Мертвые воды Московского моря - Татьяна Гармаш-Роффе

Под эти мысли задремалось легко и быстро, и сон был блаженным и отдохновенным, и снилось ему, что Александра рядом, родная и теплая, и он обнимал во сне подушку, нагретую его собственной щекой…

Следователь из Завидова, как обещал, взял координаты Любови Захаровны в Москве, – она остановилась у какой-то подруги, – и Алексей, проклиная все на свете, набрал ее номер.

Представился, пробормотал извинения, но все же задал свой вопрос:

– Любовь Захаровна, когда вы в последний раз видели Яну? И когда в последний раз говорили с ней по телефону?

– Давно… Видела я дочу уже полгода назад… А говорила с ней… Запамятовала…

Ее голос напрягся, сделался сдавленным в подступающем плаче, а Кис почувствовал себя извергом.

– Яна… Она… Она… Звонила мне… Но она же молодая девушка… Что вы хотите… Она в столице увлеклась столичной жизнью… Просила меня не приставать… С расспросами… Я знаю, о мертвых или хорошо, или ничего… Но Афанасий… Он ее просто купил… Деньги, будь они неладны…

Больше Кис ничего не добился от плачущей матери. Но и без того было ясно: не Любовь Захаровна тому виной, что Яна не держала ее в курсе своих планов. Просто Яна променяла маму на папу – на папу в столице, с положением и деньжатами…

Разговор с матерью Яны не подарил ему никаких откровений. Ну, понял он (в очередной раз), что девушка Яна была весьма меркантильной. Ну, понял он, что не мать является причиной редких звонков, а сама Яна, просившая ее не беспокоить… Но какой во всем этом смысл, коль скоро Яна утонула, в чем теперь развеялись последние сомнения?! И все его версии летели в тартарары, даже самые бредовые.

Кис бесплодно ерошил волосы перед компьютером, на экране которого все его файлы, все его перекрещивающиеся таблицы фактов и дат глухо молчали, не давая ему ни свежей мысли, ни нового поворота сюжета…

Глава 20

Поворот в сюжете случился неожиданно. Раздался звонок телефона, и на том конце провода взволнованный голос Жюли:

– Вы сказали, что если есть проблема, то обращаться к вам! У меня другой персоны здесь нет! – Жюли, со всей очевидностью говоря по-русски, делала перевод с французского. – Поэтому я обращаюсь к вам. Меня сегодня хотели убить! На меня почти наехала машина. Она удивительно не попала в меня (то есть промахнулась, понял Кис), но я ясно понимаю, что она хотела меня убить!

– Кто был за рулем, вы видели?

– Девушка. Брюн. Брюнетка, я хочу сказать…

– Номер запомнили? Марку?

– Номер не запомнила, а марку… Я не разбираюсь в русских машинах. Что я должна делать? Должна ли я сообщить в русскую полицию?

– Жюли, я бы хотел поговорить более обстоятельно. На ваше усмотрение: либо я подъ­еду к вам, либо вы ко мне.

– Приезжайте, – ответила Жюли. – Я боюсь этой страны. Я знаю, что она моя родина, но я с ней незнакома… Она страшная, эта родина, – она хочет меня убить!

Минут сорок пять спустя Алексей входил в квартиру Афанасия Карачаева, ставшую пристанищем его вдовы. Жюли встретила его в строгом темно-синем костюме, юбка – блузка – пиджак. Золотая брошь в виде жука-скарабея на лацкане. Золотая тонкая цепочка на шее. Волосы подобраны на затылке – на этот раз не хвостиком, а сдержанной заколкой. Минимум макияжа – она и без него была хороша. Несколько портил ее лицо по-прежнему красный нос, но на этот раз не от слез: Жюли все еще была простужена, и коробочка с бумажными носовыми платками стояла прямо на диване.

Алексей запросил подробностей несостоявшегося наезда. Но Жюли мало что сумела ему рассказать: машина рванула прямо на нее, когда она переходила дорогу недалеко от дома. Жюли так испугалась, что ей не до номера было, не до марки. Помнит только, что машина была старая, темно-зеленого цвета.

– Почему вы решили, что машина покушалась именно на вас? Это мог оказаться просто водитель-лихач, у нас таких тут, в Москве, немало, Жюли…

– Не знаю. Такое у меня было ощущение. Он ехал прямо на меня. И он нажал на педаль газа, машина сильно зашумела и помчалась вперед… Я уверена, что он хотел на меня наехать!

– «Он»?

– Шофер. Я не видела, кто в машине.

– А свидетели были?

– Конечно! Там много людей было, они все смотрели на меня, когда я побежала на тротуар!

– Вы не подумали записать их телефоны, имена?

– Нет… А надо было? Ну конечно, надо, я теперь понимаю… Но тогда у меня был шок, я не подумала… А что теперь делать? Должна ли я обратиться в русскую полицию?

– Должны. Это мало что даст, но все равно следует сделать. Ведь племянник вашего мужа сидит в тюрьме по обвинению в убийстве… Покушение на вас может заронить сомнения в пользу его невиновности.

– Это хорошо, – ответила ему Жюли. – Если человек не виноват, то неправильно, чтобы он сидел в тюрьме. Но кто же мог на меня покушаться, Алексис?!

– Не представляю, – признался Кис. – Мы со следствием по-разному трактовали факты, но одинаково исходили из заинтересованности в наследстве после Афанасия.

Он чуть было не сказал «Афаназия».

– Если бы преступником был Иннокентий, – продолжал Кис, – то сейчас…

– Я понимаю: он сейчас в тюрьме и не мог устроить покушение на меня, правильно?

– Да. В принципе я с самого начала не верил, что это Иннокентий. Но кто? И каков тут мотив, если не наследство? Ни я, ни полиция… то есть милиция – увы – до сих пор не додумались… Поэтому они ухватились за племянника, а я все голову ломаю.

– Ну неужели у вас нет никакой догадки?!

– Догадок у меня хоть отбавляй, Жюли. Вот только ни одна из них не тянет на версию. Стройную, убедительную версию, в которой не имелось бы противоречий.

– Вы будете искать? Знаете, я могла бы вам заплатить за эти поиски, вы ведь частный детектив…

– Мне за это уже заплатили. Не беспокойтесь. Что же до вашего обращения в милицию, то я готов вас сопроводить…

Он и сопроводил – естественно, в районное отделение, занимавшееся делом об убийстве ее мужа. В милиции с иностранкой были вежливы, смотрели на нее с хорошо замаскированным любопытством. Укладывая заявление Жюли в папочку, капитан метнул на детектива смеющийся взгляд: надеюсь, коллега, ты не рассчитываешь, что мы станем кого-то искать? Мы тут в бирюльки не играем, и без того дел по горло, а это даже не дело, так, детский лепет: ни номера, ни марки, ни свидетелей…

Алексей только пошевелил бровями в ответ. Будь и свидетели, вряд ли бы это что-то изменило. Официальное следствие шло полным ходом, милицейская машина уже раскочегарилась, раскрутилась, и никакие силы теперь не в состоянии изменить ее ход.

Жюли, казалось, была удовлетворена – ее воспитанная на Западе гражданская совесть выполнила свой гражданский долг. Но Алексею удовлетворяться было никак нечем. Этот новый поворот ставил его в тупик. У кого есть старая темно-зеленая машина? Жюли сказала: «Я не разбираюсь в русских машинах». Сие означает, что она подсознательно определила, что машина российского производства. Или, точнее, не опознала в ней известные ей европейские марки.

Машинами Кис до сих пор не интересовался – повода не было. Но теперь он вдруг испытал жгучий интерес: кто из окружения Карачаева водит машину? Ляля имела «Фольксваген» темно-синего цвета, Алексей его уже видел. Но кто же имел темно-зеленую «поношенную» машину неевропейской марки? Если Жюли, конечно, не приняла тупое лихачество за покушение…

Но пренебрегать ощущением Жюли он не мог. Такие вещи чувствуются на подкожном уровне. Вероятность ошибки, конечно, имеется, но пока что Алексей решил принять ощущение Жюли за факт. А из этого факта следовало…

Собственно, из него следовало несколько предположений. Первое: либо Жюли пытались убить – и сделал это тот, кого он как раз столь безрезультатно ищет уже два месяца. А именно тот, кто жаждет прикарманить все состояние Карачаева. В таком случае сидящий в тюрьме Иннокентий тут решительно ни при чем. А Жюли сильно рискует в ближайшем будущем возобновлением попытки.

Второе: Жюли никто не пытался убить, и «наезд» был чистой пугалкой. Подобное предположение отбрасывает нас назад, в сторону подозрений о виновности Кеши. Потому как сделать это мог только тот, кто хотел отвести подозрения от племянника, находящегося под следствием. В данном раскладе Жюли ничем не рискует, разве только очередной «пугалкой»…

И третье предположение… Оно было смутным. Оно сопротивлялось формулированию, «вербализированию», как выражалась частенько Саша, то есть переводу на язык слов. Алексей чувствовал жгучий интерес к этому третьему предположению, но, сколько ни бился, так и не сумел его «вербализировать».

Как повелось, он позвонил Ляле. Он ей доверял: Ляля не подведет.

На его вопрос она задумалась. И думала отчего-то очень долго. Марина, как сказала наконец Ляля, машины не имела и водить не умела. У Кеши машины тоже не было: близорукость не позволяла ему сдать на права. Увы, вряд ли Ляля сумеет помочь детективу.