Мой ректор военной академии (СИ) - Тереза Тур

— Простите, — я стала высвобождаться из кольца его рук.

— Ничего, — он выпустил меня.

Я сделала шаг назад. Мы с ним так и остались в полутьме, чуть разбавленной догорающими угольями камина.

— Я за книгой, — стала почему-то оправдываться.

— С вами все в порядке? — внезапно спросил он.

— Да, — нахмурилась я.

— Вы не очень устали за день?

— Нет. У меня разболелась голова — и я пренебрегла своими обязанностями и отправилась отдыхать.

— Вы посидите со мной? — очень тихо спросил он.

— Хорошо, — согласилась я. И уселась в соседнее кресло.

— Что-нибудь выпьете?

— Может, глоток вишневой наливки.

— Я принесу, не вставайте.

И — пока до меня дошло, что происходит, хозяин дома отправился за рюмочкой наливки для меня — прислуги.

— Вам тяжело приходиться? — спросил он у меня, когда мы выпили.

— Не так тяжело, как не привычно.

— Вам в тягость ваше зависимое положение?

— Вы — хороший хозяин.

Мне показалось в полутьме, или он поморщился?

— Кадеты надерзили вам сегодня…

Я промолчала. Еще не хватало жаловаться.

— Я сделал вывод — что-то упущено в их воспитании. Поэтому их отравили в экспедицию.

Судя по его голосу, придумал он что-то на редкость пакостное.

— Есть мир… Очень неприятный для высокомерных особ. Особенно, если придется неделю побыть в шкуре раба.

— Что? — вскочила я. — Вы продали их в рабство?

— Конечно, нет. Не переживайте за них.

Милорд Верд поднялся и решительно усадил меня в кресло.

— Я их отправил к рептилоидам, которые обязаны мне и моим воинам честью. А это для них больше даже, чем жизнь их потомства. Попросил, чтобы они инсценировали захват в рабство моих кадетов. Рабские ошейники, правда, недельку-другую — не больше — наши высокомерные друзья поносят. Чтобы впредь неповадно было. Но, смею вас заверить, ничего, кроме пользы для молодых людей не будет.

Я покачала головой — интересные у них тут, в империи, модели воспитания.

— Кстати, — продолжил милорд Верд. — При беседе с принимающей стороной, я отметил особо, что мне будет приятно, если граф Троубридж и принц Брэндон получат особенно неприятную, совсем уж унизительную работу. Мне обещали пойти на встречу. И, знаете, рептилоиды — создания очень благодарные. И с очень богатой фантазией.

— И что будут делать представители аристократических родов? Чистить конюшни?

— Вот у вас фантазия развита скудно — так же, как и у меня. Я, кроме чистки конюшен и, простите, отхожих мест, так ничего и не придумал за свою карьеру преподавателя. Но знаете, как ни возмущаются молодые аристократы подобным наказанием, но трогает их это первый раз. Максимум второй. А потом… они привыкают. Вот и приходится пользоваться услугами друзей. Я обратился — добрые ящеры мне подсказали. И теперь мои кадеты трудятся прислугой в занюханной грязной портовой таверне. С рабскими ошейниками — чтобы вкусили всю прелесть зависимой жизни. Только внешность я им подправил на отвратную. Чтобы никто не покусился.

— А у вас проблем не будет?

— Вы о том, что Брэндон — наследник? Так я уже отчитался отцу. Он в восторге. Говорит, что давненько так не делали — а зря. Надо их так воспитывать регулярно. Так что последний курс у молодежи получится интересный. И очень познавательный. Раз уж им просто в моем доме диплом не писался.

И тут мне пришла еще одна мысль в голову:

— А вы откуда знаете, что кадеты вели себя невежливо?

— Я при этом присутствовал.

— В каком смысле?

— Чтобы лучше понять людей, надо посмотреть на них со стороны. Так что я был в гостиной еще раньше них. И наблюдал за их поведением.

— Что? — в голове моей мелькнула мысль — а все ли он видел? Почему-то мне показалась неприятным осознание того, что он присутствовал при том, как граф Троубридж…общался со мной наедине.

— Я все-таки что-то пропустил?

— Скажите, вы умеете читать мои мысли? — насторожено поинтересовалась я.

— Нет, только сильные эмоции. Сегодня, например, вы плакали. Были очень подавлены.

И он посмотрел на меня вопросительно, словно ожидал, что я прямо сейчас начну объяснять причину. Ага, кинулась!

— И вы чувствуете, говорю я правду или лгу? — продолжила я задавать вопросы.

— Совершенно верно.

— А почему вы — другой?

— Что вы имеете в виду?

— Вы ведете себя не так, как другие аристократы. Не стараетесь задеть, оскорбить. Не выпячиваете свою значимость. Относитесь к другим… По-человечески, что ли.

— Вы преувеличиваете, — невесело усмехнулся он. — Мне, конечно, приятно, что вы так думаете, но… В некоторых местах меня совершенно справедливо называют исчадием бездны. Имперским палачом.

— Вы помогли мне и моим сыновьям. Вы заботитесь о Вилли. Вы ровно общаетесь с людьми, что стоят ниже вас по положению. И вам не приятно, когда при вас оскорбляют других.

— Но… на войне я…

— Вы — убивали. Выполняли приказы любой ценой. А теперь мучаетесь угрызениями совести.

— И что это значит?

— То, что вы хороший человек. А еще вы не похожи на аристократов.

— Должно быть, мне слишком от судьбы за это досталось. Когда я только делал первые шаги и пытался доказать всем, что я — несмотря на то, что бастард, на что-то годен. И достоин уважения. А теперь я пытаюсь хотя бы следующее поколение тех, кто будет управлять страной, сделать… по-приличнее.

— Хотя бы непохожими на герцога Борнмута и графиню…не запомнила как ее, — проворчала я.

— Графиню Олмри, — проворчал он. И еле слышно добавил. — И как меня угораздило… Я хочу сказать, что в доме вам ничего не грозит. На вас всегда будет моя защита.

Он молчал. Молчала и я. Чуть потрескивали угли в камине, да стучался дождь в окно.

— Вероника, — позвал меня он.

— Да? — не поднимая взгляда на мужчину, спросила я.

— Мне хорошо, когда вы рядом…

Мужчина протянул руку и провел по моим волосам. Длинная коса рассыпалась по спине. Милорд Верд хрипло втянул воздух. И замер, видимо, давая возможность мне принять решение.

Сердце мое забилось чаще. Но я подумала. Потом подумала еще — быстро и хорошо. И поднялась.

— Спокойной ночи, милорд.

— Вы уходите? — насмешливо спросил он. И тоже поднялся.

— Уже поздно.

— Вы устали?

Он стоял совсем рядом, и я кожей ощущала жар и силу его тела. И мне хотелось… Безумно, нестерпимо…

Но я сделала шаг назад. Потом еще. И еще.

— Спокойной ночи, — пробормотала я. И сбежала к себе.

ГЛАВА 16

Дождь барабанил по стеклам уже неделю. Непрерывно. Без конца и без остановки. То стекал слезливыми каплями, то меланхолично и ласково шуршал, словно подлизываясь, то злобно бил — как будто требуя, чтобы его впустили в дом, обогрели.