Самая крупная победа - Виктор Пушкин

— Представитель команды, зайдите сейчас же в судейскую комнату! — отчего по моей спине густо пополз холодок, и я почувствовал себя так, будто за мною прочно захлопнулась крышка западни.

«Все! Все! — звучало в моих ушах. — Вот сейчас выйдет тот самый верзила с мастерским чемоданом и покажет тебе!..» — «Но ведь он наверняка тяжеловес или полутяжеловес.

— И не мне, а кому-то другому придется встречаться с ним», — возражал я. «Ничего, ничего, сейчас посмотришь!..»

Мы молча раскрыли чемоданы и стали копаться в них, точно не знали или видели в первый раз, что там лежит. «Скорей! Ох, поскорей бы уж выходить!» — все более томясь, думал я.

Но время, как нарочно, тянулось медленно-медленно. И еще я клял себя за то, что взял с собой Севу. Не будь его, потом, в случае чего, уж как-нибудь бы оправдался, а тут он все сам увидит.

Веселые голоса, смех, доносившиеся из фойе, — все было чуждым и непонятным. Я сидел и против собственной воли по-прежнему видел перед собой того самого парня и лихорадочно соображал, как же мне себя правильней вести с таким длинноруким и мощным противником.

Снова вошел Вадим Вадимыч с листком в руках и удивился, увидев, что мы все уже, как-то незаметно для самих себя, переоделись в боевую форму.

— Уже? Готовы? А я вот вам список пар принес.

Мы дружно вскочили с мест, но он остановил нас:

— Сидите-сидите! Я прочту вслух. — И сразу же мне: — Ну, первому досталось выходить тебе, тринадцатая пара. («Так и есть!» — похолодел я, вспомнив разговоры дяди Влади, что это очень несчастливое число.) Так вот, противник у тебя приблизительно такого же веса и класса, как и ты… («Значит, не тот, с мастерским чемоданом!») Выйдешь, произведешь коротенькую разведочку, узнаешь, чем он дышит, какими приемами располагает, и будешь преспокойненько проводить те комбинации и серии ударов, которым научился в зале, понятно?

— Да… — тупо кивнул я, хотя мне было абсолютно ничего не понятно. «Тринадцать! Тринадцать!»

— Вторым от нас на ринг выйдет… — продолжал тренер, а я слышал только: «Тринадцать! Тринадцать!..»

Но потом вдруг мелькнуло в голове, что и мой противник тоже в тринадцатой паре будет и для него это не особенно счастливая цифра. Это открытие до того обрадовало, что мне сразу стало легче. «Вот только какой он из себя? — с волнением подумал я. — Светловолосый или темный?» Точно это обстоятельство имело очень важное значение.

— Вот так, — складывая и убирая листок в карман, закончил Вадим Вадимыч и встал. — Так, значит, ты не спеша разминайся, бинтуй лапки, — кивнул он мне, — а я пойду взгляну, как там.

И он вышел, а ко мне сразу же подскочили Борис, Комаров и Мишка и стали наперебой советовать, как себя вести и с чего начинать.

Бум-бум-бум! — гулко отдавались в ушах их голоса.

Борис, пристально заглянув в мои убегающие глаза, отстранил всех от меня и кивнул:

— Ладно, готовься, готовься…

И я дрожащими пальцами покорно извлек из чемодана бинты и, то и дело роняя их, стал бинтовать руки. Потом вдруг вспомнил, что сначала надо переобуться. «Так и есть, носки забыл!» — с досадой подумал я, доставая из чемодана и звучно бросая на пол тапочки. И, когда уже хотел заглянуть на всякий случай под стул, вдруг с удивлением обнаружил, что держу их в руках…

Дверь отворилась, и вошел Вадим Вадимыч, неся тугие, новенькие, тускло лоснящиеся коричневые перчатки с длинными белыми тесемками.

— Ну вот, — радостно, словно с чем поздравляя, сказал он мне, — через две пары и нам выходить. Подвигайся, подвигайся немного, помаши лапками, поприседай!

И, обернувшись ко всем, он вдруг с гордостью стал говорить о телевизорах и каких-то камерах, которые только что внесли в Круглый зал.

Я деревянно встал и, едва ощущая ногами пол, начал размахивать руками, подготавливая мышцы к бою: кидать в воздух какие-то чужие, слабые и совсем невесомые кулаки…

— Отлично, теперь поприседай немного!.. — словно через толщу воды донеслось до меня. — Вот та-ак!.. Теперь попрыгай на носках… Хорошо-о! А теперь накинь на плечи полотенце, чтобы зря не упускать накопленного тепла, садись и давай свои руки. Перчаточки наденем.

Я механически сел, протянул руки и почувствовал, как на мои туго забинтованные кисти стали с трудом налезать еще теплые после кого-то и слегка влажные боевые рукавицы.

— Ну-ка, разомни как следует носик! — снова едва донеслось до меня.

И я послушно начал тереть и нажимать со всех сторон упругой, пахнущей новой кожей перчаткой нос, чтобы разогрелись и стали эластичнее кровеносные сосуды и зря не лопались даже от пустякового удара.

Снова порывисто заглянули в дверь и крикнули:

— Ваша очередь, выходите!

Я прекратил тереть нос и остолбенел, а Вадим Вадимыч легонько шлепнул меня по спине и весело сказал:

— Пошли, дорогой!

И я, не слушая, что мне шептали Борис и Мишка, покорно побрел в коридор, по которому шагали блондинистый парень в боевых перчатках и человек в таком же, как и Вадим Вадимыч, темно-синем олимпийском костюме. Вначале я даже и не сообразил, что это и есть мой противник со своим тренером, который весело подмигнул Вадиму Вадимычу и задорно сказал:

— Посмотрим-посмотрим, чем ты всю зиму занимался! И мы посмотрим! — так же дружелюбно ответил Вадим Вадимыч.

Я попытался открыто взглянуть на своего противника, однако, сразу же столкнувшись с ним взглядом (и он как раз поднял голову!), торопливо потупился, так ничего и не разглядев, — что-то мускулистое, светловолосое, в белой майке и черных трусах. Единственно, что я определил точно, так это то, что он был значительно выше меня, и сразу стал лихорадочно вспоминать, какие же комбинации и приемы против «длинных» я разучивал.

Из зала все явственнее доносился гул.

— Прошу вас! — придерживая за плечо своего ученика, галантно сказал тренер моего противника, когда мы, миновав изгибающийся полукругом коридор, подошли к скрывающейся где-то высоко наверху кулисе.

— Нет, это я прошу вас! — в тон ему ответил Вадим Вадимыч и тоже придержал меня.

И вышло так, что в ярко освещенный, еще громче загудевший зал мы с противником вошли одновременно и замешкались, смущенные ярким светом и взрывом аплодисментов, вспыхнувших разом со всех сторон.

Увлекаемый Вадимом Вадимычем, я прошел мимо судейского стола, за которым сидели все в белом суровые судьи, нырнул под канаты в ринг и, откровенно говоря, с этой самой минуты до конца первого раунда почти ничего не помню, как потом ни старался восстановить все, что было. Запомнилось только, как, позвав на середину, нам что-то долго и строго втолковывал рефери (это судья, который во время боя находится на ринге и внимательно следит, чтоб никто из бойцов не нарушал правил); скорей всего, он напоминал нам, чтобы мы не горячились, не били впопыхах открытой перчаткой, так как на внутренней стороне ее нет мягкой набивки и можно, не желая этого, нанести серьезные повреждения, не лезли по неопытности друг на друга головой, внимательно слушали его команды.

Потом мы с противником бесчувственно пожали друг другу руки, разошлись по углам, и мне сразу же, притянув к себе вплотную за плечи, что-то жарким шепотом начал говорить Вадим Вадимыч насчет разницы в росте и какие при этом выгоды я могу извлечь. Но раздался дребезжащий звук гонга, тренер оттолкнул меня, я повернулся и нерешительно двинулся к середине ринга, внушая себе последнее, что услышал: что я ни в коем случае не должен стоять на месте, а двигаться по рингу и не поддаваться ни на какие обманные движения противника. Я чувствовал, что мы сошлись уже с ним совсем близко, но ни лица его, ни плеч опять не видел. Я различал только одно — это его поспешно и грозно нацелившиеся в мою сторону новенькие, но только не коричневые, а черные перчатки. В них затаилась неожиданная коварная атака, которую я обязан отбить или же как-то иначе избежать, только ни в коем случае не позволить ему набирать очки. Потом-то я узнал, что это как раз и есть самое пагубное для боксера — смотреть на перчатки противника, потому что ими-то и легче всего ввести в заблуждение.

Нужно больше следить за ногами, определенным положениям которых соответствуют и определенные удары, и уж в этом случае обмануть куда сложнее. Но тогда всего этого я не помнил и как зачарованный смотрел на тусклые черные шары…

Ни судей, ни рефери, ни публики, ни даже Вадима Вадимыча для меня не существовало — все отошло куда-то далеко-далеко.

Вот один из шаров, зловеще и плавно подвигавшись, вдруг рванулся в мою сторону. И я почувствовал, как вспыхнуло теплое пятнышко на правой щеке, пятнышко — и все! Удар был либо очень слабый, либо от того огромного напряжения, какое я испытывал, я его просто-напросто не ощутил. Потом ко мне метнулся другой шар и шлепнул уже по плечу.

«Да что же я делаю? — с ужасом мелькнуло у меня в голове. — Ведь я же проигрываю!» И я испуганно отскочил от следующего удара, но отскочил слишком нерасчетливо, сильно ударился спиной о канаты и снова увидел (прямо у самого носа!) эти завораживающие меня шары. И они опять летели в меня!..