Зеркало мира - Александр Анфилатов

В порыве чувств Анна была готова исполнить все что угодно.

— Все что пожелаешь, Юленька! Все что пожелаешь…

— Мы умираем.

— Нет! Нет! Не говори так! Ты поправишься!

— Брось, я знаю. Ты должна мне обещать не оставлять Ярослава.

— Я не оставлю… — из глаз Анны катились слезы.

— После меня он останется один. Я знаю, он тебя любит…

— Я тоже…

— И ты его…

Юля не могла более говорить, каждое слово давалось с великим трудом, но она напрягла остатки сил:

— Ты должна пойти к нему.

— Я? — удивилась Анна до такой степени, что слезы перестали бежать.

— Да, ты пойдешь прямо сегодня, пока я еще жива.

— Но, Юля…

— Иначе вы оба никогда не решитесь. Он не подойдет первым… Обещай…

Анна немедленно согласилась, лишь бы не расстраивать больную:

— Я пойду, Юля. Пойду, обещаю.

— Тогда мы умрем спокойно.

— Почему мы? — очень удивилась Анна.

— Я беременна…

Не в силах сдержать подкатывающие слезы, Анна разрыдалась изо всех сил. Держа сквозь простынь Юлину руку, она в исступлении трясла ее, думая, что с последними словами из Юли ушла жизнь, но та не отвечала, ее сознание вновь провалилось в беспамятство.

На палубе послышались командные шаги, и Анна поспешила покинуть каюту больной. Ярослав мог войти в любую секунду. Она быстро поднялась в капитанскую, затем выше, в кормовой карантин и в последние секунды поставила на место решетку люка, когда дверь скрипнула, и к себе зашел Ярослав. Анна видела сквозь решетки, как он, не задерживаясь в каюте, спустился в трюм. Она откинулась на постель, глядя в дощатый потолок карантина. В голове бродили противоречивые мысли. На палубе слышался девичий смех. Это Ноки шутила с матросами. Она исполнила обещание, сумев отвлечь своего господина на несколько минут. Анюта спала рядом, раскидав одеяла и простыни и занимая почти половину их тесного помещения. Анна решительно не желала ни о чем думать, но данное несколько минут назад обещание не давало покоя.

Она признавалась самой себе, то, что предлагала Юля, ей самой не раз приходило в голову, но природная скромность не позволяла переступить черту. В то же время понимала, что без решительных действий с ее стороны Ярослав никогда не решится на нечто большее, чем хоть и близкие, но дружеские отношения. Данное когда‑то слово возвратить ее домой в целости и сохранности значило для него больше, чем собственные чувства. В этом весь Ярослав, и поступить иначе есть измена, предательство своей натуры. Одновременно она понимала, барьер между внешней стороной Ярослава и его внутренним желанием очень тонок, если Анна, решительно настроена, разрушить его. И совершенно непреодолим, если пассивна. Долго в ней боролись страх, желание, любовь и жалость к умирающей подруге. Юля лежала там внизу совершенно беспомощная, и никто, в том числе и она сама, ничего не мог сделать. Возможно, именно это чувство долга перед подругой послужило каплей, переполнившей ее чувства, или просто оправданием прошлых желаний, но неожиданно Анна привстала на постели и решительно откинула циновку с решетки люка. Внизу обнаженный по пояс Ярослав спал на своей постели, широко раскинув от духоты руки. Рядом тяжело дышала Анюта, разметав постель в подобной позе. Анна даже усмехнулась, настолько похожи были их натуры, — решительность и кротость. Но она уже все решила, осталось только принудить себя.

Каждый вечер Ярослав допоздна задерживался на палубе и возвращался к себе в каюту, когда солнце уже садилось. Маленькие хитрые глазки Кар переставали мерцать на горизонте среди скал и утесов пустынных плоскогорий, тянущихся вдоль восточного побережья полуострова Риналь. В преддверии ночной мглы начинали тускнеть красно–желтые всполохи зари, и столь продолжительный на Троне закат начинал уступать место полумраку. В отличие от вечнозеленых глухих дебрей Изумрудной долины ночь в океане, относительно более ясная из‑за подсветки лун, позволяла морякам спокойно работать на палубе, не прибегая к помощи факелов или фонарей. Близость берега Риналя, возможно, и не усыпанного скалами и подводными рифами, как рот акулы зубами, все равно создавал опасность быть выброшенными на него. По этой причине Ярослав приказал делать поворот еще засветло, когда отчетливо видна черта береговой линии.

Оставив вахту, он спустился к себе и, войдя в каюту, застал необычную картину: посреди почти кромешной тьмы, царящей в глухом помещении, освещаемом лишь парой окон, на постели четко определялся силуэт лежащей девушки. На «Палладе» девушек немного, да и Ярослав за прошедшее время научился различать членов своей семьи не только по голосу или звуку шагов, но и по смутному силуэту или даже отбрасываемой тени. В долине не было электричества как такового и даже свечи или масляные лампы использовались редко. Несмотря на это в сумеречное время активность людей не снижалась. Вот и сейчас он точно определил, кто занял его постель, спросил, смущенный неожиданностью:

— Анна, ты что тут делаешь?

Ответа не последовало, девушка давно спала или искусно притворялась. Не получив ответа, он попытался разбудить, но, на удивление, и это не удалось. Анна или действительно крепко спала или вовсе не желала покидать каюту. И в том, и в другом случае Ярослав не мог решительно выпроводить ее вон, это неприлично, да и команда увидит. Как она проникла сюда, совершенно не важно, возможно, он просто не заметил. Все его девушки совершенно без стеснений пользовались каютой во все время путешествия, здесь им было намного удобнее, чем среди переполненной моряками палубы.

Глядя на спящую Анну, Ярослав поймал себя на мысли: «Я что, теперь всю ночь должен так стоять? Вовсе не собираюсь». Он лег на свободное место, благо его с лихвой хватало на двоих. То ли он разбудил девушку, то ли она продолжала начатую игру, но Анна недовольно перевернулась во сне и решительно обняла его. Ярослав в один миг поглупел и попытался высвободиться из цепких объятий. То есть, он, конечно, вовсе был не против, но как‑то все случилось так неожиданно, а он так туго соображал в этот момент. Сбежать не удалось, руки Анны держали крепко, и тут, конечно, все стало ясно. Немного поколебавшись, но сломленный напором, он, в свою очередь, обнял Анну, почувствовав в ответ, как она подалась к нему всем телом. На самом деле он был очень рад воспользоваться минутной слабостью девушки, но, поцеловав в висок, едва слышно спросил:

— Мне так неудобно…

Анна только крепче сжала объятия.

— Юля больна…

В ответ она впилась своими губами ему в шею и прошептала на ухо:

— Молчи… Ни о чем не думай… Я исполняю ее волю.

Последней мыслью Ярослава было, что слова Анны вполне похожи на правду и более не мог сопротивляться охватившим его чувствам.