Всем сестрам по серьгам - Инна Туголукова

Она пекла невиданные торты, готовила замысловатые салаты и обожала красивую посуду и все эти милые штучки, изысканные пустячки, которые так украшают квартиру, ласкают взор и греют душу.

Но, таская сумки, воюя с пылью, стирая, гладя не уменьшающиеся груды белья и неустанно набивая утробы троих своих прожорливых мужиков, Надежда Никитична никогда не забывала о себе любимой. Не в этом ли заключался секрет ее неувядающей привлекательности?

Она стриглась у модного парикмахера, регулярно делала маникюр с педикюром, ходила в сауну и секцию «Здоровье» при местном спортивном клубе, своевременно посещала зубного врача и грамотно лечила немногочисленные, к счастью, недуги. Но, лелея собственное тело, Надежда Никитична всегда помнила о душе — много и с удовольствием читала, была в курсе политических, светских и культурных новостей, обожала путешествовать, посещала выставки, ярмарки и концерты и являлась страстной театралкой, не пропускающей ни одной премьеры. Муж и сыновья ее боготворили, эксплуатируя нещадно.

Конечно, были и в ее буднях горькие минуты, неблагодарные родственники, злокозненные коллеги, завистливые подруги и разные сложные обстоятельства, но Надежда Никитична умела отделять зерна от плевел и стряхивать у порога дома шелуху жизни.

Домашние заботы стряхнуть не получалось, да она и не пыталась этого делать и философски осмысливала каждую сердечную занозу, прежде чем вырвать ее твердой рукой или оставить, дать зарубцеваться.

Конечно, холостяцкое прозябание взрослых сыновей чрезвычайно ее огорчало. А еще больше печалило отсутствие внуков — Надежда Никитична страстно мечтала стать бабушкой. Она представляла, как прижимает к груди тяжелое теплое тельце, как при виде ее лица открывается в беззубой улыбке слюнявый ротик, таращатся круглые глазенки, а громкий рев, бессмысленный лепет и веселое гуканье звучали для нее одинаково дивной музыкой. А эти ручки с перевязочками, крохотные пальчики, судорожно сжимающиеся в кулачок, мягкая резиновая попка, которую только и можно целовать из соображений гигиены, эти розовые упругие пяточки, нежный пушок на тяжелой головке и слабый стебелек шейки…

Ах, как она хотела иметь внуков! Ну хотя бы одного! Толстого краснощекого бутуза-мальчишку или тоненькую девочку с льняными волосами, ласковую и игривую, словно шаловливый котенок. Уж она бы нашла для них силы и время: гуляла, кормила, заправляя ложечку с кашкой в распахнутый, как у птенца, ротик и аккуратно подбирая остатки с чумазого подбородка. Мыла в ярком корытце, поливая тельце теплой водичкой, укладывала в нарядную кроватку, обязательно под светлым пологом! И пела колыбельные песни:

Котик, серенький коток,Котик, тепленький бочок.Приди, котик, ночевать.Нашу деточку качать.

Уж как я тому котуЗа работу заплачу,Дам кусочек пирога,Бутылочку молока…

Уж она бы не стала раздраженно отмахиваться от бесконечных вопросов, терпеливо объясняя пытливому крохе огромный неведомый мир. И читала, читала, читала бы замечательные детские книжки с картинками, коих собрала уже целую библиотеку.

Но что она может сделать с двумя своими оболтусами? Ровным счетом ничего. Даже поговорить на запретную тему, поскольку это, видите ли, их личное дело. И вот теперь, когда сама судьба посылает ей сразу троих малышей, один из которых ее родной внук, она должна сделать вид, что ничего не происходит, и отойти в сторонку? «Нет, дорогой сыночек! Как говорится, накося выкуси! И можешь сколько угодно надувать свои небритые щеки». По всему видать, что это их с Николаем Ивановичем последний и единственный шанс, и уж она его не упустит, будьте уверены, использует на полную катушку.

А что ей еще остается? Мишка в Америке, и нарожай он там хоть дюжину ребятишек, ей до них через океан не дотянуться. И на Андрея надежда плохая, а может, и вовсе никакой. И жениться он теперь вряд ли захочет, и от ребенка шарахнулся как черт от ладана. А годы-то идут! А ведь уже не мальчик, хоть и дурак, прости Господи…

Алена эта ей понравилась. Пока только чисто внешне, конечно. И словам Викентия особой веры нет. На работе она, может, и ударница, а в кровать к больному прыгнула. Это как? Викентий-то за нее головой ручается, и допустим, он прав. Только вот слишком хорошо известно, чем на деле кончаются все эти мгновенно вспыхнувшие африканские страсти. Андрей уже один раз обжегся — до сих пор в себя прийти не может.

И в доме у них как будто чисто, но разбросанные повсюду вещи создают ощущение немыслимого беспорядка, а этого Надежда Никитична решительно не терпела. Она могла смириться с пылью — просто не замечать ее, и все дела, но захламленная кухня приводила ее в ярость. Она уже давно поняла, что быстрее и проще все сделать самой, чем постоянно дергать детей и мужа, получая в ответ гневную отповедь и нулевой результат. Да, уютный дом — это не просто. Но ребенок должен с детства приучаться к порядку, а иначе из него вырастет…

«А вот кто из него вырастет, одному только Богу известно», — усмехнулась Надежда Никитична. Вон Мишка с рождения ел на салфеточках, ножом и вилочкой, а попроси его стол накрыть? Хлеб на скатерть, ножа не существует как такового, колбасу порубил на газетке и вперед. Пока идет по квартире, везде отметится: куртку в кресло, галстук на стол, брюки на кровать, носки на коврик.

Андрей не такой. Тем более его покоробит бедлам в квартире. Если он, конечно, когда-нибудь появится в этом доме. А надо, чтоб появился. И надо, чтобы дом этот стал ему мил. И она очень постарается сделать для этого все невозможное и возможное. Уж у нее да не выйдет?

Надежда Никитична цену себе знала, верила в судьбу и считала, что все в жизни предопределено на небесах. Родилась она под знаком Рака в год Свиньи, и счастливое это сочетание, как она полагала, задало тон всей ее последующей жизни, явившись основой несомненного преуспевания прежде всего на семейном поприще. Имелся даже личный гороскоп, составленный астрологом-любителем, прочитав который Надежда Никитична была изумлена невероятным количеством совпадений и верностью оценок. Гороскоп этот она бережно хранила и время от времени перечитывала, то ли подтверждая правильность своих действий, то ли подпитываясь написанным и стараясь соответствовать привлекательному звездному образу:

«Вы можете быть виноградной лозой, — цитировал любитель заморского мэтра Грана Леви[1], — или опорой для этой лозы в зависимости от обстоятельств». Как марсианский мальчик Бредбери, принимающий тот облик, который хотят видеть в нем близкие люди, вы надеваете маску, приятную окружающим.