Код жизни. Как защитить себя от развития злокачественных новообразований и сохранить тело здоровым до глубокой старости - Джейсон Фанг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главная цель лечения рака – улучшение выживаемости и качества жизни. Подобные пациентоцентричные показатели труднодостижимы и дороги в измерении. Чтобы показать пользу там, где ее на самом деле нет, можно втихую опустить планку, воспользовавшись суррогатными показателями[155]. Для фармацевтической компании положительный результат исследования означает одобрение от FDA и, следовательно, доходы. Но эффективность многих используемых лекарств довольно ограничена; что же тогда делать фармацевтической компании? Повышать цены, конечно же!
Рост цен
В 2001 году, когда иматиниб запустили в оборот, годовой курс стоил $26 400. Да, недешево, но это было в буквальном смысле чудо-лекарство, и оно стоило каждого цента. К 2003 году его продажи по всему миру достигли $4,7 млрд – настоящий мегаблокбастер, который принес производителю огромные, вполне заслуженные доходы. В 2005 году цены (с поправкой на инфляцию) начали постепенно расти – примерно на 5 % в год. К 2010 году цена уже стала расти на 10 % в год, быстрее инфляции[156]. Лучше того, лекарство еще и продлило жизнь многим своим пациентам. Настоящая двойная удача для «Большой фармакологии[157]».
• Больше пациентов, выживающих при ХМЛ = больше покупателей.
• Больше покупателей × более высокие цены = больше денег.
К 2016 году годовой курс чудо-лекарства уже стоил больше $120 тыс. Иматиниб был на рынке уже 15 лет – для медицинской науки это практически древняя история. Это уже было не суперсовременное революционное средство, а стандартное лекарство, о котором рассказывают в медицинских школах. Реальная себестоимость производства, даже с учетом 50-процентной наценки, составляет примерно $216 в год.
Когда у иматиниба появились новые конкуренты, цена должна была упасть. Но случилась странная вещь: цена, напротив, выросла. Ценовая конкуренция – не такое доходное дело, как ценовой сговор, так что цены продолжали и дальше лететь в стратосферу. Дасатиниб, одна из копий иматиниба, стоил даже дороже, чем лекарство, которое надеялся вытеснить[158]. Представьте поддельный iPhone, который продают по цене настоящего! Из-за этого потянулись вверх цены и на сам иматиниб. Цены на лекарства ограничены только платежеспособностью покупателя (в нашем случае – чаще всего налогоплательщика).
Повышение цены на лекарство уже после выхода на рынок сейчас стало обычным делом. В среднем цены на лекарство (с поправкой на инфляцию) вырастают на 18 % через восемь лет после запуска[159], вне зависимости от наличия конкурентов или эффективности. Представьте, что было бы, если Apple до сих пор продавала самую первую модель iPhone, не меняя в ней ничего, но при этом каждый год повышая цену на 18 %. Кто бы захотел покупать такой телефон? Никто. Но больные раком не могут просто отказаться от лекарства. Так что завышенные цены сейчас стали практически стандартом на рынке онкологических лекарств.
В конце 1990-х гг. паклитаксел стал первым противораковым лекарством-блокбастером, продажи которого достигли $1 млрд[160]. В 2017 году, даже чтобы просто попасть в первую десятку, онкологическое средство должно обеспечить ежегодные продажи в $2,51 млрд[161]. В том числе и поэтому средства от рака заняли три места в первой пятерке самых продаваемых лекарств за 2017 год[162].
Самым продаваемым лекарством в 2017 году стал «Ревлимид», производное «Талидомида» – он принес доход в $8,19 млрд. Таких продаж, в общем-то, достичь нетрудно, если месячный курс лекарства стоит больше $28 тыс. «Талидомид», разработанный в конце 1950-х гг., печально знаменит тем, что его назначали беременным как средство от утренней тошноты. Это привело к трагическим последствиям – смертям и деформации конечностей у младенцев, – так что в 1961 году «Талидомид» исчез с рынка. В 1998 году, однако, его ждало перерождение: «Талидомид» одобрили для лечения проказы и, что еще интереснее, множественной миеломы, одного из видов рака крови[163].
В 1950-х гг. «Талидомид» стоил буквально копейки. В 1998 году возрожденное средство продавалось по $6 за капсулу. Всего через шесть лет цена выросла почти в шесть раз, до $29 за капсулу. Лекарство невероятно дешево в производстве: государственная лаборатория в Бразилии продает его по 7 центов (примерно 5 рублей) за дозу[164]. Средняя стоимость годового курса лекарства от рака до 2000 году была меньше $10 тыс. К 2005 году она поднялась уже до $30–50 тыс. В 2012 году 12 из 13 новых одобренных противораковых средств стоили больше $100 тыс. в год. Всего за 20 лет цены взлетели в десять раз – это что-то за пределами разумного[165].
Если прибавить к высоким ценам на лекарства от рака их низкую эффективность, получится, что эффективность затрат на эти лекарства просто ужасно плоха. Допустимой стоимостью одного добавленного года жизни с поправкой на качество (QALY) считается $50 тыс.[166] Затраты на один QALY для скрининга на рак шейки матки составляли меньше $35 тыс.[167] У иматиниба цена была пограничной – $71 тыс. за один QALY. Но вот один QALY для «Регорафениба», лекарства, которое используется для лечения метастатического рака кишечника[168], стоит невероятные $900 тыс.
Цена – это неплохой эвристический показатель для большинства потребительских товаров. Дорогие вещи обычно более качественны. Кроссовки Nike обычно дороже и качественнее, чем кроссовки из магазинов типа «Смешные цены». Но вот в области онкологических лекарств все работает иначе: дорогое лекарство вовсе не обязательно будет лучше дешевого. Многие дорогие лекарства вообще не работают[169]. Очевидно, это огромная проблема, особенно учитывая, что затраты на лекарства – это с большим отрывом самая распространенная причина личного банкротства в США[170].
Мы проигрываем войну
Парадигма рака 2.0 достигла дна. Рак оставался непобежденным, ситуация выглядела мрачной. Миллионы долларов, вложенные в исследование рака за несколько десятилетий, помогли создать множество новых лекарств. Некоторые из них поистине великолепны, но большинство просто фантастически дороги и при этом обладают минимальной эффективностью. Польза небольшая, токсичность высокая, цена –
