляды, но ни капли не сомневаясь, что принял правильное решение. Вот только оранжево-желтые глаза принцессы по-прежнему как наяву стояли перед ним. И думать о них было так же больно, как видеть уходящего отца и раз за разом прокручивать в голове его угрозу: «Если не одумаешься, ты мне больше не сын!»

Последующие дни выдались непростыми. Город заполонили слухи о проснувшейся силе Удзару, о новом истинном жреце, но больше всего — о том, что Ингвар Ода пренебрег принцессой, то ли струсил, то ли не захотел ее. Чем дальше, тем больше Иренли выставляли брошенной и нежеланной, а юношу обвиняли в надменности. Поползли разговоры о том, что король этого так не оставит и род Ода поплатится за подобное отношение к представителю монаршей династии.

Друзья и родственники Ингвара, регулярно курсируя между ним и его отцом, не преминули донести до сведения новоявленного жреца эти слухи. Неизвестно, какая цель преследовалась этими рассказами, но юноша понял, что очень боится, но не репрессий или немилости. Ему было страшно, что ее высочество и правда посчитает его трусом или пренебрежительным нахалом.

А потом шквал осуждения поступка Ингвара начал понемногу сходить на нет. Более того, отречение Ульберна от сына вызвало всеобщее недовольство. Как узнал юноша, причиной столь резкому изменению общественного мнения стал ответ принцессы на вопрос вроде: «Неужели вы спустите такое отношение к вам Ингвару Оде?», данный так, что его услышали главные сплетники столицы. Она сказала: «Все, что я знаю об этом человеке, говорит о том, что он не трус и не мерзавец. Значит, его выбор обусловлен призванием. А коли так, то я сама бы перестала его уважать, если бы он поступил иначе».

Когда Ингвар услышал эти фразы, его накрыла теплая волна благодарности и едкое чувство сожаления. Не о своем выборе. Нет, о другом.

Но с того момента от юноши отстали, позволив ему заниматься тем, чем он считает нужным. Прошло много лет, и однажды Ингвар и его принцесса все же встретились на каком-то балу. Он уже стал известнейшим имлаймори, а она крупной фигурой на политической арене. И да, Иренли уже давно была замужем за замечательным человеком. В тот прекрасный осенний вечер Ингвар и ее высочество смогли перекинуться парой слов, прошедших мимо ушей вездесущих балаболов.

— Так все-таки что же общего у яблока и гвоздя? — улыбаясь оранжево-желтыми глазами, спросила Иренли.

Ингвар усмехнулся:

— Когда я задавал этот вопрос, то хотел ответить, что этим двум простым вещам удалось невозможное: они обратили ваше внимание на меня. Но, увы, меньше чем через пару дней я вынужден был бы ответить, что ничего. Между ними нет ничего общего.

Принцесса покачала головой:

— Вы не правы, господин Ода, им все-таки удалось выполнить свою миссию.

Ингвар помнил, как долго смотрел ей вслед, стараясь не думать, что эта женщина могла принадлежать ему.

«Но подождите, это же было давно», — сообразил Ингвар и тут же понял, что спит. Он глянул на свои руки и, разумеется, не увидел их. Во сне это невозможно. Теперь сомнений не осталось. Это воспоминание и правда пришло к нему в ночных грезах. Жрец нечасто работал в этом состоянии, не любил этого делать, однако порой приходилось. Для начала следовало покинуть физическую оболочку. Имлаймори в силу специфики своей деятельности немало тренировался и давно научился отделять свое астральное тело от того, что из плоти и крови. По первости ему было трудно запоминать ощущения от прикосновений к предметам, испытывать их, даже когда он не касается этих вещей. Раз за разом имлаймори представлял, как протягивает руку, берет ею что-либо. Вспоминал тактильные впечатления, тяжесть, температуру предмета. Мысленно он проделывал сотни движений — вставал, ходил, бегал и прочее, но сам при этом оставался на месте, лишь воскрешая в памяти ощущения от этих действий. Постепенно его энергетическая оболочка стала осознаваться куда четче — будто ты внутри себя же. Странное и порой даже неприятное чувство. Однако что уж поделаешь? Имлаймори обязан уметь осознавать сновидения и эффективно действовать в этом состоянии.

Когда Ингвар понял, что спит, ему не составило труда почувствовать свое астральное тело. Как только это случилось, жрец представил себе, что покидает физическую оболочку. Мысленно толкнулся вверх, выталкивая себя наружу. Ощущения были, будто он продирается сквозь вязкую и густую массу или, может быть, снимает с себя слишком узкую облегающую одежду.

Это требовало массу усилий, причем прилагать их необходимо было очень осторожно — чуть перестараешься, как тут же проснешься. Ингвар так увлекся, что не заметил, как вплотную приблизился к своей цели. Так что неожиданный полет куда-то вверх на просто-таки нереальной скорости застал мужчину врасплох. Впрочем, через миг любое движение прекратилось. Жрец оказался в каком-то странном пространстве, безбрежном и темном. Впрочем, в нем все же сверкали блестящие точки, будто звезды периодически разгорались и вновь бледнели. Имлаймори парил в нем, точно зная, что никакой поверхности тут быть не может, так как здесь ничто не отделено от другого. Кроме, наверное, душ.