Стражи миров - Ильина Наталья Леонидовна

Брови Огастоса поползли вверх сами собой. Непростая девочка оказалась совсем уж непростой…

— Ладно. Деньги у меня есть. Оставь его пока, пригодится ещё, — прокашлявшись, выдал он. — Пойдём поищем, где тебя переодеть и приобрести кое-что в дорогу.

Спустя час Чару было не узнать. Бежевые брюки из тончайшей прохладной кожи морского змея, лёгкая широкая белая блуза, волнами играющая на горячем ветру, и мягкие ботиночки с позолоченными пряжками — так шикарно она не одевалась никогда. В ярко освещённой примерочной богатой лавки девушка аккуратно причесала волосы перед серебряным зеркалом и затянула кончик косы бежевой тесьмой, которую жирный хозяин лавки преподнёс ей в подарок. Там же Огги присмотрел для неё небольшую торбу из кожи, подходящей по цвету к брюкам. Тот же заплечный мешок, но гораздо прочнее и, конечно, приличнее её собственного. Он переоделся и сам, со вкусом, к которому Чара не привыкла у мужчин. Тёмно-синие брюки из той же кожи и бежевая рубаха, отлично сидящие на долговязой фигуре, только подчеркнули его и так несомненную принадлежность к господам этого мира.

Они ехали в добротном пассажирском фургоне, который неспешно тащила четвёрка крепких лошадей. Каждые три часа фургон останавливался у постоялых дворов. Пассажиры менялись, обедали, разминали ноги.

Назвать эту поездку утомительной Чара бы не осмелилась. За свободно колышущимися занавесями проплывали потрясающие виды южного побережья: бесконечные сады, невысокие замки и богатые дома среди аккуратных посадок. Попутчики принадлежали к тому же классу, который изображали из себя Чара и Огги, с разговорами не лезли. Да и Чара с Огги говорили только во время стоянок. Он рассказывал про деспотичного отца и попытку заняться чем-то не совсем законным, которая провалилась, она — про дальнего дядьку, который вёз её бог знает куда к своей большой семье, потому что, кроме умершего отца, у неё тоже никого не осталось. Вот только заберёт, де, долг, который принадлежит отцу, и станет свободной птицей.

Чара врала взахлёб и чувствовала, что Огги привирает тоже, но сделать ничего не могла — ей нужен был провожатый в этом чужом краю, а он отчего-то согласился им быть…

В первую же ночёвку она с громадным облегчением убедилась, что спутник не собирается посягать на неё, как на женщину — комнатка с двумя кроватями имела ещё и ширму, которую Огги демонстративно растянул между ними. Вот только ночью она проснулась мокрая от слёз, а её обнимали чьи-то тёплые сильные руки. И гладили по голове. Но, кроме того, что он дал ей напиться и шёпотом рассказывал какую-то дурацкую историю про двух глупых пастухов, пока она не заснула — ничего не случилось.

Огги же проворочался до утра. Девушка вскрикивала в ужасе от своего сна — бывает. Но она вскрикивала на совершенно незнакомом ему языке. Не наречии, которых имелось множество, нет. Это был плавный, текучий язык, не имевший ничего общего с любым из наречий Ариса.

От городка в низине, из которой не было видно моря, к плывущим в утреннем мареве крышам и башням Тан-Люриса вверх по холму вела широкая мощёная дорога. По ней шли пешие, двигались всадники и проносились богатые экипажи. Огги и Чара отправились пешком. Она взяла у него несколько монет пропускных и оставила ждать, пообещав вернуться так скоро, как сможет…

Он дожидался её за высокой городской стеной, белокаменной, режущей глаз своим великолепием. Ждал весь день, провожая неторопливое движение солнца по небу.

Вот оно миновало зенит и направилось к неспокойным водам моря.

Вот прошло полпути, удлинив тени островерхих деревьев, разлиновав дорогу серыми полосами.

Вот приготовилось нырнуть в пучину, подарив небу прощальные отблески.

Он ни о чём не думал, готовясь сдержать своё слово. Стена отдавала спине дневной жар, а с моря потянуло прохладой…

Чара появилась неожиданно и тихонько присела рядом.

Огастос протяжно выдохнул:

— Ну? Ты сделала то, что должна была?

— Спасибо тебе. Спасибо, что не ушёл.

Девушка была неестественно спокойна. Лихорадочная торопливость прошедшего утра исчезла, словно её и не было.

— Нам нужно уходить отсюда. Где-то переночевать…

Огастос расправил плечи, поднимаясь. Она снова зависела от него, а то, что померещилось ему ночью… просто померещилось, и всё.

До маяка они добрались уже под светом Рунис, сиявшей здесь, на границе двух стихий, особенно ярко. В домике смотрителя, мага Огня, горел свет. Сам смотритель был в башне маяка, но его жена, пухленькая, ещё не старая женщина, радушно захлопотала вокруг заблудившихся путников. В маленьком жилище царил уют, на стенах красовались полотна с вышивкой — хозяйка оказалась рукодельницей. Она накормила нечаянных гостей вкуснейшими пирогами и отправила спать на чердак, в крохотное оконце которого заглядывала любопытная луна.

Огастос, едва сдерживая усмешку, послушно отвернулся, пока Чара укладывалась в уголке. За эти дни он с сожалением убедился, что девушка не вызывает в нём плотских желаний. Что служило тому причиной — её внешняя хрупкость (ему нравились девчонки покрепче) или внутренняя сила, которой у него самого не было, — он не знал. Впрочем, в его планы и не входило вступать с ней в связь до… пока. Пока он не определится со своими намерениями.

Чара нырнула под тонкое одеяло и свернулась калачиком, силясь подавить нервную дрожь. Половинка того, что Великие Маги называли Источником, смирно лежала в её заплечном мешке. Девушка закрыла глаза, и прошедший день развернулся перед ней веером воспоминаний.

…Сделаться невидимой оказалось проще простого. Люди смотрели мимо, главное было избегать прикосновений. Город за стеной был прекрасен: дома из белого и розового камня; арочные окна, забранные резными каменными решётками вместо стёкол; серо-розовое мощение широких улиц… Юг Ариса жил куда богаче, чем Чара могла себе вообразить. И над этим великолепием возвышался замок Крейс, увенчанный посеребрёнными, сияющими на утреннем солнце куполами четырёх башен, зеленеющий растительностью на террасах, расцвеченный мозаикой наружных стен…

…Охраняемый Псами, притаившимися в тенистом парке. Псы — не люди, им глаз не отведёшь. Чара понятия не имела, как выглядят эти твари, но судя по тому, что она о них слышала, бояться стоило.

Она обошла невысокую, чуть выше её подбородка, каменную ограду изумительной резьбы, где через каждые восемь шагов повторялся замысловатый вензель охранного слова, дышащий грозной силой. Впрочем, эта сила ничем не угрожала самой Чаре. Чужая магия никакого воздействия на девушку не оказывала, словно она и впрямь была настоящим Стражем. А вот Псы — совсем другое дело. Едва она, убедившись, что за ней никто не наблюдает, перелезла в сад, из тени ближайшего дерева на неё без единого звука надвинулось настоящее чудовище. Серо-чёрное косматое длинное тело на длинных лапах, увенчанное огромной головой с мохнатыми треугольными ушами. Жёлтые глаза неведомого зверя нехорошо блестели, а верхняя губа приподнялась, показав удивительно белые клыки, каждый размером с её любимый метательный нож… Весил Пёс раза в два больше Чары, и были они почти одного роста. На мгновение её охватило необычное, животное чувство — ужас, такой чёрный и древний, что почти парализовал девушку. Но внутренний голос прошелестел: «Коснись его, отпусти его…»

Чара механически подняла заледеневшую ладонь и протянула к жуткой морде. Пёс отпрянул, но кончики пальцев успели дотронуться до влажного носа. Из ниоткуда родилось лёгкое, словно дуновение ветерка, слово, освободившее скованную душу зверя. Пёс пошатнулся, словно от толчка, и осел на задние лапы. Холодный огонёк в его глазах погас, сменившись изумлённой болью — Чара от неожиданности прикрыла ладошкой рот: чудовище было разумно!

Оно посмотрело ей прямо в глаза и проворчало: