Все равно! - Владимир Кусакин

— Тогда начнём!

Ритмично ударяя в бубен я пошёл по кругу, постепенно убыстряя шаг и ритм, остальные подыгрывали мне создавая сплошную линию звука, сначала всё было тихо, но чем быстрее я шёл, тем больший вой сопровождал меня со стороны тайги.

Тогда я побежал, как дикая кошка, вы знаете как бегают дикие кошки? Посмотрите на домашних котов, как важно выхаживают они днём. Хвост трубой и гордые своей силой. У них длинные лапы, они сыты и могут победить любого противника. Потому что у них есть хозяин, который позаботится о них. Они кажутся независимыми и презирают помойных котов, которые питаются тем что найдут или поймают. Они гоняют и бьют их в честной схватке, по крайней мере им так кажется. Но пусть никогда не попадается голодному дикому коту ночью, потому что это их время. Они стелются у самой земли, вытягивая своё тело и непонятным образом укорачивая лапы. Их не видно, они бесшумны, но с жестокостью диких котов не может сравниться ни один зверь. Вот так просто, ни один! Только не ожидайте от них что они будут что-то делать по правилам. Потому что они подлые, хитрые, независимые убийцы. Я люблю их за это.

Страшный вой перешёл в ультразвук, а я стелился по земле, быстро перебирая своими лапами со стальными когтями, передние рвали бубен ударами отбойных молотков, и вдруг… Я плыл по воздуху мимо застывших людей. Проплывая мимо каждого, я ловил их прошлую и будущую жизнь, и было невыносимо видеть как умирают люди, с которыми я только что познакомился. Некоторые дожили до старости, многие — нет. Я посмотрел почему, и увидел. Остановился, и сразу же в уши ударил звон бубнов.

— Всё! — я поднял руку останавливая их. — Дело сделано! Время обеда!

Конечно я был голоден как чёрт, кстати злой дух Амба, старавшийся помешать мне, был голоден тоже, но мы заставили его уйти. Он не получит ничего, по крайней мере не от нас.

— Ты слышал, Великий, как он кричал? — спросил один из них. — Он плакал как ребёнок!

Люди тайги спокойно смотрят на то, что иногда они не возвращаются к своим очагам. Иногда их находят, чаще нет. В этом они отличаются от моряков, на подмогу которым выходят мощные ресурсы спасения. Этих спасать некому. И они знают это. Поэтому я говорил всю ночь, рассказывая как избежать того, что я видел в их будущем. А утром они отвезли меня на станцию, только я не разрешил им приближаться близко к городку, слез с нарт за несколько километров и побежал.

В кармане у меня лежал взятый из шкатулки второй ключ, точно с таким же знаком лука и стрелы. Но он был от другой двери.

Я уже поздравлял себя, подъезжая к Бухаре, всё проходило гладко, как по маслу.

Правда на границе с Казахстаном пришлось вылезать на крышу вагона, хорошо ещё что была ночь, и никто меня не видел, а то совсем уж было нацелился рассказывать сказки о том, какой я монтёр, и натягиваю здесь кабель для усиления хода паровозного котла. Про котёл казахи-погранцы, понятно слышали, каждый день небось шурпу варят, про кабель — тоже, а вот об остальном никакого понятия не имеют, и пришлось бы им верить дяде Жеке на слово. А глаза у меня честные. Было такое. Проверено. Это я насчёт глаз.

В Бухаре, а точнее в Кагане — русском городе, расположенном вдоль железнодорожной линии, поезд стоял десять минут. До самой Бухары — столицы бывшего эмирата, где-то около десяти километров. А там Махалля — старый город и развалины крепости Эмира Бухарского, превращённого в руины Красной Армией под предводительством разбойника Михаила Фрунзе. Вот если посмотреть на замок Монсегюр, который американцы бомбили почти три полных месяца, от забора и до заката, то получите полное представление. Разве что цитадель Эмира пониже будет. А зачем бомбили? Да кто знает? Эмир уже к той поре в Душанбе проживал, а потом в Афганистан уехал, со всей своей казной. А может он маньяк был? В смысле Михаил Васильевич… То что американцы сделали за три месяца, сын фельдшера проделал за три дня, заодно под сурдинку разбомбив более пятидесяти женщин — гарем Эмира. И заработал он на этом ни много, ни мало — высшую тогда награду Республики — орден "Красного Знамени". О библиотеке и разговору нет, какая на хрен библиотека? А вот непростая она была и даже очень. Авиценна писал, что о таких сокровищах научной литературы он никогда не слышал, и не встречал никогда более. Можно ли делать вывод? Сомневаемся? Тогда вот: Фрунзе и после трёх дней осады, закончившейся победой, продолжал бомбардировку цитадели, в центре мирного города. Опять же, стреляли из пушек с боковых улиц, и бомбы с аэропланов кидали довольно аккуратно, чтобы не задеть центральных ворот. А всё почему? Этот прохиндей очень любил ворота, особенно въезжать в них на белой лошади. Представляете картину, он въезжает в ворота, а вокруг ничего-с! Что-то Наполеоновское, согласитесь, в этом есть. Скорее это я болен, если меня это так заботит, после стольких-то лет.

На перроне, старый узбек с грустными глазами продавал манты из грязного, продавленного таза.

— Вкусный манты, с мясом! — восклицал он, обращаясь к отмахивающимся от него спешащих пассажиров.

— Может купить десяток? — подумал я высовываясь из окна.

Узбеки делают манты на продажу, с запахом мяса, остальное как водится лук, а от него никому ещё хуже не становилось.

Напротив, приснопамятный Авиценна советовал: "При перемене места жительства, желательно съесть одну луковицу, дабы устранить вредное влияние чужой воды.

Старик уже заметил меня, замахал руками:

— Иди сюда сынок! Горячий, вкусный, сам делал!

Разгневанная толстуха тащила своего мужа за руку прочь от лотка с криком.

— Ты бы ещё на помойку пошёл поесть, у него же полная антисанитария! Он в этом тазике ноги моет. А потом свои манты туда суёт! И руки он наверное десять лет не мыл! Ах, ты! Мерзавец! — лупила она его своей сумочкой. Мужичок соглашался быстро семеня ножками.

Я выскочил из вагона когда они проходили мимо, и зацепил её ногу в туфле «Прадо», долларов триста, не меньше.

Она повалилась на асфальт визжа от ярости, а я быстро ввинтился в толпу. Рецидивы детства. Бывает. Дед всё видел.

— Спасибо, сынок. Скушай манты!

Он протягивал мне завёрнутую в бумажку большую пельменину.

И совсем у него не грязные руки, в морщинах все, да и тазик чистый, закопченный немного по вмятинам. Так и это понятно. Зачем врать на старого человека?

Фря напомаженная!

— Сколько стоит, ата?

— Не думай об этом, сынок. Я небогатый, ты небогатый, кушай!

Я откусил, точно, один запах.

— Что же ты старче продаёшь? — спрашиваю, — Ведь у тебя в мантах один лук.

Дед принял шутку.

— Зачем так говоришь, один лук? Много-много лук!

Потом закручинился и добавил:

— Где же я мяса возьму, сынок? Время теперь уж больно плохой.

— Ладно, — говорю — Может не всё ещё так и плохо.

Взял ещё девять штук из тазика.

— Значит по двадцать рублей штука, будет двести рублей! Так?

— Конечно так!

Я достал две свёрнутые купюры по сто долларов, и сунул ему в карман. Он и разницы не успел заметить. Паровоз дал гудок.

— Мне пора старина, прощай! Может ещё свидимся.

Развернулся, и налетел на человека в чёрном костюме и таких же очках. Сумка выпала у него из рук. Нагнулся поднять. Молния была чуть расстёгнута, и в образовавшуюся щель вылез ствол автомата… Оглянулся через плечо.

Узбекский мент стоял неподалёку и делал вид что ничего не видел. Это у них традиция такая. Ничего не видеть. Если меня сейчас начнут убивать, он просто повернётся спиной и уйдёт, тем более я чужой, за километр видно.

Я поднял тяжеленную сумку и подал чёрному костюму. Морда азиатская. Узбек или таджик, и он не один. Второй стоит сбоку, как брат-близнец, и рука под пиджаком.

— Извините, — говорю, — Ненарочно получилось. Не видел вас.

— Иди отсюда! — приказал он.

Я пошёл. Когда влезал в вагон, кинул косой взгляд. Они смотрели в какое купе я зайду.

— Надо же так вляпаться! — ругал я себя. — Мальчики на работе. Или оружие перевозят, или заказ имеют на кого-то. Теперь им в любом случае от меня надо отделаться. Интересно гробы здесь продают, или так похоронят в белой тряпке, по мусульманскому обычаю?

Я положил манты на столик и выглянул в окно. Они садились в следующий вагон. Значит скоро придут, километров через сорок. Отъедем немножко, и тут как тут!

Побежал в соседнее купе. Там сидела русачка лет тридцати, с девочкой и пожилой тёткой, видимо тёща, или как там она называется? Едут к папе-офицеру.

— Антитеррористическая операция! — брякнул я с порога. — Просьба соблюдать спокойствие и перейти в дальнее купе.

Мне надо было прогнать их отсюда, откуда я знаю что их не зацепит, если стрельба будет?

Они посмотрели на мою бороду и волосы падавшие ниже плеч, и не поверили.

— Вы что, с ума сошли, молодой человек? — визгливо начала тёща.